Фрейя приняла это. Тогда она еще была послушной девочкой. Но в ней теплилась надежда, что справедливость сможет проступить через слепоту, что люди различат фальшь. Беда в том, что, распознав ее, они не пошли дальше, не захотели выяснить, откуда в чистом источнике появилась ядовитая струя. Фрейе не нужны были аплодисменты, она заранее знала, что в тот вечер она найдет не славу, но презрение. Но это и была цель, ведь это презрение было адресовано Мюриэл. Фрейя принесла себя на алтарь, прилюдно унизив, только чтобы доказать матери, что под бетонным прессом никогда не взойдет ни один росток. Теперь они были квиты. Жизнь продолжалась. Уже без поэзии, но с первым разочарованием сердца.
Я встретила Дилана, а Дилан встретил Фрейю. Именно так, а не иначе. Дилан был нашим черным магнитом. Он сильнее обычного серого, если ты не знал. Все, чего он касается, уже не способно функционировать как прежде. В какой-то момент я верила, что мы сумеем сосуществовать втроем. Но оказалось, что это как смотреться в два зеркала одновременно – от одного все же придется отвернуться. Я пыталась удерживать этот хрупкий баланс, но сломалась, а потом отползла в сторону, чтобы меня не забросало осколками. Они же были вечны. Они простирались. Довлели. Ничто не могло выстоять перед силой их чувств – даже они сами. Фрейя стала сильнее рядом с Диланом, а он стал сильнее рядом с ней.
Но Фрейя страдала. Ей казалось, что она украла мою судьбу. В тот момент я тоже так думала. Мне казалось, что моя любовь осталась гнить во мне, ведь она была моей, я не могла просто выбросить ее за ненадобностью. В то время я не знала, что любовь не теряет волшебных свойств, даже когда случается с кем-то другим.
А потом школа. Окружив себя детьми, Фрейя познала новое счастье. Школьники боготворили ее, ведь она знала их язык. Но, увидев, что она все же сумела собрать себя по кусочкам после смерти Дилана, судьба решила проверить, не разучилась ли она любить. У Тревора было неоспоримое достоинство – он был молод. То, что любая другая приняла бы за сигнал стоп, Фрейя посчитала надеждой. История с Тревором – это попытка пробудить свое тело, услышать его биение, возродить его природные инстинкты. Тревор стал для нее шансом и в то же время подтверждением того, во что она боялась поверить: она не станет матерью. Ее желание перевесило страх осуждения. Она не сумела предугадать, чем эта связь обернется для нее, что один неверно положенный кирпич может разрушить весь дом.
Как она справилась? Как подняла голову и научилась доверять людям или хотя бы притворяться, что доверяет? Она не хотела уходить из школы, но обстоятельства восстали против нее, и она вынуждена была сделать шаг назад, а потом в сторону. В какой момент в ее жизни появилась Соня? Или она была в ней всегда? Так змея в укрытии подкарауливает жертву, чтобы в нужное время совершить смертоносный бросок.
У Сони был план: вечно сиять на пьедестале семьи – многогранный алмаз, сокровище, ничего не могло бросить тень на эту девочку, ни в школе, ни тем более после нее. Гольф, лошадиные выездки, победы в соревнованиях, идеальная внешность, само совершенство. Но на безупречной поверхности этого алмаза появилась червоточинка – любовь к собственному брату. Наверное, поначалу из любопытства, потом ради плотского удовольствия, потом наперекор, а потом по-настоящему.
Генри и Мередит Мэтьюзы так старались вырастить идеальных дочь и сына, что у них почти получилось. Соня выросла в уверенности, что только кровь семьи достойна течь в ее венах. Возможно, в детстве это вызывало улыбку – такая преданная любовь сестры к брату, но потом эта связь перешла в нечто порочное, страшное.
Как скрыть несовершенство? Нужно перевести фокус с себя на нечто, требующее большего внимания, большего осуждения. Необходимо пролить свет на другие ожидания, которые не будут оправданы. Соня, конечно, знала, что Фрейя не способна иметь детей. Она узнала об этом за чаем, в учительской, когда Фрейя плакала на ее плече, делясь причиной, по которой связалась с собственным учеником. Но Соня на время затаила это знание, эту слишком личную тайну. И не сказала об этом никому из членов своей семьи, понимая, что рождение наследника – едва ли не единственное, что потребовалось бы от Фрейи в этой холодной, расчетливой семье. Соня преследовала лишь свои интересы, в которых ей была выгодна золовка, не способная осчастливить Лео появлением наследника. Брат должен был принадлежать единолично Соне, лишь ей одной. Да, Фрейя идеально подходила на эту роль – роль громоотвода, прикрытия. Соня безошибочно угадала, кого выбрать, – безобидную пострадавшую, на которую весь город ополчился за ее проступок – связь с собственным учеником. Фрейя была грешна в глазах Сони, так же, как она сама, и Соня решила, что Фрейя станет молчать. Соня ввела подругу в семью в надежде хотя бы на время засиять как прежде. Она хотела, чтобы кто-то другой стал разочарованием. И этим кем-то стала Фрейя.
Но Фрейя узнала о порочной связи брата и сестры. И об их коварном плане. Наверное, она была раздавлена. Но у нее нашлись силы взять свое в отместку за то, как с ней обошлись. Лео выплатил ее долг. В конце концов, она уже тогда знала, что все кончено. Она готовилась к своему исчезновению.
Наверное, человек верит в любовь, пока не поранится о все до одной ее грани. Сколько таких попыток можно выдержать? Но если человек, пережив их все, еще способен любить, тогда его сердцу ничего не страшно. Фрейя не знала о коварстве Сони, в начале их отношений она и вправду верила, что действительно нужна Лео, но Лео ждал от нее только наследника, которого не мог иметь от собственной сестры. Ему не нужна была жена, лишь некоторые ее функции. Шкатулка, которая оказалась пуста. Когда Мэтьюзы это обнаружили, они не смогли возненавидеть Фрейю, нет, для ненависти нужна хотя бы толика любви. Фрейя просто перестала для них существовать. Каково это, жить и понимать, что ты – функция, что ожидали не тебя, но от тебя.
Что она могла? Извиниться? Ее никто не обвинял. Этот дом завис в тишине, воспитанный, равнодушный дом, где никогда не повышают голос, никогда не произносят упреков. Пустота в пустоте – таков был этот брак. Раздельные спальни, драконово дерево во дворе, несмятая простыня на пустой половине постели – судьба снова оставила Фрейю наедине с собой.
Кто мог поддержать ее? С матерью она порвала связь, а новая мать просто тщательно играла свою роль. У таких, как она, нет ничего, чем они бы могли ударить напрямую – лишь обходные пути и намеки, которые страшнее любого оружия. Она подарила Фрейе место в семейном склепе. Как лучше она могла бы упрекнуть не упрекая? Красивый жест аристократки, принятый в их кругу, но настоящей красоты в нем не было, он был чудовищным, Джош, и цель у него одна – показать, что Фрейя для них уже мертва, что она остается в семье лишь по недоразумению. Они сплотились против нее. Порочные дети объединились с порочной матерью.
И только Генри Мэтьюз, человек, который построил себя сам, оказался неидеальным. Я ездила к нему на судоверфь. Я думала, что он имеет отношение к ее исчезновению. Я почти угадала. Люди, которые строят себя сами, всегда неидеальны, Джош. Генри протянул ей руку помощи. Только он и сумел разглядеть боль, которая билась внутри его невестки, так опрометчиво угодившей в сети, хладнокровно расставленные членами его идеальной семьи. Только он сумел вызволить ее.
Подведи меня к окну, Джош, я боюсь темноты. Но мои глаза еще не готовы к свету, мне нужно сейчас смотреть в черноту, не то я ослепну. Ты готов слушать дальше?
Наверное, ты бледен и не говоришь ни слова, потому что никогда не думал о Фрейе так. Это нормально. Мужчины никогда не думают о женщинах так. Для вас мы непонятны, наши поступки своенравны, и только. Но если бы вы знали о предпосылках…
Ты сказал, что Дилан разбился в дождь. В день, когда Фрейя решила порвать с ним. Ты думаешь, она потеряла его. Нет, Джош, в тот день она потеряла себя. Не я должна найти ее сейчас, а она должна была найти себя тогда. Наверное, ты чувствовал, что жизнь ее тягостна, казалось, ей просто слишком не везет и в ее жизни все идет не так, как хотелось бы, но все это обстоятельства, а причины – вот тебе причины, Джош. Она потеряла самость.
Как причудлива судьба, иногда она посылает нам препятствия, чтобы мы повернули голову, чтобы обратились в себя. И Фрейя обратилась. К источнику, что жил внутри ее всегда, и чем глубже она уходила в него, тем горячее он становился. В нем можно было оплакивать нерожденное дитя, там можно было передохнуть, набраться сил, и там не было голосов, которые зовут тебя не туда.
Она теряла себя по кусочкам, пропадала с каждым событием на своем жизненном пути, исчезала незаметно, слой за слоем, пока остальные наконец не заметили. В том числе и я.
Пришло время ей возродиться, открыться нам. Давай послушаем тишину, вдруг в ней раздастся шепот или крик. Я чувствую, что она совсем рядом, та, настоящая Фрейя. Ты же тоже чувствуешь? Прошепчи ее имя, иначе она снова ускользнет.
Но что это? Луч рассвета уже пробился сквозь горизонт. Придержи ночь, я еще не готова, у меня в запасе есть еще кое-что, ты должен собраться, чтобы услышать это. Я не могу произнести это в одиночестве. Мне нужны свидетели. В тебе течет ее кровь, она донесет мою мысль до нее. Она поймет, когда услышит мое покаяние, где бы она ни находилась.
Отодвинься подальше, мне нужно пространство, в котором я облеку слова в плоть, слова-призраки, мне тягостно от них, они изжили свое, я привезла их сюда и не могу уехать с ними. У меня была мечта… Но нет, об этом не сейчас. Позже, позже. Слушай внимательно, Джош. Смотри мне в глаза и не суди.
Когда люди узнали о ее исчезновении, они решили, что она умерла. Но она и умирала каждый новый раз, сама того не замечая, а когда очнулась… Тогда она начала понимать, что происходит. И ей пришлось обернуться к моменту, когда все началось. Все ведут отсчет с пропажи Фрейи. А она – взяла его от нерождения. Нужно знать, откуда на самом деле все пришло, Джош.