Я пытаюсь незаметно проскочить мимо них, но меня окликает Джек:
— Что ты тут делаешь?
— Я просто бегала.
Я внимательно смотрю на него. Он вроде не злится: наверное, не сообразил, что я видела его с Лорой при входе в парк. А может, ему просто все равно. Он обнимает Лору за талию и широко улыбается. Мне хочется кричать, оттого что он такой расслабленный и счастливый. Кажется, это просто неправильно, ведь папа так тяжело болен. Я пинаю ботинком опилки, и они летят к стене замка.
— Когда ты пойдешь домой? — спрашиваю я. — Скоро стемнеет; ты ведь знаешь, мама будет волноваться.
Джек хмурится, и я жду, что сейчас он скажет мне какую-нибудь гадость; я смотрю ему прямо в глаза, и он сдерживается. Потом слегка кивает, поворачивается к Лоре и что-то ей говорит. Кроуви перебирается по стене замка поближе ко мне.
— Мы видели, как ты бегала, — кричит он мне сверху. — Ты гоняешь очень быстро.
Я еще больше краснею. Он замечает это и смеется.
— Приходи играть с нами в футбол почаще, — говорит он.
Джек наклоняется и хлопает его по руке. Кроуви снова смеется и переползает по стене обратно, к девушке, которую я не узнаю. Джек съезжает вниз по шесту и подходит ко мне.
— Ну что, довольна? — спрашивает он сквозь зубы. Он оборачивается, чтобы попрощаться с друзьями, а я уже иду мимо качелей к выходу.
— Удачи вашему папе! — кричит Лора ему вслед.
— Спасибо!
Джек говорит это таким мягким и высоким голосом, что я его даже не узнаю. Но когда он догоняет меня, его губы уже крепко сжаты, как будто он борется с каким-то внутренним переживанием, не хочет, чтобы оно вышло наружу. Обогнав меня, он решительно направляется к дому.
Глава 48
Сплю я очень плохо. Всю ночь мне снятся лебеди, снится, что папа летит вместе с ними, раскинув руки, словно маленькие, слабые крылья.
Утром я прихожу в спальню родителей. Мама еще спит, одна на их огромной кровати. Но когда я забираюсь к ней, она просыпается.
— Не хочу идти сегодня в школу, — говорю я. — Я буду думать только о папиной операции и не смогу сосредоточиться.
Мама очень глубоко вздыхает и крепко обнимает меня.
— Но это в последний раз, — разрешает она.
Тогда я иду на кухню и делаю тосты. Приходит Джек, садится за кухонный стол и смотрит в окно.
— Малиновка, — говорит он, — в папиной кормушке.
Я подхожу к окну, чтобы рассмотреть получше; птичка не улетает. К ней присоединяется маленькая круглая черная синица и тоже начинает клевать зернышки. Я подхожу совсем близко к стеклу. Синица смотрит на меня своими маленькими черными глазками, а потом отворачивается и продолжает есть. Может, дело во мне? Вдруг у меня есть какая-то особая власть над птицами, поэтому они так странно ведут себя со мной? Опершись о подоконник, я пристально смотрю на синичку, жду, чтобы она снова повернулась ко мне, как мой лебедь. Прижимаюсь носом к стеклу.
— Ты их напугаешь, — говорит Джек.
Не обращая на него внимания, я продолжаю наблюдать за птицами. Смотрю на них так долго, что у меня немеет кончик носа. А птички просто клюют зерна. Малиновка даже не смотрит на меня, ни разу не обернулась. Сдавшись, я прислоняюсь лбом к стеклу. И тогда птицы улетают.
— Я же говорил, — замечает Джек. Он со скрипом отодвигает стул и идет готовить себе завтрак.
Три часа до папиной операции.
Два часа.
Время тянется так медленно.
Я не могу сосредоточиться на домашнем задании, не могу даже написать комментарии про мою летательную модель. В конце концов я сажусь на диван, прижимаюсь к маме, и мы вместе смотрим какие-то жуткие дневные передачи по телику. Я то и дело перевожу взгляд на фотографию на стене: там мы вчетвером в прошлое Рождество. У папы на голове шапочка Санта-Клауса, и, кажется, он выпил многовато джина с тоником. Мы все выглядим такими счастливыми. Когда начинается третье ток-шоу подряд, я уже жалею, что не поехала в школу. Единственное приятное событие за день — сообщение от Гарри о том, что он узнал кое-что о полете птиц.
«Есть! Я нашел точное описание того, как летают лебеди. Теперь мне можно пойти на озеро?;)»
Глава 49
Телефон звонит только после обеда. Мама довольно надолго уходит из гостиной, а когда возвращается, выглядит очень усталой.
— Папину операцию продлили, — говорит она. — У хирургов возникли какие-то проблемы с заменой клапана. Нам сообщат, когда появится дополнительная информация.
— Поехали подождем у дедушки, — предлагаю я. — Оттуда гораздо ближе ехать, если вдруг…
Мама останавливает меня кивком головы.
— Захватим Джека по дороге. Все равно уроки уже почти закончились.
Мама советует мне взять с собой домашние задания, поэтому я прихватываю свою летательную модель. Усевшись на заднее сиденье, я прижимаю ее к себе, как огромного плюшевого мишку. Джек ждет нас перед школьными воротами с телефоном в руке.
У меня внутри все сжимается, пока мы едем через город, а потом по кольцевой. Я приоткрываю окно, совсем чуть-чуть, и мне в лицо дует холодный ветер. Мы сворачиваем на дедушкину улицу, и машина буксует, проезжая через лужу. Джек хватает свой рюкзак, я беру крылья, и все вместе мы входим в дом.
Дедушка варит кофе. Теперь мы все садимся на диван и смотрим дурацкий телевизор. Джек достает телефон и начинает строчить сообщения. Я тоже достаю свой, чтобы написать Гарри, но меня хватает только на «Папа все еще в операционной». Не знаю, что еще можно сказать. Подумав, я сохраняю сообщение, но не отправляю. Мамин телефон лежит на краю дивана. Он звонит примерно час спустя. Дедушка сразу же выключает телевизор, и мы все прислушиваемся к разговору. Повесив трубку, мама вздыхает.
— Они наконец поставили новый клапан, — говорит она. — Но должны продержать папу под пристальным наблюдением еще несколько часов. Меня просят приехать.
Я обнимаю ее за талию.
— Можно мне с тобой? Так хочется увидеть папу.
Мама гладит меня по волосам.
— Пока никого, кроме меня, к нему не пустят. Но я позвоню вам, как только появятся новости.
И она уезжает в больницу.
Джек поднимается в гостевую комнату, подальше от моих и дедушкиных ушей, чтобы спокойно поговорить по телефону. Я сажусь на ступеньках лестницы, чтобы подслушать, но он все равно не говорит ничего интересного, просто много раз повторяет «да», «конечно» и «позвоню тебе завтра». Готова поспорить, что он разговаривает с Лорой.
Я возвращаюсь в гостиную и подсаживаюсь к дедушке; он смотрит новости. Безработица выросла, а птичий грипп добрался до России. Дедушка смотрит в экран, но, кажется, не понимает, что там происходит. Наверное, теперь он чувствует себя ужасно оттого, что не остался тогда в больнице и не повидался с папой. Я достаю альбом и принимаюсь рисовать моего лебедя. А сверху рисую других лебедей в небе. Это остальная стая. У папы есть теория о том, как они добираются сюда каждый год. Он думает, они чувствуют некое притяжение к месту своего назначения, как будто их ведет в нужном направлении какой-то внутренний магнит. А еще, по словам папы, у всех лебедей-кликунов огромное сердце — для того, чтобы преодолевать такие длинные расстояния.
Я откладываю карандаш. Не хочу думать о сердце. Поэтому я отправляюсь в сарай и принимаюсь там копаться в куче дедушкиных старых вещей. Нахожу велосипеды, которые видела здесь в прошлый раз. Выкатываю один из них в проход. Он старый и скрипучий, с паутиной между спицами, но все еще в рабочем состоянии. Даже шины не до конца сдуты. Я пробую покататься по сараю, но это сложно: повсюду столы, коробки и всевозможное барахло. Проезжая мимо операционного стола, я замечаю, что чучела лебедя там уже нет. Значит, дедушка куда-то его убрал.
Через некоторое время звонит мама: она до сих пор не смогла увидеть папу.
— Возникла новая проблема, — говорит она. Ее голос звучит тихо и как бы издалека, словно она звонит нам из другой страны. — Папу снова подключили к аппаратам. Нужно еще раз все проверить.
— А можно мы приедем и будем ждать в больнице вместе с тобой? — спрашиваю я.
— В этом нет смысла. Даже когда папина операция закончится, он будет спать еще несколько часов. Вас к нему не пустят, и вы просто будете маяться от скуки.
Я думаю о Гарри, который ждет меня в своей палате, о лебеде на озере.
— Я не буду скучать.
Но мама не разрешает мне приехать:
— Ложись спать, я позвоню утром. Не волнуйся, все будет хорошо.
Но спать я не собираюсь. Как можно сейчас уснуть?! Мне хочется пробежать весь путь до больницы, чтобы вдохнуть в папу жизнь.
— На этот раз я сплю в гостевой комнате, — говорит Джек.
Дедушка смотрит ему вслед, не зная, сердиться или нет.
— Хочешь, отдам тебе свою кровать? — спрашивает он.
Я качаю головой. Мне неважно, где лежать: я все равно буду думать о папе. Дедушка выключает свет на первом этаже. Я лежу на спине и смотрю в темноту. Диванный подлокотник пахнет томатным супом, а в лопатку мне впивается пружина.
Повернувшись на бок, я смотрю на лебединые крылья на кухонном столе. На перья из окна падает лунный свет, отчего кажется, будто они светятся, как крылья на иллюстрациях в книжке со сказками Андерсена.
Над головой слышен скрип: дедушка и Джек ходят наверху. До меня доносится шум воды в туалете, гул водонагревателя. Потом все звуки стихают, и я достаю телефон. Нахожу недописанное сообщение для Гарри и заканчиваю его: «Папа все еще в операционной, я не могу уснуть. Так хочу оказаться сейчас в больнице! Ты не спишь?»
Нажимаю на кнопку «отправить». Через несколько секунд телефон начинает звонить. Я поспешно отвечаю, чтобы остановить сигнал. При звуке его голоса у меня в животе словно начинают порхать бабочки.
— Приезжай, — говорит Гарри.
Сначала я думаю, что ослышалась.
— Ты о чем?
— Приезжай в больницу и приходи ко мне.
Я встаю с дивана, перехожу в кухню и закрываю дверь.
— Ты шутишь?
— Никто не узнает. Я скажу тебе код от двери, и ты сможешь войти. Навестишь меня и будешь тут ждать новостей от папы. Тогда ты сможешь увидеться с ним сразу же, как только он придет в себя.