— Приходи к нам в парк, когда сможешь, — говорит Лора. — Нам нужны еще девочки в компанию.
Джек в шутку толкает ее в бок.
— Ты что, хочешь подружиться с моей младшей сестренкой? — и первым смеется.
Я думаю о том, как это будет — сидеть с ними вместе на самом верху этой деревянной площадки-замка; мне хотелось бы привести с собой и Гарри, когда ему станет лучше.
— Ага, — отвечаю я.
Когда Лора уходит, мы с Джеком садимся на верхней ступеньке лестницы, чтобы встретить папу. Брат все косится на меня, ожидая, что я что-нибудь скажу.
— Она милая, — говорю я и смеюсь.
Он обхватывает рукой мою шею и зажимает голову у себя под мышкой.
— А какое мне дело до того, что ты думаешь?
Но ему есть до этого дело. Иначе он не позвал бы Лору сегодня к нам. Тут к дому подъезжает мамина машина, и мы вскакиваем, чтобы помочь папе выбраться. Он все еще очень слабый, бледный и худой, но зато улыбается. Джек хрюкает, как поросенок, пока помогает папе добраться до двери.
— Джек! — строго говорит мама.
— Но это же правда, — возражаю я. — Папа теперь наполовину поросенок!
Когда папа входит в кухню и видит наш плакат и шарики, он не может сдержать своих чувств. Начинает плакать и смеяться одновременно.
Я стою позади него, обхватив руками за пояс. Я так счастлива, что он вернулся.
Глава 71
В следующую пятницу я получаю сообщение от Гарри: «Я могу поехать! Только нужно будет взять маму и медсестру и ехать на больничной машине».
Я улыбаюсь и пишу в ответ: «Завтра?»
Не могу поверить, что ему удалось добиться разрешения. Видимо, помог аргумент «Через неделю я могу умереть».
Мы отправляемся на следующее утро. Папа ждет в машине, а мы с мамой встречаем Гарри у входа в больницу. Он в кресле-каталке, укутан в гору одеял, на голове у него по-прежнему дедушкина шапка. С ним женщина с такими же рыжими волосами и яркими глазами каштанового цвета. Это, конечно, его мама. Она тоже сразу понимает, кто я.
— Я о тебе много слышала, — говорит она и подмигивает Гарри, а он сразу становится красным как рак.
Мама смеется, и я прекрасно знаю, что она сейчас скажет.
— А я много слышала о Гарри.
Я рычу, а потом иду прямо к Гарри, а мамы пусть болтают о чем хотят.
— Как ты? — спрашиваю я, присаживаясь на корточки рядом с ним.
Он улыбается.
— Собираюсь снова посмотреть на твоего лебедя.
К нам подъезжает медсестра на совершенно обычной с виду машине, на которой сбоку виден значок скорой помощи. Она подкатывает к ней кресло Гарри, и он с трудом пересаживается на заднее сиденье. Медсестра складывает кресло-каталку и кладет его в багажник. Мама Гарри открывает пассажирскую дверь, а потом останавливается.
— Поехали с нами, Айла.
Мама подталкивает меня к ним:
— Давай. Папа не обидится.
Я сажусь рядом с Гарри. Как только я оказываюсь в машине, он тянется ко мне и крепко хватает за руку. Мне немного стыдно, но мама Гарри смотрит в окно и делает вид, что ничего не замечает.
— У тебя горяченная рука! — говорю я, удивляясь и волнуясь одновременно.
— Все нормально, я пока не умираю, просто у меня в ногах две горячие грелки, — объясняет он. — Меня хорошенько запаковали.
Потом он наклоняется вперед и обращается к медсестре:
— А на этой штуке есть сирены?
Сестра улыбается и качает головой.
— Это же не настоящая скорая помощь, Гарри.
И я этому очень рада. Не хочу больше никогда ездить на скорой. Поворачиваю голову и смотрю назад. Мамина машина едет за нами. Папа корчит нам рожи с пассажирского сиденья, потом начинает посылать воздушные поцелуи.
Я поскорей отворачиваюсь, чтобы Гарри не заметил его шуточек.
До дедушкиного дома совсем недалеко. Больничная машина медленно едет по подъездной дорожке, чтобы не сильно трясти Гарри. Дедушка ждет перед домом. Он сжимает руки, явно немного волнуясь. Может, дедушка и замечает, что у Гарри на голове его шапка, но вслух ничего не говорит.
— Я проделал дыру в изгороди, — говорит он медсестре. — Чтобы можно было провозить кресла-каталки. И постарался выровнять дорожку.
Гарри вылезает из машины, и, пока сестра готовит для него кресло, я стою рядом. Обернувшись, вижу, что мама из своего багажника достает второе, такое же.
— Это для папы, — объясняет она и подвозит кресло к пассажирскому сиденью. — Он ни за что нас не простит, если мы оставим его здесь.
Медсестра смеется:
— Ну и прогулочка у нас получается. Надеюсь, лебеди того стоят.
Мы с Гарри обмениваемся взглядами. Если бы они только знали. Я не выпускаю его руку.
Мы движемся через поле: впереди — Гарри с медсестрой, а мы с его мамой идем рядом. В нескольких метрах позади нас мама везет в кресле папу. Дедушка замыкает шествие. Он сделал очень удобную дорогу для кресел, учитывая, какая твердая и неровная здесь почва, но Гарри все равно морщится, когда кресло немного трясется.
Только завидев нас, лебеди начинают кричать, и их голоса разносятся далеко вокруг. Услышав крики, мама Гарри вздрагивает.
— Это они, — говорит ей Гарри, — лебеди.
Она удивленно смотрит на него:
— Откуда ты знаешь столько всего о птицах?
С поля взлетает стая скворцов, и, когда они все разом разворачиваются, их крылья ярко блестят. Мы останавливаемся, чтобы посмотреть на них. Они трещат, словно игрушечные. Гарри снова морщится, как только сестра сдвигает его кресло с места, а его мама наклоняется, чтобы получше подоткнуть ему одеяла.
— Мы побудем тут совсем недолго, — говорит она. — Просто посмотрим на того лебедя и поедем, да?
Потом она переходит на шепот и спрашивает, как он себя чувствует. Она не сводит глаз с его лица.
Я оборачиваюсь и смотрю на папу, чтобы понять, хорошо ли чувствует себя он, но с ним точно все в порядке. Чем ближе мы подходим к воде, тем шире он улыбается. Он поворачивает голову, чтобы поговорить с дедушкой.
— Их здесь должно быть около двадцати, — говорит он. — Как они все размещаются на озере?
Дедушка улыбается:
— Как-то справляются. Я вырвал сорняки, где мог, так что теперь у них больше места.
Я жду, чтобы они поравнялись со мной.
— Я впечатлен, — говорит папа, бросая взгляд на Гарри. — Смотреть на птиц на первом свидании! И вдобавок он уже познакомился с твоей семьей.
— Папа! — Я строго смотрю на него, чтобы он замолчал. Мама тоже бросает на него суровый взгляд. Но его глаза уже обращены к небу. Он наблюдает за маленькой птичкой, отчаянно хлопающей крыльями у нас над головами.
— Юрок! — говорит он, показывая пальцем на птицу.
Я поднимаю голову и замечаю белое пятнышко на грудке у птицы. И бегу вперед, чтобы показать ее Гарри.
— Я нашла одну из твоих птичек! — кричу я ему.
За моей спиной папа достает бинокль и начинает высматривать других птиц. Одновременно он разговаривает с дедушкой, рассказывает ему о письме, которое только что отправил в совет, по поводу новой линии электропередачи. Дедушка что-то бормочет в ответ.
В воздухе сильно пахнет землей и мхом, но сегодня не холодно. Это один из тех редких зимних дней, когда светит яркое теплое солнце, — настоящий подарок.
Мы подвозим Гарри и папу как можно ближе к кромке озера. По всей водной глади рассеялись фигурки лебедей. Гарри внимательно осматривает стаю, а я уже увидела ее. Она в самом центре, перья у нее уже стали гораздо белее. Птица выглядит почти так же, как остальные, но я точно знаю, что это она. Она смотрит на меня своими глубокими темными глазами, и во мне снова возникает желание находиться рядом с ней. Я знаю, что Гарри сейчас смотрит на меня.
— Это она? — шепотом спрашивает он.
Я киваю. Юная самочка отделяется от стаи и направляется в нашу сторону. Когда она подплывает к нам, я ощущаю в груди странный трепет. Птица похожа на волшебное существо, пришедшее к нам прямо из сказки. Ее новые перья блестят, словно латы. Взглянув на Гарри, замечаю, что его щеки порозовели. Я наклоняюсь к нему и обнимаю, не думая о том, что его мама и мои родители сейчас прямо у нас за спиной. Дедушка выходит на берег и садится на корточки рядом со мной. Он тоже неотрывно смотрит на нашу птицу. На его лице задумчивая улыбка, и мне кажется, что он вспоминает бабушку. Наверное, дедушка ни разу не наблюдал за птицами после ее смерти.
Чтобы доплыть до нашего берега, лебедю требуется всего несколько секунд. Она выбирается на сушу. Мама Гарри сразу подается вперед и кладет руки на ручки кресла-каталки, но Гарри отмахивается от нее.
— Лебедь не сделает нам ничего плохого. Поверь мне, — говорит он ей.
Мама Гарри никуда не отходит и смотрит взволнованно. Лебедь распрямляется во весь рост всего в метре от нас. Слышно, как ойкает медсестра, да я и сама поражена тем, насколько огромна эта птица. Она так сильно выросла за последнюю пару недель, превратилась во взрослую самку лебедя. Она подходит еще чуть ближе, и мама Гарри непроизвольно откатывает кресло немного назад. А я, наоборот, подхожу к ней.
Лебедь прижимает клюв к тыльной стороне моей ладони. Он влажный и холодный. Холодок поднимается у меня вверх по руке. Я глажу ее по голове, и она закрывает глаза, прижимается ко мне, гортанно урча. Птица поднимает на меня глаза, и я, кажется, понимаю, о чем она думает. Потом она шлепает обратно по берегу и плюхается в воду. Приподнимается над поверхностью и бьет по воде крыльями. Я смотрю на Гарри.
— Давай, — говорит он. Он тоже увидел, как смотрел лебедь, и понял, что это значит.
Папа тоже кивает мне, улыбаясь до ушей.
Я делаю несколько шагов вперед. Медсестра и мама Гарри, наверное, подумают, что я спятила, но мне все равно: я пускаюсь бегом. Знаю, что она от меня не отстанет. Мои шаги становятся все длиннее, и я слышу шлепающий звук: это ее ноги, поднимаясь на поверхность, бьют по воде. Другие лебеди уступают ей дорогу, а из зарослей камыша беспокойно взлетает кряква. Я еще прибавляю скорости, и мои кроссовки стучат по земле в такт ударам ее крыльев. Я поднимаю и опускаю руки. Лебедь отрывается от поверхности и одним сильным, плавным движением взмывает в небо, сразу поджав под себя лапы. Я снова чувствую в груди странное волнение, непреодолимое желание быть там, с ней, наверху. Пробегаю еще немного, смотрю, как она все выше и выше поднимается у меня над головой. Одно длинное белое перо, кружась, падает с высоты и опускается прямо у моих ног. Наклонившись, я поднимаю его. Это первичное маховое пер