— Хорошо сказано. Иногда это действительно бывает необходимо.
С заседания Общества изучения живой природы я вернулась в состоянии глубокого внутреннего неудовлетворения. Мисс Темплтон казалась расстроенной, а я никак не могла взять в толк, что стало тому причиной. Ведь поначалу она явно была рада видеть меня. Она даже отвела меня в сторонку, чтобы поговорить без помех, но, когда я уходила, она сделала вид, будто не замечает моего ухода.
Я просто не знала, что и думать.
Я вспомнила, как она предостерегала меня, говоря, что чем меньше я стану рассказывать мистеру Тримблу о своих делах, тем будет лучше, но я не представляла, к кому еще можно обратиться с подобным вопросом, и потому выложила ему все начистоту.
Он ответил не сразу:
— Итак… вы полагаете, что она рассердилась на вас?
— Мне так кажется. Но я не знаю, за что.
— Быть может, вы что-нибудь сказали ей?
Я постаралась припомнить наш разговор: сплошные пустяки, там не из-за чего было сердиться.
— Нет… нет. Я так не думаю.
— О чем вы говорили?
— Об экскурсиях Общества изучения живой природы и миссис Лейтон. А потом я заметила мистеру Стенсбери, что, быть может, он сумеет помочь мисс Темплтон со скандалом, который она планирует устроить, и…
— Стойте. Теперь поподробнее. Что именно вы сказали насчет скандалов?
— В общем… – Как же все это было на самом деле? – Мистер Стенсбери обронил, что в свое время совершал вещи, о которых теперь предпочел бы не упоминать, хотя в последнее время никаких скандальных поступков за ним не числится. И тогда я предположила, что, раз уж он так близко знаком со скандалами, то пусть посоветует что-либо мисс Темплтон, которая как раз его и планировала.
— Пожалуй, я понял, что именно пошло не так. – В глазах его появился непривычный блеск, а зубы он стиснул так, что на скулах проступили желваки.
— В самом деле? А я – нет. Я по-прежнему ничего не понимаю. Я поддерживала разговор. Задавала вопросы, причем именно так, как вы и говорили, и…
— В скандалах, мисс Уитерсби, самое пикантное – то, что говорить о них неприлично и предосудительно, и потому воспитанные люди о них не говорят. – Надо заметить, излагал он свои мысли как всегда четко и убедительно.
— Никогда?
— Никогда.
Я надолго задумалась:
— Но если говорить о скандалах воспрещается, то никто и не узнает о том, что нечто скандальное имело место в действительности. – Была во всем этом какая-то неувязка. – Ведь кто-то где-то должен же о них говорить, иначе вообще не было бы никаких скандалов.
— Пожалуй, я должен сделать поправку: о скандалах можно говорить, но не на людях, тем более не с людьми малознакомыми или посторонними.
— А я и не была с посторонними. Я была с мисс Темплтон и мистером Стенсбери.
— О скандалах можно говорить, но не в смешанном обществе.
— Значит… если бы я была с мисс Темплтон, и к нам бы подсела еще какая-нибудь дама, или миссис Лейтон осталась бы с нами, я могла бы попросить ее помочь мисс Темплтон с ее скандалом?
— Учитывая, на какой стадии находятся ваши навыки поддержания разговора, я бы предложил вам не говорить о скандалах вообще. В любой форме. И в любой компании.
— Я всего лишь пыталась помочь.
— А я подозреваю, что добились лишь того, что поставили свою подругу в неловкое положение.
— В самом деле? Вот как! Но я вовсе этого не хотела. И что мне теперь делать? Должна ли я буду сказать мистеру Стенсбери, что его помощь не требуется?
— Думаю, что вам следует извиниться перед мисс Темплтон за то, что сделали достоянием гласности ее намерения учинить скандал, и более никогда не вспоминать об этом досадном инциденте в разговорах с мистером Стенсбери.
— Я чувствую себя гадко. Я вовсе не хотела унижать ее.
— В последнее время мисс Темплтон проводит в вашем обществе довольно много времени, так что, думаю, она все поймет.
Я тоже на это надеялась, хотя и беспокоилась, что получится как раз наоборот. В книжке об этикете, которой она меня ссудила, должен быть раздел о скандалах. Но, если он там и наличествовал, я умудрилась пропустить его.
Я направилась в коридор, чтобы исправить свою ошибку. Но не успела я сделать и шагу, как мистер Тримбл вновь заговорил:
— Мне вдруг стало интересно… какой, собственно, скандал намеревалась учинить мисс Темплтон?
— Речь идет… – Я вовремя спохватилась и оборвала себя на полуслове. – Вы коварны и хитры, мистер Тримбл. Вы ведь испытываете меня, не правда ли? Будьте покойны, этот урок я усвоила накрепко. Вы – смешанная компания, и во второй раз я не сделаю той же самой ошибки.
— Дело не в этом. Просто мне стало любопытно, что могла задумать такая девушка, как мисс Темплтон…
— Как я уже говорила, я держу рот на замке.
— Но не можете же вы просто взять и…
Покачав головой, я поднялась к себе в спальню, где вскоре, пролистав книгу об этикете, обнаружила, к своему огромному разочарованию, что раздел о скандалах в ней отсутствует.
На следующий вечер я решила дожидаться адмирала внизу, в холле. Учитывая то количество нижних юбок, которые были на мне надеты, сидение превращалось скорее в пытку, нежели в удовольствие, да и мисс Темплтон вечно попрекала меня измятыми юбками. Вскоре ко мне присоединился мистер Тримбл и окинул меня долгим выразительным взглядом с головы до пят:
— Разве сегодня вечером вы собираетесь не на танцы?
— Да, именно туда. У Льюисов.
— В таком случае вы, быть может, захотите надеть более удобный наряд, нежели этот.
Платье из парчи глубокого винного цвета доставили мне совсем недавно, и оно было последним из тех, что я заказывала. В общем, оно мне понравилось, за исключением рукавов, которые, начиная от локтя и до запястий, оказались довольно тесными. К тому же застегивались они примерно на две дюжины пуговиц, и, чтобы справиться с ними, у меня ушло около получаса. Не представляю, как великосветские модницы находят для всего этого время и вообще успевают сделать хотя бы что-то.
— Если я переоденусь, то совершу смертный грех – появлюсь на людях дважды в одном и том же наряде, на что, по мнению мисс Темплтон, способны лишь невежды.
— А я могу гарантировать вам, что уж она-то танцевать в кашемире не будет. – Привалившись к дверной притолоке, он скрестил руки на груди. – Прошу прощения за столь бестактный вопрос, но вы умеете танцевать?
— Мне знакомы несколько контрдансов[59]. Они представляются мне стимулирующими. Мама время от времени прерывала работу, чтобы мы могли потанцевать. Она говорила, что энергичные упражнения полезны для души.
— А польку вы умеете танцевать?
Подобрав юбки, я принялась выделывать известные мне па, поворачиваясь туда и сюда и выбрасывая ноги.
— Я умею танцевать вот так, хотя как называется танец, не знаю.
Его улыбка показалась мне натянутой.
Тем временем я подпрыгивала и кружилась по холлу.
Когда я проносилась мимо него, он остановил меня, придержав за руку:
— В общем да, хотя полька и впрямь считается довольно энергичным танцем, в высшем обществе все-таки не приняты столь утомительные антраша. Светская публика предпочитает благородные танцы вроде варшавянки[60] или вальса.
— Я не знаю ни того, ни другого.
— И вы не оставили себе времени на учебу. Послушайте, неужели адмирал не предупреждал, что вас пригласили на танцы?
— Разумеется, он говорил, что там будут танцы, но я поняла его так, что мне танцевать будет совсем необязательно.
— Но ведь именно этим обычно на танцах и занимаются, мисс Уитерсби. Танцуют.
— Что ж, в таком случае, я посижу где-нибудь в уголке. Танцы ведь не могут длиться очень уж долго, верно?
— Если вы намерены пересидеть их, то сидеть вам придется весь вечер.
— Весь вечер? – В моих юбках? Я услышала собственный вздох. – Полагаю, все будет не так уж плохо, если мне удастся устроиться где-нибудь поблизости от столика с закусками и напитками. Когда я в прошлый раз была у Льюисов – на концерте, – они подали поистине восхитительный пунш.
— Вы напрасно надеетесь отсидеться в сторонке. До приезда адмирала я постараюсь научить вас всему, чему только смогу. – Он протянул мне руку. – Давайте. У нас мало времени.
Я вложила свою ладонь в его.
— Для начала я покажу вам старый танец под музыку, которую они наверняка сыграют. Самое же главное, разумеется, – смотреть, что делают остальные, и повторять за ними.
Я послушно кивнула.
Он поклонился и начал негромко напевать какой-то мотив.
Я тоже поклонилась.
— Нет, нет, нет. Кланяюсь я. Вы делаете реверанс.
— Но вы сами сказали, что я должна повторять за всеми остальными. Это нечестно – бранить меня за то, что я в точности следую вашим же указаниям.
— Я вовсе не… – Он сделал глубокий вдох, а когда заговорил снова, то голос его смягчился. – Я вовсе не бранил вас. Итак… я кланяюсь. – Он поклонился. – А вы…
Я сделала реверанс.
— Не понимаю, почему я должна снова делать реверанс, когда я приседала в нем для доброй половины залы при входе в нее. Это представляется мне чрезмерным излишеством.
— То, что вы называете излишеством, все остальные именуют танцевальными па.
Он вновь затянул свой напев, держа меня за руку с таким видом, словно собирался обойти холл по кругу. Этот танец показался мне странным, и потому я не сразу последовала за ним.
— Мисс Уитерсби, думаю, будет лучше, если вы расслабитесь и позволите мне вести вас.
Я послушно согнула ноги в коленях, руки – в локтях, и принялась вихлять ими из стороны в сторону.
— Я сказал – расслабиться, а не трястись, как столетняя старуха.
— Все это так сложно! Сначала вы говорите мне расслабиться, а потом требуете, чтобы я напряглась.
— Вы должны танцевать. Не разговаривать, не возражать, а просто танцевать.