— Значит, мы поддерживаем промышленника? Я правильно вас понимаю?
— Полагаю, что так. – Похоже, собственные слова не доставили мистеру Тримблу особой радости, что, в свою очередь, привело в несказанный восторг меня. Пришло время подчеркнуть последствия того, что они буквально в шею вытолкали меня в общество ради замужества.
— Полагаю, если я выйду за него замуж, то мне придется переселиться в Оуэрвич-Холл.
Отец согласно кивал головой:
— Да, таково общее правило. Молодая жена переезжает жить к мужу.
— И у меня не будет возможности бывать здесь.
— Да, такой возможности у тебя не будет. Зато у тебя появится его стеклянная оранжерея. И этот его проект, о котором он столько рассказывал. Что-то там с деревьями, верно? Речь ведь шла о деревьях, я не ошибаюсь?
— О коряжнике. – Господи Иисусе, я совсем забыла о нем.
Отец улыбнулся и перегнулся через стол, чтобы потрепать меня по руке:
— Обо мне можешь не беспокоиться, Шарлотта. Мистер Тримбл окружил меня заботой и все устроил. Как бы там ни было, но я думаю, что ты будешь счастлива с этим человеком.
Но вопрос был не в том, буду ли я счастлива или нет. Вопрос заключался в том, что отец должен был понять, как несчастен будет он сам, если я выйду замуж. Но и эту мою последнюю надежду разрушил мистер Тримбл. Теперь отцу можно было не беспокоиться о письмах, счетах или статьях. Да, у него появился не столько напарник для проведения исследований, сколько секретарь, но зато он, похоже, вполне мог обойтись и без меня.
Все это время мистер Тримбл, оказывается, неотрывно наблюдал за мной.
— Итак?
— Что итак?
— Вы будете счастливы со своим промышленником?
— А почему я должна быть несчастлива?
— И вы действительно этого хотите?
— Именно об этом я и говорю, не правда ли? – Я с силой вонзила вилку в кусочек жареного мяса, чтобы подчеркнуть свою убежденность, а потом принялась столь же яростно жевать, дабы у него не возникло желания продолжать свои дурацкие расспросы.
ГЛАВА 24
Экскурсия Общества изучения живой природы утомила меня куда сильнее, чем я готова была признаться даже самой себе, и я рассчитывала хорошенько выспаться и на следующее утро встать попозже, но мне не дали ни минуты покоя. Планирование благотворительной экскурсии началось в тот же день. Прикативший в своем экипаже адмирал в мгновение ока домчал меня до Оуэрвич-Холла, при этом посоветовав мне избегать излишней суеты и волнений по пустякам.
Хотя я полагала себя не склонной к излишней аффектации, мисс Темплтон, напротив, на каждом шагу привлекала к себе ненужное внимание, посему я была настроена не слишком оптимистично. В конце концов, это была ее идея.
Итак, вот уже во второй раз мистер Стенсбери приветствовал меня в своей застекленной оранжерее:
— Похоже, это входит у нас в привычку, мисс Уитерсби.
— Вы совершенно правы.
— Более того, мне хотелось бы думать, что у нас с вами недурно получается. И мы должны приложить все усилия к тому, чтобы и дальше продолжать в том же духе.
— Не могу с вами не согласиться. Должны. – Его оранжерея всегда производила на меня приятное впечатление.
Жаркий румянец залил его и без того багровые щеки, и он предложил мне опереться на его согнутую в локте руку. Секретарь следовал за нами по пятам, слово в слово записывая все, о чем мы говорили.
— Итак, как вы полагаете, оркестр вполне можно разместить вот здесь? – Он указал на брешь в своих полках между орхидеями и невысокими пальмами в горшках.
— Думаю, это было бы прекрасно.
Не успели мы пройти и несколько шагов, как он вновь остановился:
— А прохладительные напитки и легкие закуски подавать вот здесь? Я могу приказать расчистить вот эту полку под Dieffenbachia[69].
— Видите ли, у них с листьев капает яд, если вы этого не знали.
— Не знал. Значит, цветы придется передвинуть.
— Или расположить буфет где-нибудь вон там. – Я жестом показала на дальний конец прохода.
— У фонтана? А не испортит ли влага кушанья?
— Пожалуй, действительно испортит. – Я вздохнула. – Я не слишком разбираюсь в подобных вещах.
— А мне кажется, вы прекрасно со всем справляетесь.
— Вы слишком добры ко мне. Кроме того, вы принимаете к исполнению свои предложения, а не мои.
— Как это невежливо с моей стороны.
— Зато практично. А вот если бы мы с вами говорили о размещении растений, то ситуация была бы совершенно другой. Тогда уже я могла бы посоветовать вам, как наилучшим образом расположить их, напоить и накормить, и вообще сделать счастливыми.
Он с видимым удивлением огляделся по сторонам:
— То есть, вы хотите сказать, что они могут быть еще счастливее, чем сейчас?
— Естественно, причем намного! Вашим пальмам не хватает света, а орхидеям досталось слишком много тени.
— Будь на то воля мисс Темплтон, она бы распорядилась сдвинуть все мои растения к водопаду, вокруг которого и расположила бы их эстетическим полукругом.
— Она действует исключительно из добрых побуждений.
По губам его скользнула легкая улыбка:
— Необыкновенная девушка, не правда ли?
Я не могла не согласиться. И вообще, мы, пожалуй, куда охотнее обсуждали мисс Темплтон, нежели предстоящий прием.
В конце концов он кивнул на окна, выходящие в сад, который сбегал по склону к реке:
— Вон снова показался адмирал.
Мой дядя расхаживал снаружи взад и вперед, сцепив руки за спиной и время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться рекой, воды которой поблескивали вдалеке.
Меня вдруг как громом поразила мысль о том, что он выглядит очень одиноким. Всеми покинутым и лишенным надежды.
— Мне кажется, он всегда смотрит куда-то вдаль, за горизонт.
— Полагаю, эта его привычка объясняется тем, что он всю жизнь провел в море. Я подумываю о том, чтобы предложить ему подзорную трубу.
— А она у вас есть?
— И даже две. Одна вырезана из слоновой кости, а другая, парная, – из черного дерева.
— Тогда вы непременно должны показать их ему.
— Сейчас распоряжусь, чтобы дворецкий отнес их. – Он что-то коротко бросил своему секретарю, и тот поспешно удалился в дом.
Мы вновь заговорили об угощении, музыке и прочих вещах, о которых я не имела определенного мнения, и вскоре я увидела, как дворецкий вручает адмиралу подзорные трубы мистера Стенсбери. Дядя тотчас же принялся вертеть их в руках, а потом и опробовал, причем неоднократно.
— Итак, мы обо всем договорились?
— Прошу прощения? – Я погрузилась в свои мысли и упустила нить разговора. Думала я об адмирале. Мне было его даже немного жаль. Казалось, здесь, на равнинах Чешира, он потерпел кораблекрушение. Хотя нельзя было сказать, что он выглядит совсем уж несчастным, но и за то, что он счастлив, я бы не поручилась.
Когда со всеми обсуждениями было покончено, я извинилась перед мистером Стенсбери, запахнулась в мантилью и вышла наружу, к дяде.
— Наверное, вы скучаете без моря?
— Гм?
— Хотите снова оказаться на борту корабля?
— Гм.
— Отсюда даже не виден океан.
— Нет. Пожалуй, так оно и к лучшему. Иначе я не находил бы себе места. Но ты забываешь об обратной стороне медали. Война. Смрад. Смерть. Впрочем, когда стоишь на палубе, а вокруг тебя нет ничего, только морская гладь… Конечно, я скучаю по морю. Но всегда наступает время, когда даже любимое дело предает тебя. – Он покосился на меня. – Некое ботаническое общество отказывается принимать безупречно написанную статью. Королева отправляет тебя на войну, чтобы поработить целый народ. – Он пожал плечами. – И тогда ты понимаешь, что должен уйти. Разумеется, это не означает, что ты разлюбил дело всей своей жизни. Просто настало время двигаться дальше. Когда ты не согласен с решениями, которые связывают тебя по рукам и ногам, то приходится искать применение своим талантам в другом месте.
— Что с вами случилось? На войне, я имею в виду?
Он молчал так долго, что я уже решила, что не дождусь ответа.
— Все было сложно и неоднозначно, как всегда бывает на войне. Мне приказали захватить китайские порты. В результате народ стал вымирать, погряз в нищете. Такими вещами трудно гордиться. Опиумная война – лучшее и одновременно самое худшее из того, что со мной случилось.
Он поднял подзорную трубу и долго смотрел в нее куда-то, потом со щелчком сложил и опустил на поднос, который держал стоявший рядом слуга.
— Как бы там ни было, я не хочу, чтобы тебе пришлось пережить то, через что прошел я, не чувствуя себя полноценным членом семьи, но не испытывая и желания окончательно порвать с нею. Я хочу видеть тебя устроенной и благополучной. Вхожей в свет. – Он вновь метнул на меня быстрый взгляд. – Любимой.
— Я и представить себе не могла, что вы…
— У моей сестры, твоей матери, был прирожденный талант к ботанике. У нее был блестящий ум. И ты пошла в нее.
— А что толку? Я не могу опубликовать ни строчки.
— Твоя мать нашла выход… Стала писать книжки для детей. Просто прелесть.
Но я не хотела быть просто прелестью. Я хотела быть колкой и язвительной. Я хотела, чтобы мной восхищались. Я хотела, чтобы мои работы годились не только на то, чтобы украшать собой книжные полки в детской.
— Занятия наукой не приносят особых дивидендов. Поэтому я привел ей судового врача. Потом лейтенанта. Потом нескольких капитанов. Но они ей не нравились. Она могла бы жить в роскоши… или во всяком случае не в столь стесненных обстоятельствах, но вместо этого она выбрала твоего отца.
Он произнес это так, словно сожалел о сделанном ею неудачном выборе.
— Я знаю, каково это – чувствовать себя лишним, моя дорогая. Когда все вокруг только и говорят, что об охотничьих собаках, а тебе хочется совсем другого – выйти в море. Но когда тебе выталкивают, тебе не остается ничего иного, кроме как уйти. И тогда приходится самому заботиться о себе. Сейчас я могу помочь тебе, и потому не надо отталкивать меня. Почему бы не воспользоваться моими ресурсами, пока у тебя есть такая возможность?