Тайсон не смог сдержать улыбку.
Она обеспокоенно спросила:
– Как вы думаете, хорошо прошла наша беседа? Правильно и справедливо ли я ее провела?
– Абсолютно справедливо. – Он подумал немного, потом добавил: – Вы замечательная женщина. Почему бы вам не подыскать себе работу на гражданке?
Она улыбнулась.
– Я скоро ухожу в отставку.
– Разве военная служба не дело вашей жизни?
– Нет. Я только отрабатываю за обучение.
– Понимаю... Вы не возражаете, если я спрошу вас... вы не замужем?
– Это к делу не относится... но нет. Я не замужем. А почему вас это интересует?
– Просто любопытно. – Он понял, что она не собирается уходить, пока не узнает причину его любопытства, а он хотел побыстрее закончить разговор, пока не наговорил глупостей. Он встал. – Через полчаса я иду играть в теннис.
Она поднялась, расправив плечи.
– Да, конечно. – Собрав свои вещи, майор последовала за Тайсоном в холл. – Мне нужно на Манхэттен. Я знаю, отсюда идет поезд.
– Да. – Он взглянул на часы. – Следующий отправляется через двадцать минут. До станции вы можете пройтись пешком. Это близко.
– Я бы хотела сначала освежиться.
– А, да. Это вверх по лестнице налево.
Она поднималась по широкой, длинной лестнице, Бен смотрел ей вслед. Он попытался представить, откуда она родом – в речи угадывался среднезападный акцент. Она говорила хорошо и вела себя достойно. За четыре года срочной службы дослужилась до майора. Она, должно быть, знает свое дело. Его разбирало любопытство, по какой такой причине военная прокуратура послала ее в эту дверь. Какая логика Макиавелли скрывалась за этим? Военная логика алогична. В данном случае, допустил он, они придерживались какого-то определенного метода...
Карен спустилась вниз и подошла к входной двери.
– В течение ближайших дней я буду занята, но мне бы хотелось еще раз с вами побеседовать. Как вы на это смотрите?
– Я подумаю об этом.
– Тогда, если вы решитесь, давайте заранее определим день на следующей неделе. Почему бы вам не приехать в Вашингтон?
Тайсон знал, что ему не могут приказать говорить о случившемся, но могут приказать приехать в Вашингтон, в Форт-Бенинг, Джорджию, на Аляску, в Ном или туда, куда им заблагорассудится. Он мог использовать свое право хранить молчание в любом конце континента. Но, пожалуй, он скорее развернет свою деятельность в Нью-Йорке или Вашингтоне, чем в Номе. Выбрав суррогат рая, он объявил ей об этом:
– Давайте встретимся в Вашингтоне.
– Вот и хорошо. Я позвоню вам, чтобы договориться о деталях нашей встречи. – Она подала ему свою визитную карточку. – Если что-то вспомните, звоните мне. Может быть, вам потребуется помощь, не стесняйтесь.
– Так я привык говорить подозреваемым. Это банально, майор.
– Я знаю, но тем не менее мне многие звонят.
Он взял с комода ее жакет и помог одеться, потом открыл дверь. На улице накрапывал дождик. Бен снял с вешалки зонт, они вместе пошли по улице. Карен сказала по дороге:
– Спасибо вам за участливость. Думаю, что близка к пониманию этого случая.
– Тогда вы чертовски проницательны. – Он задумался на мгновение, потом спросил: – Если мне действительно предъявят обвинение... какие ограничения сейчас в современной армии?
– Безусловно, об этом вы не можете не думать... Я абсолютно уверена... говорю вам конфиденциально, как офицер и, принимая в расчет все стороны этого дела, вы будете почти свободны... думаю, казарменное положение вам не грозит. Единственное, в чем вас могут ограничить...
– Выезд из страны.
– Правильно.
– А как насчет передвижений по Штатам?
– Нет таких ограничений, насколько я знаю. Вы находитесь в административном отпуске, пока не явитесь в Форт-Гамильтон. У вас есть планы покинуть страну?
– Нет. И вы можете сообщить им об этом.
– Кому?
– Тем, кто беспокоится, кто интересуется или кто надеется. Полагаю, вы сльшали это изречение.
Она кивнула.
– Послушайте, если вы невиновны, я искренне верю, что армия, страна и все прочее, включая средства массовой информации, восстановят ваше первоначальное правовое положение. Эта страна знает, как сказать: «Прости».
– А кто извинится перед моей женой?
Она посмотрела ему в глаза.
– Никто. Моральный ущерб нанесен, и никто не возместит его. Мы живем в стране, которая помешалась на... на...
– На факе. – Он улыбнулся. – Пожалуй, вы слишком искренни, чтобы быть гражданским юристом. И все же было очень любезно с вашей стороны приехать сюда. Думаю, все могло обернуться иначе, но домашняя обстановка лучше.
– Я тоже так думаю.
Дымчатая гряда туч тянулась по небу. Слышался дальний гул грома. Мелкий дождь с усердием кропил крыши домов, мостовую и тротуары.
– Хочу предложить вам зонтик, хотя, мне помнится, военные никогда не носили зонтов.
– Глупая традиция... или это правило? Гораздо глупее ходить мокрым. Я возьму зонт, если он вам не понадобится на теннисе.
Они улыбнулись друг другу, и он передал ей зонт.
– На следующей неделе я его верну.
Он посмотрел на часы.
– Вам лучше поторопиться. Прямо в конце этого квартала – станция. Не смею отдать воинскую честь – соседи смотрят.
Он пожал ее протянутую руку.
– До свидания. – Она повернулась и пошла вдоль улицы.
Тайсона отвлек дождь. Он падал бесшумно и мягко, скатываясь влажными горошинкам с листьев пирамидальных тополей, росших вдоль улицы. Такой дождик навевал мысли о Вьетнаме: теплый, похожий на пар дождь, тяжелые тучи, крадущиеся беглой тенью по небу, монотонный звук журчащих ручейков, змейками бегущих по илистой почве. Запах пропитанной влагой земли, который бил ему в нос, вернул его снова в джунгли.
Вьетнам,вдруг подумал он, здесь, в этом городке.Он ощущал его, глядя на изумрудный ковер растительности, слышал его сквозь дремотный дождь и видел в насыщенном паром воздухе.
Глава 18
Бенджамин Тайсон шел не спеша вдоль широких лужаек Конститьюшн-Гарденс. Ложились сумерки. Неподвижный сырой воздух затруднял дыхание, и он чувствовал, как пот просачивается через рубашку и поплиновые брюки, которые еще плотнее прилипли к телу.
Несмотря на поздний час, по парку прогуливались люди, летали бумажные змеи, пестрели яркие одежды отдыхающих на расстеленных одеялах, кто-то, сидя на лавочке, слушал радио. Чуть дальше, слева находился мемориал Линкольна в дорическом стиле, а слева – длинный Зеркальный пруд, тянущийся прямо на восток, к массивному обелиску – памятнику Вашингтону. Заходящее солнце играло со светом и тенью, ложась резкими штрихами на парк, пруд и окружавшие парк здания. В северной части парка располагалась армада величественных архитектурных шедевров, знакомых Тайсону по фотографиям. Он не очень хорошо знал Вашингтон, но любой, оказавшись даже проездом в этом городе, понимал, что лицезреет столицу – сердце могучей державы, новый Рим.
Когда-то на этом месте стояли глохлые болота, а теперь же возвышались здания из белого мрамора и известняка. Архитекторы следовали правилу не проектировать дома выше Белого дома, а критики сокрушались, сетуя на столь непредставительные постройки. Однако всегда были легко узнаваемы два президентских памятника, которые соорудили в противоположных концах города, потому что здесь всегда было многолюдно.
Чем ближе Тайсон подходил к этомумемориалу, тем явственнее все затихало вокруг, словно эта зона находилась под чьей-то невидимой защитой. Здесь никто не запускал бумажных змеев и не включал на полную громкость приемники.
Атмосфера вокруг черного обелиска не казалась траурной, здесь царили тишина, торжественность, смирение.
Хотя он не раз бывал в Вашингтоне, сюда заглядывать не приходилось. Но средства массовой информации сделали свое дело, заочное знакомство бесспорно состоялось. Подойдя ближе, он понял, что никакая фотография не может передать грандиозность монумента, никакие документальные фильмы не воспроизведут давящей на психику тишины. В отличие от других святынь, здесь ощущалась сопричастность с героическими поступками тех, чьи имена были выбиты на мраморе.
Тайсон остановился в десяти футах от сверкающей глянцем гранитной стены. На возвышении стояли шестеро в камуфляже. Они казались неотъемлемой частью гранитной глыбы – солдаты, замершие навсегда на черном камне, готовые вот-вот сорваться в пропасть. Сначала Тайсону показалось, что солдаты были молоды, поскольку камуфляжная форма ассоциировалась с молодостью. Но при тщательном рассмотрении он понял, что возраст солдат приближался к среднему, к его возрасту.
Тайсон шагнул вплотную к стене. На других солдатах клочьями висела форма, изможденный человек сидел в инвалидной коляске. Даровитая рука скульптора высекла и хорошо одетых людей без явных признаков ранений, чей облик никаким образом не вязался с ветеранами. Вглядевшись в их лица, Тайсон невольно от шатнулся: он уже видел эту страшную болезнь двадцать лет назад – куриная слепота. Он вдруг почувствовал себя одним из них, одним из старых друзей, встретившихся в туманной дали прошлого. Тайсон мог поклясться, что они были забрызганы азиатской грязью и просолены потом джунглей. Внезапный страх заставил неровно биться сердце, ему показалось, что он видит знакомое лицо. Он хотел скрыться, убежать прочь, пока распростертые руки черных стен не схватили его. Затаив дыхание, Бен повернулся: перед ним возникли бронзовые статуи трех солдат, тоже убранные в камуфляж джунглей. Все они словно пребывали в заторможенном состоянии, но их странно безжизненный взгляд не выдавал больных куриной слепотой. Скульптор, казалось, подсознательно пытался изобразить три привидения – три тени ушедших из жизни.
Тайсон перевел взгляд на высокую черную панель, в глазах замелькали аккуратно высеченные имена: Джеймс Б. Александер, Роберт Дж. Бетц, Джек В. Клейн, Дэвид Дж. В. Уилдер, Лоуренс В. Гордон.Он обратил внимание, что рядом с именем не указывались ни звание, ни род войск, ни место рождения, ни возраст; просто фамилии и имена каждого воина, в хронологическом порядке с 1959 по 1975 год. Он подумал, что, верно, так и должно было быть. Матери, отцы, жены, дети, сестры и братья, приходившие сюда, знали все о своих родных.