гих фатальный исход. Но вы, с другой стороны, вы совершили преступление бесстрастия, не сообщив в нужные инстанции о происшедшем. Почти двадцать лет, Бен, вы пытались поставить все на свои места и не смогли. Поэтому сейчас армия собирается навести порядок не только для себя, но и для вас.
Он помолчал.
– Что же касается убийц, у них очень много защитников, но они им даже не понадобятся в суде. Отличительные особенности этой несовершенной системы дают полную гарантию в том, что их не призовут к ответу. Военное право, может быть, несовершенно, но оно – предтеча подсознанию и не затуманено всякими гражданскими фокусами-покусами. Правда, там есть элементы первобытной жестокости. Их преступление было одномоментным, а ваше еще продолжается. И вы знаете об этом. И вы знаете, и я знаю, и армия знает, что вы виновны. Обвинительный акт не совсем точно отразил вашу роль в этом убийстве. Но уверяю вас, что после выступлений всех свидетельствующих или лжесвидетельствующих очевидцев присяжные, в состав которых входят такие люди, как подполковник Левин, постоянно имеющие дело с оценкой человеческого состояния, докопаются до правды. Вердикт – это далеко идущее умозаключение. Вы могли бы тоже признать это. Единственное, что я могу гарантировать вам: когда вы выйдете из зала суда в наручниках или под стражей, вы будете свободным. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Да.
– Вот и хорошо. Обиделись?
– Нет. Но я бы с удовольствием взгрел вас.
– Попозже. Ну так вы хотите выпить со мной сегодня?
– Почему мы не признаем себя виновными? – спросил сбитый с толку Тайсон.
– В этом кроется другая причуда военного законодательства. Никто вам не позволит прийти с повинной, раз вас обвинили в убийстве.
– Верно. Я помню это. Хорошее правило.
– Итак, подведем итоги. Вы хотите выпить со мной?
– Да. Где-нибудь подальше от этого места – я согласен даже на ваше общество.
– Отлично. Давайте вернемся, пока гестапо не обнаружило, что вы пропали.
Они вернулись к мосту и потихоньку пошли к части.
– Когда мы оба напьемся, начнем рассказывать друг другу разные истории. В общем, ожидается разгул едкой крамолы. У меня для вашего внимания припасена сказочка об одном публичном доме на старой французской вилле на улице Тайнинь, которым заправляла одна сумасшедшая полукровка.
Тайсон улыбнулся.
– По-моему, он располагался в Куангчи.
Они прошли под мостом. Беспрерывное гудение непрекращающегося потока машин, проносившихся у них над головой, и крики чаек, кружившихся над гигантской суперконструкцией, давили на барабанные перепонки. Тайсон прохрипел, перекрывая шум:
– Я был чертовски хорошим командиром. Но к тому времени, как меня доставили в госпиталь, я был уже отработанным сырьем. Я перестал выполнять свою работу. Меня ничего не интересовало, даже жив я или умер.
– Тогда вы, наверное бы, умерли. Но вам повезло, и вас сначала ранило. В Стробери-Пэтч. А Брандт обработал вашу рану. Война полна превратностей.
– Это мы знаем.
Теперь они возвращались в гарнизон по 101-й стрит – коммерческой улице из двух– и трехэтажных кирпичных зданий. Тайсон посмотрел на ворота форта и выдавил:
– Как тюрьма.
– Нет. Тюрьма – это тюрьма.
Тайсон остановился на тротуаре недалеко от ворот.
– Вы поедете отсюда на метро?
– Да. Не надо в смету расходов приплюсовывать такси. Отсюда я доберусь до станции пешком.
Тайсон кивнул.
– Я готов поговорить со свидетелями защиты. Садовски и Скорелло. Я намерен это сделать за казенный счет. Вам разрешат поехать со мной. Садовски живет в Чикаго, а Скорелло в пригороде Сан-Франциско. Возьмите выходной на несколько дней. Вот вам и прекрасная встреча друзей.
Тайсон отрицательно покачал головой.
– Я не хочу их видеть.
– Почему же?
– Они не хотят видеть меня. Мы не хотим видеть друг друга.
– О'кей. Понимаю. Это неважно. А вы хотите увидеть Брандта и Фарли? У вас есть право присутствовать на перекрестном допросе, встретиться с ними лицом к лицу до слушания дела в трибунале.
– Можно им врезать?
– Еще бы.
Тайсон улыбнулся.
– Это все болтовня, Корва. – Он закурил сигарету. – Я решил убить Брандта.
– Вы? Тогда это положит быстрый конец всему делу.Это чисто намское решение проблемы. Выбросите это из головы.
– Но сейчас на мне висит обвинение. И никуда от этого не деться.
– Ладно, Тайсон, не об этом речь. Вы хотите увидеть его и Фарли?
– Только Брандта. Лучше до трибунала.
– Хорошо. Вы когда-нибудь спали с... Харпер?
Тайсон метнул на него взгляд.
– Нет.
– Очень жаль. – Корва посмотрел на часы.
Тайсон выплюнул сигарету.
– Между прочим, посмотрел «Расёмон».
– Что-нибудь вынесли мудрое?
– Это что, тест? Тогда ответ таков: умерщвление может быть легальным или нелегальным, может истолковываться как бой, самозащита, убийство и так далее. Вся загвоздка в том, что даже жертвавсегда уверена в своей абсолютной невиновности во время совершения убийства. Так и случилось с самураем в этом фильме. Так же вот доктор Жан Монто умирал, лежа на полу в госпитале Мизерикорд, и последней мыслью, которая должна была прийти ему на ум, было то, что он способствовал своей кончине. – Тайсон в упор посмотрел на Корву.
– А как же преступники?
– В этом отношении еще больше странностей. Человек, вступающий в половую связь или встающий на путь убийства, не всегда уверен в том, занимается ли он любовью или насилует, воюет или убивает.
Корва снова кивнул.
– Для этого и существуют судьи. – Он добавил бесстрастно: – Ваше дело немного проще «Расёмона», поскольку не осталось свидетелей, которые могли бы поделиться впечатлением от случившегося с ними. И в отличие от «Расёмона» вряд ли души жертв придут на суд давать показания. – Корва добавил: – Хотя есть одна выжившая. Она много видела?
– Достаточно.
Корва подумал, прежде чем сказать.
– Как я уже говорил, вердикт – далеко идущее умозаключение.
– Верно. Подзащитному нравится слышать это от своего адвоката.
– Тогда я попытаюсь придумать для вас сценарий похуже. Это старая адвокатская уловка. В реальности же дело обстоит не очень гладко. Сейчас вы имеете кучу разложившихся солдат, чья смерть говорит сама за себя. Вполне возможно, что присяжные будут озадачены и разочарованы тем, что правительство не оставило это дело за пределами разумного сомнения. Следовательно, у них не останется выбора, как зачитать приговор «невиновен», хотя они знают, что это не так. Но позвольте мне кое-что пояснить. Меня больше всего беспокоит монахиня. Если она появится как гром среди ясного неба и займет место свидетеля, они примут ее показания на веру. И я уверен, что эти показания окажутся для вас роковыми.
– Вы знаете, что она скажет?
– Не совсем. Если они ее разыщут, вы сможете подбросить мне массу одиозных подробностей. А если же этого не случится, тогда можно облегченно вздохнуть. Учтите, монахини не лгут. Во всяком случае, это непреложное правило в процессуальном законодательстве. И защитники не собираются оспаривать или извращать показания монахинь, священников, раввинов, капелланов на свой страх и, риск.
– Интересно, почему ее до сих пор не разыскали?
Корва задумчиво потер подбородок.
– Если бы у меня была паранойя, я бы сказал, что правительству уже хорошо известно местонахождение не только монахини, но также Фернандо Белтрана, Ли Уолкера, Луиса Калана. Келли и Детонк – совсем другое дело. Ваши бывшие герои притаились по совету защитника. Их могут так никогда и не призвать к ответу. Но если это случится, они наверняка станут вашими свидетелями. Правильно?
– Возможно.
– Потому как все дали кровавую клятву лгать. Вы все поклялись словом чести, что будете стоять один за другого. Правильно?
– Очень проницательно, Винсент, с вашей стороны.
– Да куда там! Даже адвокат из военной прокуратуры может догадаться об этом. Что написала Харпер в своем рапорте? Лейтенант изложил версию, поразительно схожую с тем, что рассказали Садовски и Скорелло. Как вы думаете, что она хотела этим сказать? Ваш рассказ был готов почти двадцать лет назад, вы отрепетировали его так, что уже сами поверили в свою версию. Боже, если бы правительство свело меня с тремя или пятью свидетелями защиты, сомневаюсь, что я бы их всех подвел к месту дачи свидетельских показаний, повторять одно и то же. Но никто не может осудить меняв натаскивании их. Вынатаскали их двадцать лет назад. Вы были их командиром, это вам пришло в голову обернуть резню в героический эпос. Вот так вы впоследствии спасли свою жизнь.
Тайсон встретился с Корвой взглядом.
– Не надо скромничать, Винс. Вы на редкость проницательный человек.
– Вы правы, – согласился Корва. – Дело в том, что все истории о войне – сплошное вранье. Я говорил вам об этом?
– Вы же знаете, что говорили.
– Не забывайте об этом. Увидимся позже. Встретимся в моем офисе.
Тайсон повернулся и пошел к воротам. Всякий раз, когда он прощался с Корвой, ему становилось немного страшно и спокойно одновременно. Свобода выглядела подозрительной химерой, готовой в одно мгновение ускользнуть из рук. Проходя мимо поста, он не отдал честь. Забыл.
Глава 35
Бенджамин Тайсон вышел из поезда, ступив на до слез знакомую платформу Гарден-Сити. Был один из тех жарких, сухих августовских дней, когда все движется, как в замедленном кадре, и воздух неподвижен и тих. Тайсон развязал душивший его галстук и повесил на плечо спортивную куртку. Спустившись с платформы, он добрел до стоянки такси.
Три черных «кадиллака» стояли, ожидая своих пассажиров. Трое черных водителей сидели под навесом, просматривая газеты и попивая из банок содовую. Один из них, завидев Тайсона, встал и расплылся в улыбке.
– Мистер Тайсон. Приехали?
– Привет, Мейсон. Несколько часов трясся в поезде. Подвезешь меня?