[126], а оттуда идите к грекам». После путешествия возвратились посланные, и снова созвал Владимир бояр: «Послушаем, что расскажут». Посланные отчитались: «Мы увидели, что болгары в мечети стоят без пояса; поклонятся и сядут; глядят то туда, то сюда, как бешеные; невесела их служба, только печаль и сильный смрад; так что нехороша их вера. Потом видели немцев, совершающих в храмах множество служб, но красоты в этих службах не увидели никакой. А вот когда греки привели нас туда, где они служат своему Богу, возожгли кадила, собрали хоры с песнопениями, показали красоту церковную, предстояние дьяконов, то мы растерялись — на небе мы или на земле, ибо нигде на земле нет зрелища такой красоты, которую мы не можем и описать. Служба у греков — лучшая из всех». Бояре добавили: «Будь плохой греческая вера, то ее бы не приняла твоя бабушка Ольга, а она была мудрее всех наших людей». Владимир нерешительно спросил: «А где крещенье примем?» Бояре ответили: «Да где хочешь».
И прошел год, но Владимир все еще не крестился, а неожиданно осадил греческий город Корсунь[127] и, воззрев на небо, дал обещание: «Если возьму, то крещусь». Владимир взял-таки город, однако опять не крестился, но потребовал у византийских царей-соправителей: «Ваш славный Корсунь взял. Слышал, что есть у вас сестра девица. Если не отдадите ее замуж за меня, то сотворю Царьграду то же, что Корсуню». Цари предложили: «Не положено христианок выдавать замуж за язычников. Крестись, тогда получишь сестру». Владимир настаивал: «Сначала пришлите сестру, а пришедшие с нею крестят меня». Цари прислали в Корсунь сестру, сановников и священников. Корсуняне встретили греческую царицу и препроводили ее в палату. В это время Владимир заболел глазами, ничего не видел и очень переживал, но не знал, что делать. Тогда царица понудила Владимира: «Если хочешь избавиться от этой болезни, то немедленно крестись. Если нет, то не отделаешься от недуга». Владимир воскликнул: «Ну, если это и вправду сбудется, то христианскому Богу поистине быть самым великим». И велел себя крестить. Корсунский епископ с царицыными попами крестили его в церкви, которая стоит посреди Корсуня, где рынок. Как только епископ возложил руку на Владимира, тот сразу прозрел и повел царицу на брак. Многие из дружины Владимира тоже крестились.
Владимир с царицей и корсунскими попами приехал в Киев, тут же велел ниспровергнуть идолов, одних изрубить, других спалить, Перуна же повелел привязать коню к хвосту и волочить к реке, а двенадцать мужчин заставил дубасить его палками. Сбросили Перуна в Днепр, и Владимир приказал специально приставленным людям: «Если где пристанет, отпихивайте его палками, пока не пронесет его через пороги». И приказанное исполнили. А язычники оплакивали Перуна.
Затем Владимир разослал по всему Киеву весть: «Богатого или бедного, даже нищего или невольника, — того, кто с утра не окажется на реке, буду считать своим врагом». Люди пошли, рассуждая: «Если бы это не на пользу было, то не приняли бы того князь и бояре». Утром Владимир с царицыными и с корсунскими попами вышел на Днепр. Народу сошлось бесчисленно много. Вступили в воду и стояли: одни — до шеи, другие — по грудь, дети — у самого берега, младенцев — держали на руках. Непоместившиеся (или: взрослые) бродили в ожидании (или: крещеные же стояли на броду). Попы на берегу молитвы творили. После крещения люди разошлись по своим домам.
Владимир велел по городам строить церкви на тех местах, где раньше стояли идолы, и на крещение приводить людей по всем городам и селам, начинал собирать детей у своей знати и отдавать в ученье по книгам Матери же таких детей плакали о них, словно о мертвых.
О борьбе с печенегами. 992–997 гг. Напали печенеги, и Владимир вышел против них. По обеим сторонам реки Трубеж[128], у брода, стояли войска, но каждое войско не решалось выступить против. Тогда печенежский князь подъехал к реке, позвал Владимира и предложил: «Давай выставим ты своего борца, а я своего. Если твой борец свалит моего на землю, то не воюем три года; если же мой борец свалит твоего, то воюем три года». И разъехались. Владимир послал глашатаев по своему лагерю: «Нет ли такого, кто поборолся бы с печенегом?» И не нашлось желающего нигде. А утром приехали печенеги и привели своего борца, а у наших нету. И начал горевать Владимир, продолжая все-таки расспросы по всем своим воинам. Наконец пришел к князю один старый воин: «Я вышел на войну с четырьмя сыновьями, а младший сын дома остался. С детства нет никого, кто поборол бы его. Как-то я на него ворчал, когда он мял кожи, а он разозлился на меня и разодрал сыромятную кожу руками». К обрадованному князю привели этого сына, и князь объяснил ему все. Но тот сомневался: «Не знаю, смогу ли бороться с печенегом. Пусть меня испытают. Нет ли быка, большого и сильного?» Нашли большого и сильного быка. Этот младший сын попросил, чтобы быка разъярили. Приложили раскаленное железо к быку и пустили. Когда мчался бык мимо этого сына, тот ухватил быка рукою за бок и вырвал кожу с мясом, сколько ему в руку поместилось. Владимир разрешил: «Можешь бороться с печенегом». И ночью велел воинам вооружиться (чтобы сразу броситься на печенегов после поединка). Утром приходят печенеги, зовут: «Что, все нет борца? А наш готов». Сошлись оба войска Печенеги выпустили своего борца Он был громаден и страшен. Выступил и борец от Владимира. Печенег увидел его и рассмеялся, потому что тот был телом обыкновенный. Разметили площадку между обоими войсками, пустили борцов. Те схватились, начали крепко держать друг друга, и тут наш рукой удушил печенега до смерти и бросил его на землю. Наши испустили клич, а печенеги побежали. Русские гнались за ними, секли и прогнали. Владимир радовался, заложил город у того брода и нарек его Переяславцем[129], потому что переял славу наш юноша у печенежского богатыря. Владимир большими людьми сделал и этого юношу, и его отца, а сам с победой и великой славой возвратился в Киев.
Через три года печенеги снова пришли под Киев, Владимир с небольшой дружиной вышел против них, но не выдержал схватки, бежал, спрятался под мостом и едва спасся от врагов. Спасение произошло в день Преображения Господня, и потому Владимир обещал поставить церковь во имя святого Преображения. Избавившись от печенегов, Владимир поставил церковь и устроил грандиозный праздник под Киевом: велел сварить триста котлов меду; созвал своих бояр, а также посадников и старейшин из всех городов и еще множество людей; раздал триста гривен убогим. Отпраздновав восемь дней, Владимир возвратился в Киев и еще устроил большой праздник, созывая бесчисленное множество народа. И так делал каждый год. Разрешал всякому нищему и убогому приходить на княжеский двор и получать все, что нужно: питье, и пищу, и деньги из казны. Позаботился он и вот о ком: «Немощные и больные не смогут добраться до моего двора». И велел подготовить повозки; нагрузить на них хлеб, мясо, рыбу, разные фрукты, бочки с медом, бочки с квасом; возить по Киеву и выкликать: «Где больные и немощные, не могущие ходить?» Тем и раздавали все потребное.
А с печенегами шла беспрестанная война. Они напали и долго осаждали Белгород. Владимир не мог прислать помощь, потому что у него не было воинов, а печенегов огромное множество. В городе начался сильный голод. Горожане решили на вече: «Наверняка помрем от голода. Лучше сдадимся печенегам — кого-то они убьют, а кого-то и оставят в живых». Один старик, не присутствовавший на вече, стал расспрашивать: «Зачем собиралось вече?» Ему передали, что люди утром сдадутся печенегам. Тогда старик попросил городских старейшин: «Послушайте меня, не сдавайтесь еще три дня, а сделайте то, что велю». Они обещали. Старик сказал: «Наскребите хоть по горсти овса, или пшеницы, или отрубей». Они разыскали. Старик велел женщинам сделать болтушку, на которой варят кисель, затем велел выкопать колодец, вставить в него чан, а чан наполнить болтушкой. Потом старик велел выкопать второй колодец и туда тоже вставить чан. И послал искать мед. Отыскали лукошко меду, которое было припрятано в княжеском погребе. Старик велел наготовить медового отвара и им наполнить чан во втором колодце. Наутро старик велел послать за печенегами. Горожане пришли к печенегам: «Возьмите к себе заложников от нас, а вы — около десяти человек — войдите в наш город да посмотрите, что там делается». Печенеги торжествовали, думая, что горожане сдадутся, взяли у них заложников, а сами послали своих знатных людей в город. И сказали им горожане (наученные умным стариком): «Чего себя губите? Когда сможете нас перестоять? Стойте хоть больше десяти лет — что можете нам сделать? У нас корм из земли. Если не верите, то поглядите своими глазами». Горожане привели печенегов к первому колодцу, зачерпнули ведром болтушку, разлили ее по горшкам и сварили кисель. После того, взяв кисель, подошли с печенегами ко второму колодцу, зачерпнули медовый взвар, добавили в кисель и начали есть — первыми они (не отрава!), за ними и печенеги. Удивились печенеги: «Не поверят такому наши князья, если не попробуют сами». Горожане наполнили им целую корчагу кисельной болтушкой и медовым взваром из колодцев. Часть печенегов с корчагой вернулась к своим князьям: те, сварив, ели и тоже дивились; потом печенеги обменялись заложниками, сняли осаду города и ушли восвояси.
Этот знаменитый летописный свод формировался в течение ста с лишним лет. Не ясно, как выглядело первоначальное ядро памятника в конце X — начале XI в. Почти каждые двадцать лет свод коренным образом изменялся, пополнялся, редактировался, пока около 1113 г. трудами очередного книжника-монаха Киево-Печерского монастыря Нестора — не приобрел тот вид, который мы знаем.
Смысл дошедшего до нас древнерусского текста далеко не всегда понятен полностью, особ