Гусли настраиваются перстами, а тело крепится мышцами; дуб крепок множеством корней, так и град наш твоим держанием. Ежели князь щедрый — отец слугам многим, многие ведь оставляют отца и мать и к нему прибегают. Доброму бо господину служа, дослужишься свободы, а злому господину служа, дослужишься большей работы. Ежели князь щедрый, то как река, текущая без берегов сквозь дубравы, поит не только людей, но и зверей; а князь скупой — как река в берегах, а берега — каменные: нельзя ни напиться, ни коня напоить. А боярин щедрый — как колодец при дороге, наполняет прохожих; а боярин скуп — как колодец соленый.
Не имей себе двора близ царева двора и не держи села близ Князева села: ибо тивун[486] его — как огонь осиной заваленный, и рядовичи[487] его, как искры. Ежели от огня остережешься, то от искр не сможешь уберечься и обожжешь одежды.
Господин мой! Не лиши хлеба нищего мудреца, не вознеси до облаков богатого неразумного. Ибо мудрый нищий, что золото в грязном сосуде, а богат красив, но не умен, как шелковая подушка, соломой набитая.
Господин мой! Не смотри на внешность мою, но загляни во внутрь меня, ибо я, господин, одеянием скуден, но умом богат; юный возраст имею, да стар смысл во мне; было мыслями парил, как орел по воздуху.
Поставь сосуд глиняный под струйку капель языка моего, да накапаю слаще меда речи уста мои. Как Давид говорит: «Сладка суть слов твоих, лучше меда устам моим». Ибо и Соломон говорит: «Добрые слова сладостью напояют душу, покрывает же печаль сердце неразумного».
Мужа мудрого посылай и мало ему говори, а неразумного пошли — и сам не ленися вослед идти, ибо глаза мудрых жаждут благах дел, а неразумного — в доме пира. Лучше слушать прения умных, нежели поучения глупых. Наставь премудрого — еще мудрее будет.
Не сей на борозде жита, ни мудрости в сердцах неразумных.
Глупых ни сеют, ни пашут, ни в житницу не собирают — сами рождаются. Как в дырявые меха лить, так глупого учить; собакам и свиньям не нужны ни злато, ни серебро, а глупому — мудрые слова. Ни мертвеца не рассмешишь, ни глупого не научишь. Когда поглотит синица орла, когда камень всплывет в воде и когда начнет свинья на белку лаять, тогда глупый уму научится. Иль скажешь мне: «От глупости своей наговорил всего», — то отвечу: однако не видел я неба войлочного, ни звезд лыковых, ни глупого говорящего разумно. Или скажешь мне: «Солгал, как пес». Но хорошего пса князья и бояре любят. Или скажешь мне: «Солгал, как: вор». Если бы воровать умел, то тебе бы не жаловался. Девица погубляет красу свою блудом, а мужчина свою честь — воровством.
Господин мой! То не море топит корабли, но ветры; не огонь раскаляет железо, но раздувание мехами; так же и князь: не сам впадает в проступок, но думцы[488] вводят. С хорошим думцею советуясь, князь высокий престол добудет, а с дурным думцею совещаясь, и меньшего лишен будет.
Говорится ибо в мирских притчах: не скот среди скота коза; не зверь в зверях еж; не рыба в рыбах рак; не птица в птицах нетопырь[489]; не муж в мужах, кем жена понукает; не жена в женах, если от мужа блудит; не работа в работах, под женами повозку возить.
Дивнее дивного ежели кто жену возьмет злообразну выгоды ради. Видя жену безобразную, приникшую к зеркалу и мажущуюся румянами, скажи ей: «Не смотрись в зеркало, видя неприятность лица своего, еще большую печаль обретешь».
Или скажешь мне: женись у богатого тестя, чести великой ради: там пей и ешь. Тогда уж лучше мне вола бурого ввести в дом свой, чем злую жену взять: вол хоть не говорит, ни зло не замышляет, а злая жена, будучи битая — беснуется, будучи смирной — заносится, в богатстве надменность обретает, а в бедности других порицает.
Что есть жена злая? Пристанище ненадежное, кощунница бесовская. Что есть жена злая? Людской мятеж, ослепление уму, зачинщица всякой злобы, в церкви бесовская пособница, потворщица греха, преграда к спасению.
Если какой муж смотрит на красоту жены своей и на ее ласковые речи, а дел ее не проверяет, то дай Бог ему лихорадкой болеть, да будет он проклят.
А потому, братья, распознайте злую жену. Говорит же она мужу своему: «Господин мой и свет очей моих! Не могу я на тебя смотреть, когда обращаешься ко мне: тогда гляжу я на тебя и обмираю, и начинают дрожать все члены тела моего и опускаюсь на землю». Послушайте, жены, слова Павла-апостола, говорившего: «Крест есть глава церкви, а муж — жене своей»[490]. Жены в церкви стойте же, молясь Богу и святой Богородице, а чему хотите учиться, то учитесь дома у мужей своих. А вы, мужья, по закону обходитесь с женами своими, поскольку нелегко найти хорошую жену.
Рачительная жена — венец мужу своему и благополучие, а злобная жена — горе лютое, разорение дому. Червь дерево точит, а злая жена дом мужа своего истощает. Лучше в дырявой ладье плавать, нежели злой жене тайны поведывать: дырявая ладья одежду замочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубит. Лучше уж камень долбить, чем злую жену учить; железо расплавишь, а злой жены не научишь.
Злая жена ни наставления не слушает, ни священника не почитает, ни Бога не боится, ни людей не стыдится, но всех укоряет и всех порицает.
Кто льва злее среди четвероногих, и что змеи лютее среди ползущих по земле? Всего того злее злая жена. Нет ничего на земле лютей женской злобы. Женщиной сперва прадед наш Адам из рая изгнан был, из-за женщины Иосиф Прекрасный в темнице затворен был[491], из-за женщины Даниила Пророка в ров бросили и львы ему ноги лизали[492]. О злое, острое оружие дьявола и стрела, летящая с ядом!
У некого человека умерла жена: он же после поминок ее начал детей продавать. И люди сказали ему: «Почему детей продаешь?» Он же ответил: «Если родились они в мать, то став взрослыми, меня продадут».
Еще раз вернемся к прежнему разговору. Я, ведь, княже, ни за море не ходил, ни от философов научился, но был как пчела, которая припадая к разным цветкам, собирает медовые соты, так и я по многим книгам собирал усладу словесную и разум, и собрал их, как в меха воды морские.
Да уж не много ли говорю? Не отвергай сразу глупость неразумного и не уподобишься ему. Уже перестаю много говорить. Да не буду, как мех ветхий, роняющий богатства в руки убогим, да не уподоблюсь жерновам, которые многих людей насыщают, а сами себя не могут насытить житом. Да не буду ненавистным людям долгой беседой своей подобно птице, часто повторяющей песни свои и скоро надоедающей. Говорит людская мудрость: речь длинная не хороша, хороша длинная паволока.
Господи! Дай же князю нашему силу Самсонову[493], храбрость Александра[494], разум Иосифа[495], мудрость Соломона[496], искусность Давида[497], и умножь, Господи, всех людей под власть его. Богу нашему слава и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
О высоком уровне литературы Древней Руси свидетельствует своеобразное художественное произведение конца XII — начала XIII в. — «Слово Даниила Заточника».
«Слово» представляет собой обращение некоего Даниила (кто он и какова его судьба — неизвестно) к новгородскому князю Ярославу Владимировичу (княжил с 1182 по 1199 гг.). Попав в нужду, отбывая наказание на озере Лаче за какую-то провинность, Даниил надеется своим посланием снискать княжеское расположение и поправить свои дела.
«Слово» искусно соткано из различных книжных изречений, народных пословиц и поговорок. Автор, несомненно, был образованнейшим человеком своего времени с тонким литературным вкусом. Его произведению присущи юмор и легкая ирония. Пленяет образность речи и самобытность стиля: ритмически оформленные строфы связываются ассонансами и повторяющимся обращением.
Существует еще одна, более известная редакция произведения, называемая «Моление Даниила Заточника».
«Слово Даниила Заточника» переведено по изданию: Н.Н. Зарубин. «Слово Даниила Заточника по редакциям XII–XIII вв. и их переделкам». Л., 1932. с. 4–35.
Из Киево-Печерского патерика[498]
Был во дни преподобного игумена Никона[500] брат один, Никита именем. Этот инок, желая, чтобы славили его люди, дело великое не Бога ради замыслив, начал проситься у игумена войти в затвор. Игумен же не разрешил ему, говоря: «О чадо! нет тебе пользы праздно сидеть, потому что ты еще молод, лучше тебе оставаться среди братии, и, работая на них, ты не лишишься награды своей. Сам ты видел брата нашего, святого Исаакия Пещерника[501], как прельщен он был от бесов. Только и спасла его великая благодать Божия и молитвы преподобных отцов, Антония и Феодосия[502], которые и доныне чудеса многие творят». Никита же сказал: «Никогда не прельщусь я, как он. Прошу же у Господа Бога, чтобы и мне подал он дар чудотворения». Никон в ответ ему сказал: «Выше силы прошение твое; берегись, брат; вознесешься и упадешь. Велит тебе наше смирение служить святой братии, ради них и будешь увенчан за послушание твое». Никита же никак не хотел внять словам игумена, но, как захотел, так и сделал: заложил за собой двери и неисходно пребывал в келье.