[589]. «Спаси меня, Боже, ибо поднялись воды до души моей. Оказался здесь как в глубине морской, словно буря потопила меня. Умножились боже волос на голове моей ненавидящие меня безумно. А прежде этого хлеб мой ели и любовь мою видели, а ныне укрепились на меня враги мои, хотят погубить оклеветанном». Когда беззаконные стражники ночью забили в ту же колоду святые его руки, он не ожесточился, но, не переставая, читал Псалтырь, а один из отроков его[590], сидя рядом, переворачивал листы. Князь же усердно читал: «Господи, не отврати лица Твоего от отрока твоего, скорблю, скоро услышь меня. Вонми душе моей, избави ее от врагов моих. Ты один знаешь помыслы мои, стыд мой и позор мой: пред Тобой все оскорбляющие меня понапрасну. Ждал, кто бы поскорбел со мною, но утешающего не обрел, кроме Тебя, Господи. Воздают мне злом за добро. Пролей на них гнев Твой, и ярость гнева Твоего да постигнет их. Что хвалишься злодеяниями твоими, беззаконный Кавгадый, злые мысли держишь на меня целыми днями, язык твой подобен бритве острой, поступил коварно, возлюбил злодейство больше добра, забыл многие мои дары, оболгал меня перед ханом. За это сокрушит тебя Бог, вырвет тебя и исторгнет тебя из жилища твоего и корень твой из земли живых. Но сношу, Господи, имени Твоего ради, да добро мне будет перед преподобными Твоими. Давно жаждал я пострадать за Христа. Вот вижу себя бедствующего и радуюсь о спасении Твоем, и во имя Господа Бога нашего прославимся. Но почему, Боже, прискорбна душа моя? Зачем смущаешь меня, душа. Уповай на Бога моего, ибо я буду славить Его, Спасителя моего и Бога моего». Так постоянно славил Бога со слезами. Днем его всегда видели ясным и радостным, речами приятными и веселыми тешил дружину свою. И видно было, что он не ожесточился, говоря: «Такое ли у вас единодушие было, дружина моя, когда прежде этого, как в зеркало смотрели на меня и радовались. Теперь же, видя на мне колоду эту, унываете и скорбите. Вспомните, как благоденствовали в жизни нашей, этого ли не сможем претерпеть? Что мне эта мука против моих дел?! Но больше этого должно мне приять, может быть за это и прощение получу, — и прибавил слова праведного Иова. — Как угодно Господу, пусть так и будет. Будет имя Господне благословенно отныне и до века. Не печальтесь, подождите немного, увидите и другие муки мои».
В несказанном страдании святого минуло 24 дня. Нечестивый же Кавгадый, имея яд змеиный под своими устами, опять досаждает душе долготерпеливого Михаила: повелел привести его на торговую площадь в таком бесчестии, созвал всех заимодавцев и повелел поставить святого на колени перед собою. Нечестивец торжествовал и, имея власть над праведным, много слов досадных говорил праведному, а затем сказал: «Знай, Михаил, таков ханский обычай: если он кого не взлюбит, хотя бы и из своего племени, то такую же колоду воскладает на него. Когда же гнев хана минует, то снова в первую честь введет его. Утром следующего дня тягота эта будет прекращена, и потом в большей чести будешь. — Взглянув, сказал стражникам, — почему не облегчите эту колоду?» Они же ответили: «Утром или на другой день так и сделаем по сказанному тобой». И сказал окаянный: «Поддержите ему колоду эту, да не отяготит ему плечи». Один из стоящих за ним, приподняв, держал колоду. Прошло много часов в вопросах, а праведный ответы давал, затем повелели увести блаженного. Когда увели его, он сказал слугам своим: «Подайте мне стул, дам отдохнуть ногам своим, изнурились от многого труда».
В это время съехалось бесчисленное множество людей различных народностей, они стояли и смотрели на святого. И сказал один из тех стоящих ему: «Господин, посмотри, как много людей собралось и видят тебя в таком бесчестии, а прежде слышали о тебе как о царствующем в своей земле. Господин, шел бы ты в свою вежу». Блаженный отвечал со слезами: «В позоре предстал перед ангелами и людьми, и все видящие меня кивали головами своими, — и дале, — Он уповал на Господа, пусть избавит его, если он угоден ему. Ты извел меня из чрева, вложил в меня упование от груди матери моей». Встав, пошел к веже своей, говоря прочее псалма того. Видно было, что очи его полны слез, чуял сердцем, что уже кончается доброе время. В несказанном терпении, в такой тяготе пребыл князь Михаил 26 дней за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Тютяковым, пройдя горы высокие Ясские Черкасские, близ Ворот Железных[591].
В среду рано повелел отпеть заутреню и канон, и часы. Сам же с плачем слушал правило причащения и сказал священнику: «Я бы сам почитал этот псалом». Он же дал ему книгу. Взяв книгу, начал читать тихо с умилением и многим воздыханием, и со многими слезами, испуская их из глаз, словно реку, и читая: «Сохрани меня, Господи, на тебя уповаю». (Псалом 2.) «Господь пастырь мой, ничего меня не лишит». (Псалом 3.) «Веровал, потому и говорил». Затем начал каяться к отцам своим духовным со многим смирением, очищая душу свою. Были с ним игумен и два священника. Затем сидели они вместе с сыном Константином. Он давал распоряжения княгине и сыновьям своим, приказывая об отчине, и о боярах, и о тех, которые с ним были до меньших из тех, что с ним были, не веля их обидеть.
И вот приблизился час, князь сказал: «Дайте мне Псалтырь, очень прискорбна душа моя». Чувствовал сердцем, что уже при дверях святой пришел звать его и по блаженную его душу. Открыв, нашел псалом: «Услышь, Боже, молитву мою… Внемли мне… я стенаю в печали моей и смущаюсь от вражьего голоса и от притеснения нечестивых… в гневе враждуют против меня». В этот момент окаянный Кавгадый, зайдя к хану, выходил с ответом на убиение блаженного Михаила. А этот читал: «Сердце мое трепещет во мне, и ужас смерти овладел мною». И спросил священников: «О чем говорит псалом этот, скажите мне». Не желая еще больше смущать его, они ответили ему: «Это, господин, знакомо, последние стихи говорят: „Возложи на Господа печаль свою, и Он тебя поддержит, не даст никогда поколебаться праведнику“». Он же продолжал читать: «Кто даст мне крылья, как голубю, улетел бы и успокоился. Далеко удалился бы я и водворился бы в пустыне. Ожидаю Бога, спасающего меня». Когда водили блаженного в походе за ханом, говорили ему слуги его: «Господин, есть проводники и кони. Беги в горы, жив останешься». Он же ответил: «Не дай мне Бог сделать это, никогда так не поступал в жизни своей. Если я убегу, а дружину свою оставлю в такой беде, какую славу приобрету?! Но воля Господня да будет». И сказал: «Если бы меня враг Кавгадый поносил, стерпел бы. Но этот[592], ненавистник мой, величается надо мной, этот, ему нет примирения от Бога. Я же, Господи, уповаю на Тебя». И так окончил псалом и закрыл Псалтырь и отдал отроку. Тот час один отрок его вбежал в вежу с побледневшим лицом и прерывающимся голосом: «Господин, уже едут от орды Кавгадый и князь Юрий со множеством людей прямо к твоей веже». Он же быстро встал и, вздохнув, сказал: «Знаю, зачем едут — убивать меня». И отослал сына своего Константина к ханше. И страшно было в тот час, братья, видеть множество людей, со всех сторон устремившихся к блаженному князю Михаилу. Кавгадый же и князь Юрий послали убийц, а сами спешились на торговой площади. Торг был близко, как камень добросить.
Убийцы, как дикие звери, немилостивые кровопийцы, разогнали всю дружину блаженного, вскочили в вежу, увидели князя стоящим и схватили его за колоду, что была на шее его, ударили сильно и швырнули на стену, и проломилась стена. Он же опять вскочил. Тогда многие схватили его и повалили на землю, били его нещадно ногами. И вот один из беззаконных, по имени Романец, достал большой нож, ударил святого в правый бок и, обращая нож туда и сюда, отрезал честное и непорочное его сердце. И так предал святую свою блаженную душу в руки Господа великий христолюбивый князь Михаил Ярославич месяца ноября в 22 день, в среду, в 7 часов дня. И сопричислился с ликами святых и со сродниками своими, с Борисом и Глебом[593], и с тезоименитым своим Михаилом Черниговским[594]. И принял венец неувядаемый от руки Господа, его же жаждал.
А двор блаженного разграбили русские и татары, имущество русское повезли к себе в становище, а вежу всю разорили на части, честное тело его бросили нагим, никем не охраняемое. Один же приехал на торговую площадь и сказал: «Повеленное вами сделали». Кавгадый и князь Юрий сели на коней и быстро подъехали к телу. Кавгадый же, увидев тело неприкрытым, бранил яростно князя Юрия: «Не отец ли тебе князь великий?! Почему тело его брошено непокрытым?» Князь Юрий приказал своим, покрыть котыгой[595], которую носили еще при деде его, и якыптом[596] своим. И положили на большую вежу, и перенесли его на телегу, и крепко привязали веревками. И перевезли за реку, называемую Адеж[597], что значит — «печаль». Воистину, печаль нам была, братья, в тот час быть свидетелями такой позорной смерти господина князя Михаила Ярославича.
А из дружины нашей немногие избежали рук их: некоторые дерзнули убежать в Орду к ханше, а других схватили и потащили нагих, беспощадно терзая, словно каких-то злодеев, и привели в становище свое и оставили в оковах. Сами же князья и бояре в одной веже пили вино, рассказывая, кто какую вину возвел на святого.
О, возлюбленные князья русские, не прельщайтесь суетой мира сего и века этого скоропреходящего, который легче паутины прервется. Ничего не приносите в этот мир, ничего и взять не сможете: ни золота, ни серебра, ни жемчуга многоценного, ни городов и власти, а из-за них какое преступление совершено!
Но возвратимся к прежнему и о совершившемся чуде расскажем. В ту же ночь послал князь Юрий слуг своих сторожить тело святого. И когда начали сторожить, страх и ужас напал на них, не могли вытерпеть и убежали в становище. А утром пришли и не нашли тела святого на веже: телега стояла, и вежа на ней веревками была привязана, а тело в стороне лежало раною к земле, и много крови вышло из раны; правая рука под лицом его, а левая около раны, и одежда на нем. Преславно Господь прославил верного раба своего Михаила. Удивления достойно: всю ночь лежало тело на земле, но никто из зверей не прикоснулся к нему, хотя их здесь множество. «Хранит Господь все кости святых, ни одна из них не разрушится. Грешникам же — смерть злая», что и случилось с проклятым и нечестивым Кавгадыем не прожил и полгода, испустил окаянный дух свой, принял вечные муки, негодяй. Многие православные