И был кудесник лютым врагом преподобному и злоратоборцем великим, неукротимым супостатом и борцом, хотел отвратить от веры христианской, и часто возмущал христиан, всегда спорил с ним, часто возражая ему о вере…
Волшебный кудесник говорил: «Боги наши, хоть и поруганы тобою, но милосердны и не погубили тебя; если бы не проявили милосердия, то давно бы тебя сокрушили и низвергли, а потому пойми, что они добры и милосердны, и вера наша намного лучше вашей веры. Ибо у вас, у христиан, один Бог, а у нас много богов, много помощников, много заступников: они дают нам ловлю и все, что в водах, и все, что в воздухе, и что в болотах, и в дубравах, и в борах, и в лугах, и в зарослях, и в чащах, и в березнике, и в сосняке, и в ельнике, и в прочих лесах, и все, что на деревьях, — белки, или соболи, или куницы, или рыси, и прочую ловлю нашу; от них же и к вам приходят ныне, от нашей охоты, и ваши князья, и бояре, и вельможи обогащаются, в меха облачаются и ходят и величаются, подолами одежд своих гордясь среди народа. Так долгое время изобилуют наши леса и промышляют в них. Не наши ли меха и в Орду посылают и доходят даже до самого мнимого царя?[623] И в Царьград, и к немцам, и в Литву, и в прочие города, и страны, и к дальним народам».
И еще говорил; «Наша вера лучше вашей, потому что у нас один человек или сам — друг, много раз выходит на бой, борется с медведем, и, победив, повалит его и шкуру его принесет; у вас же на одного медведя много народу ходит, числом до ста или до двухсот, и иногда привезут медведя, иногда же возвращаются без успеха и ничего не привозят, но попусту трудятся, а это, нам кажется, смех и кощунство».
И еще говорил: «Наша вера лучше: вести у нас быстро доходят; если что случится на дальней стороне, в другом городе, в девятой земле, то сегодня произойдет, и сегодня же вести к нам полные доходят, которых вы, христиане, не сможете узнать, много дней и много времени не узнаете, и этим наша вера лучше намного, чем ваша, потому что много богов помогает нам…»
(Стефан, отвечая Паму, рассказывает о христианской вере.)
И пребывали они вдвоем, друг с другом состязаясь словесно, весь день и всю ночь без еды и без сна, не переставая, сну не предаваясь, но все время споря, в словопрениях упражняясь. И хотя много сказал Стефан, но казалось, что на воде сеял; в душу, говорится, безумного не войдет мудрость, и не укоренится она в сердце оскверненном. Кудесник же, хотя и много поучений слышал, но ни единому не верил и не внимал сказанному, и не принимал рассказанного, и возражал, говоря; «Я не верю, это все мне кажется ложью, баснями, обманом, вымышленными вами, христианами, и я не поверю, если не увижу испытания веры!» И после слов этих, когда закончился спор, после многих прений и противоречий, договорились они и решили оба принять испытание вер, и сказали; «Пойдем и зажжем огонь, и войдем в него, и сквозь огонь пламенный пройдем, посреди пламени горящего, вместе пройдем, оба, и тут примем испытание, и тут возьмем испытание и доказательство веры. Вера того, кто выйдет цел и невредим, правая, и ему все последуем. И потом другое испытание примем таким же образом; пойдем оба, взявшись за руки, и войдем вместе в одну прорубь, и сойдем на дно реки Вычегды, и пойдем подо льдом, и через некоторое время, ниже плеса, через одну прорубь вместе выйдем. Чья вера правая, тот выйдет цел и невредим, и ему прочие все подчинятся». И понравился этот уговор всем людям и сказали они: «Воистину хорошее слово сказали вы сегодня!»
(Стефан обращается с речью к пришедшим для испытания вер людям.)
…И обратился к стоящим перед ним людям, сказав: «Благословен Господь! Возьмите огонь, и принесите его сюда, и зажгите этот дом крайний, открытый, и хорошо разожгите его, пока весь не загорится…» И так пытался, дерзая, войти в огонь, и обратился к волхву, сказав: «Войдем оба вместе, взявшись за руки, как и обещали». Тот же не пошел: устрашился шума огня, испугался, поэтому и не вошел. Народ же стоял, собравшись, глядя в глаза им, огонь горел, и пламень распалялся, преподобный же еще больше старался войти, заставляя его, и рукою взяв за ризу волхва, и крепко окал ее, и взглядом начал понуждать его идти. Чародей же отступал назад. И сколько бы это ни повторялось, волхв каждый раз вопил, говоря: «Не делайте этого, а то я умру!» Наконец в третий раз преподобный позвал его и сказал: «Пойдем, войдем оба в огонь палящий, по словам твоим и по решению твоему, как договорились». Он же не хотел слушать. И сказал ему Стефан: «Не ты ли сказал прежде эти слова, не сам ли ты избрал такое испытание богов? Почему же ныне выполнить не хочешь?» Волхв же пал, и бил челом, и припадал к ногам его, обличая вину свою, немощь свою, суетность и обман. Люди же, стоящие тут, троекратно просили его, говоря: «Пойди, несчастный, отчего не идешь?» Он же трижды отказался, говоря: «Не могу я идти, не дерзаю коснуться огня, боюсь приблизиться к пламени горящему, и, как сено сухое, не смею упасть, чтобы не растаять, как воск от огня, чтобы не опалиться, как воск и трава сухая, чтобы внезапно не сгореть и от огня не умереть. И какая будет польза во мне, когда истлею? Волхвование мое перейдет к нему. И будет двор мой пуст, и в погосте моем не будет живущего!»
Преподобный же Стефан, победив волхва в этом испытании, потом и в другом победил: взял его с помощью народа и привел к реке. И сделал две больших проруби: одну выше по реке, а другую дальше внизу. В ту, что вверху, нужно им было войти вместе, взявшись за руки, в ту же, что внизу, должны они были выйти, пройдя подо льдом. Чародейный же волхв и там, побежденный, осрамился, трижды понуждаем был, и отказался войти, говоря: «Не могу я этого сделать, хоть тысячу раз меня виноватым считайте». Люди же спросили его: «Древний злой старик, вот ныне пришли твои несчастья, скажи, окаянный, почему не вошел ни в огонь, ни в воду, и всячески посрамлен?» Волхв же отвечал: «Я не привык побеждать огонь и воду, а учитель ваш, Стефан, в детстве и в юности своей научился от своего отца волхвованием и чарованием уговаривать огонь и воду, и ни огонь его не жжет, ни вода не топит, потому что он научен и хорошо умеет. Я же многим злокозненным хитростям обучился за свою жизнь, и умею чаровать, волхвовать, колдовать, заклинать, и прочее многое, а этого одного не умею — силою ума побеждать огонь и воду, у отца своего не научился».
Потом же люди спросили его: «Скажи нам, чародей, почему ты так сделал? Знал свою немощь и зловерие, неверием одержим, дерзко обещался пройти огонь и воду?» Он же отвечал им: «Перехитрил меня Стефан. Я спросил, умеет ли он такие хитрости творить, он же мне ответил: „Не умею я сдержать огонь и воду, не учился этому“. Я же, услышав это, поверил слову его и, подумав про себя, решил: если он не умеет, как сказал, то я устрашу его, хотя сам не умею, но он-то не знает о моем неумении; надеялся своими хитростями перехитрить его и, одолев, осрамить его, а тех, кого он обратил, отторгнуть от него и привести в древнюю веру. Ничего этого не получилось, увы мне, и в яму, которую выкопал, я сам упал, и в сети, которую скрыл, увязла нога моя, и в ров, вырытый мною, сам упал, и было мне последнее горше первых, потому что Стефан, меня одолев, посрамил и суетность мою показал, и всего меня немощным явил, и ныне что делать и куда бежать, не ведаю…»
Люди же сказали ему: «Всюду, окаянный, сам предсказал свою погибель. Хочешь ли веровать и креститься, ведь уже переспорили тебя?» Очарованный же волхв нечестивый не захотел понять истинный разум и, не задумавшись, сказал: «Не хочу веровать и креститься!»
Преподобный же, обратившись к народу, сказал: «Вы свидетели всего, скажите мне: что с ним делать?» Они сказали: «Повинен он казни». Тогда люди пермские, приступив к нему, взяли его и подвели к Стефану, говоря: «Возьми его и казни, ибо заслужил он казнь и по нашим обычаям должен умереть, потому что слова Божьего не слушает, Евангелие хулит, проповедью евангельскою укоряет, благовествование ругает, над верой христианской насмехается…»
И еще спросили его: «Будешь ли еще вредить и отвращать верующих?» Он же ответил: «Нет, отец честной, если буду вредить или от веры отвращать, тогда пусть умру под ногами твоими».
Тогда преподобный сказал ему: «Это засвидетельствую сегодня перед многими свидетелями, и запрещением тебе запрещаю, чтобы не провинился ты ни в чем вышесказанном, если же появишься через некоторое время и преступишь наш уговор, то подлежишь наложению епитимьи и будешь судим по городским законам. Сегодня приказываю отпустить тебя, уходи от нас цел и невредим, только берегись потом, чтобы хуже не пострадать».
И когда он это сказал, люди, державшие волхва, отпустили его. Тот же выскочил от них, как олень, и пошел прочь от народа…
(Пермяки просят Стефана поехать в Москву, чтобы в Пермь прислали епископа. В Москве решают, что лучшим епископом будет сам Стефан, крестивший пермяков.)
Не только святым крещением просветил, но и грамоте научил он их, книжный разум даровал им, и Святое Писание передал им, тот, кто неизвестную азбуку пермскую создал, и теми письменами книги многие написал, которых они во все времена не имели. До крещения ведь пермяки не имели грамоты и не знали Писания, и совсем не ведали, что такое книги, но только были у них сказочники, что басни сказывали о бытии и о сотворении мира, и об Адаме, и о разделении народов, и о прочем, но больше лгали, нежели истину говорили, и так весь век свой и все года свои растрачивали…
Стефан же создал им грамоту, новую азбуку пермскую сложил. И многие, видя и слыша о нем, удивлялись, не только жившие в Перми, но и в иных городах и землях, даже на Москве, дивились, говоря: «Как он сумел книги пермские создать, откуда ему дана эта премудрость?» Другие же говорили: «Вот воистину философ новый. Был Константин или Кирилл философ, тот создал грамоту славянскую из тридцати восьми букв, так и этот сложил из двадцати четырех букв, подобно греческой азбуке, одни буквы по