(монашеское имя Варфоломея) различной пищи, но только хлеб один и вода из источника, да и то понемногу. Много раз и хлеба не было, и когда такое случалось, оба оставались голодными, сам Сергий и зверь. Иногда же блаженный и о себе не думал и голодным оставался: если был у него один кусок хлеба, то отдавал его зверю. И предпочитал не есть и голодать в тот день, чем зверя обидеть и голодного отпустить. Не однажды, не дважды приходить привык зверь, но по многу раз каждый день, и боже года так делал…
(Постепенно вокруг Сергия собираются монахи, он основывает монастырь и со временем становится в нем игуменом, являя собой образец всех добродетелей — скромности, трудолюбия, внимания к людям, терпения.)
Хочу с вами беседу продолжить о преславных чудесах, которые творил Бог через угодника своего. Как прежде мы вспоминали про этого великого пастыря и мудрую главу, когда он пришел в пустыню, желая один там жить в безмолвии, воды не было близ обители. Когда же братия умножилась, тяжело стало издалека воду приносить. Из-за этого некоторые роптали на святого: «Почему, — говорили, — не подумав, решил на этом месте обитель создать, ведь здесь воды нет». И так много раз с досадой говорили, им же святой отвечал: «Я один хотел на этом месте жить в безмолвии, но Бог захотел здесь такую обитель воздвигнуть, чтобы славилось его святое имя. Молитесь и не отчаивайтесь! Если Бог непокорным евреям из камня воду источил, то неужели вас, работающих для него днем и ночью, оставит он?» И отпустил их в кельи.
Сам же вышел из монастыря, некоего монаха взяв с собою, и пошел в лесную чащу вблизи монастыря, и не было здесь проточной воды, как старые люди говорили. Увидел же святой в одном рве немного воды дождевой и, преклонив колени, начал молиться…
И внезапно источник большой появился, который и доныне всем известен, из него и черпают для всяких нужд монастырских, благодаря Бога и угодника Сергия. Много исцелений бывает от воды той приходящим с верою, от различных недугов исцеляет она… И с тех пор источник назывался именем Сергия 10 или 15 лет. Рассудительный же этот человек, не любя славу, возмущался этим, говоря: «Пусть никогда я не услышу от вас, как вы моим именем источник называете. Не я дал воду эту, но Господь даровал нам, недостойным».
(Сергий и его ученики основывают новые монастыри. Сергий благословляет Дмитрия Ивановича перед Куликовской битвой. Даже рассказывается о видениях, чудесах, исцелениях в монастыре даром Сергия, о кончине преподобного. Завершает житие похвала Сергию.)
…Преподобный игумен отец наш Сергий святой — старец чудный, добродетелями всякими украшенный, тихий, кроткий нрав имел, и смиренный, и добронравный, приветливый и благоуветливый, утешительный, сладкогласный и благоподатливый, милостивый и добросердечный, смиренномудрый и целомудренный, благоговейный и нищелюбивый, гостеприимный и миролюбивый, и боголюбивый; отцам отец и учителям учитель, вождь вождям, пастырям пастырь, игуменам наставник, монахам начальник, монастырям строитель, постникам похвала… трудолюбивый подвижник, молитвенник крепкий, и чистоты хранитель, целомудрия образ, столп терпения; жил на земле ангельской жизнью и воссиял в земле Русской, как звезда пресветлая…
«Житие» написано Епифанием Премудрым около 1418 г. Сергий Радонежский (ум. в 1392 г.) — основатель Троице-Сергиева монастыря, значительный церковный деятель, сыгравший огромную духовную и политическую роль в жизни современной ему Руси, поддержавший объединение государства под властью Москвы.
Текст переведен по изданию: ПЛДР. XIV — сер. XV в. М., 1981. с. 256–428.
Хожение за три моря[627](Из путевых записок Афанасия Никитина)
В том же году нашел написание тверского купца Афанасия, что был в Индии четыре года А ходил, как говорят, с Василием Папиным[628]. Я же пытался узнать, когда Василий ездил с кречетами послом от великого князя, и сказали мне, что за год до казанского похода он возвратился из Орды, когда князь Юрий[629] был под Казанью, когда его (Василия Папина) под Казанью застрелили. Записей же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии и умер. Говорят, что, не дойдя Смоленска, умер. А писание то своею рукою написал, и его рукою написанные тетради привезли купцы к Мамыреву Василию[630], дьяку великого князя.
Вот написал я грешное свое хождение за три моря: первое море Дербентское — море Хвалынское, второе море Индийское — море Индостанское, третье море Черное — море Стамбульское. Пошел я от Спаса святого златоверхого[631] и с его милостию, от государя своего великого князя Михаила Борисовича тверского, и от владыки Геннадия тверского, и от Бориса Захарьича Пошел вниз Волгою и пришел в монастырь Калязин[632], ко святой Троице живоначальной и к святым мученикам Борису и Глебу. У игумена Макария с братиею получил благословение. И с Калязина пошел на Углич, с Углича отпустили меня свободно. И оттуда приехал в Кострому к князю Александру[633] с другой грамотой великого князя. И отпустили меня беспрепятственно. И на Плес приехал свободно и в Нижний Новгород, к наместнику Михаилу Киселеву[634]и к пошлиннику Ивану Сараеву, и они меня отпустили беспрепятственно.
А Василий Папин уже проехал мимо города две недели тому назад, а я ждал в Нижнем Новгороде две недели ширваншахова посла Хасан-бека[635]. Он ехал с кречетами от великого князя Ивана, а кречетов у него было девяносто. И поехал с ним на низ Волгою. Проехали беспрепятственно Казань, Орду, Услан, Сарай[636].
И въехали мы в Бузань-реку. Тут повстречались нам три поганых татарина и сообщили лживые вести: «Хан Касим в Бузани стережет купцов и с ним три тысячи татар». Посол ширваншахов Хасан-бек дал им по однорядке[637] и по куску полотна, чтобы провели нас мимо Астрахани. А они, поганые татары, по однорядке взяли, а весть подали астраханскому царю. Я тогда покинул свое судно и перелез с товарищами своими на судно послово. Поехали мимо Астрахани, а месяц светит, и царь нас видел. Татары кричали нам: «Качма, не бегите!» А мы не слыхали ничего. А плыли на парусах. За наши грехи царь послал в погоню всю свою орду. И настигли нас на Бугуне, и начали в нас стрелять, у нас застрелили человека, а мы у них двух татар. Судно наше малое остановилось на езу[638], они его захватили и тотчас разграбили; а моя вся мелкая рухлядь была на этом малом судне.
В большом же судне дошли до моря и встали в устье Волги на мели. Татары тут нас настигли и судно назад велели тянуть вверх до еза. Здесь они судно наше пограбили, взяли четырех русских заложниками, а нас отпустили голыми головами за море. Вверх же нас не пропустили, чтобы мы не подали вести. И пошли мы, заплакав, к Дербенту на двух суднах: в одном судне посол Хасан-бек с иранцами и нас, русских, десять человек, а в другом судне шесть москвичей и шесть тверичей, да коровы, да корм наш. На море поднялась буря, и малое судно разбило о берег. А тут есть городок Тарки[639], и люди вышли на берег, и сбежались кайтаки и людей всех захватили.
А мы пришли в Дербент. Тут встретили Василия, он пришел благополучно, а мы пограблены. И били челом Василию Папину и ширваншахову послу Хасан-беку, с которым пришли, чтобы они похлопотали о людях, захваченных кайтаками под Тарки. И Хасан-бек хлопотал, ездил на гору к Булатбеку, тот послал скорохода к Ширванша-беку, извещая: «Господин, русское судно разбило под Тарки, и кайтаки захватили людей, а товар их разграбили». И Ширванша-бек тотчас отправил посла к своему шурину Халиль-беку, князю кайтакскому: судно-де разбилось под Тарки, и твои люди, придя, людей захватили, а товар их пограбили, и ты бы, ради меня, людей ко мне прислал и товар их собрал, потому что те люди посланы ко мне; а что тебе нужно будет от меня, и ты ко мне пришли, и я тебя, своего брата, не упрекаю, а этих людей пошли ко мне, отпусти их ради меня свободно. И Халиль-бек тотчас отослал всех людей беспрепятственно в Дербент, а оттуда послал их к Ширван-шаху в орду, в его ставку.
Мы также поехали к Ширван-шаху в его ставку и били ему челом, чтобы он нас пожаловал, чем нам дойти до Руси. И он нам не дал ничего, так как нас было много. И мы, заплакав, разошлись кто куда: у кого было что на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен там, тот пошел куда глаза глядят; иные же остались в Шемахе[640], а иные пошли работать в Баку.
А я пошел в Дербент, а из Дербента в Баку, где огонь горит неугасимый. Из Баку пошел за море в Чапакур[641], да тут и жил, в Чапакуре, шесть месяцев, да в Сари, в Мазандаранской земле, жил месяц. А оттуда пошел в Амулю и тут жил месяц; а оттуда — к Димованту, а из Димованта[642] — к Рею. Тут убили шаха Хусейна, Ажевых детей и внучат Мухаммедовых[643], и он их проклял, за что 70 городов развалилось. Из Рея пошел к Кашану и тут был месяц; а из Кашана к Найину, а из Найина к Иезду и тут жил месяц. Из Иезда к Сирджану, а из Сирджана к Таруму