(Автор возносит хвалу воинам и боярам, принимавшим участие в походе. Например, он восхваляет князя Симеона Микулинского[827].)
…Превеликий воевода князь Симеон всех превзошел воевод и начальников полков храбростью и твердостью ума своего; за мудрые советы его любим был царем и великим князем. А воинам русским был доброратным воеводой, победами сияющим. И многие русские воины и противники видели его издалека: когда в бою полки сходились, как огненный, ездил он на коне своем, а меч и копье его, как пламя, метались по сторонам и секли противников, пролагая среди них улицы. А конь его, мнилось, как змей крылатый, летающий выше знамен; противники же видели это и быстро бежали от него, не умея устоять против него, и думали, что это не человек, но ангел Божий или некий святой заступник русский…
(Последние дни осады Казани описаны особенно подробно, так же как сам решающий бой. Подчеркивается мужество и русских воинов, и казанцев, защищавших город.)
Царь князь великий, взяв благословение и прощение у духовного отца своего, мужа добродетельного, по имени Андрей, и, как гепард, ярости наполнившись ратной, сел на избранного своего коня, с мечом, и поскакал, размахивая мечом и воеводам крича: «Что долго стоите без дела? Пришло время потрудиться недолго и обрести вечную славу». И хотел в ярости дерзнуть сам с воеводами идти на приступ в великом полку и своею храбростию ободрить всех, но удержали его воеводы силою, и воли ему не дали, чтобы грех какой не случился, и отвели в стан его, и увещевали тихими словами: «Тебе, царь, подобает спасти себя и нас; если мы все убиты будем, а ты будешь здоров, то нам будет честь и хвала во всех землях, и останутся у тебя сыновья наши и внучата и родственники, и будет вместо нас без числа служащих тебе. Если же мы все спасемся и тебя, единственного самодержца нашего, погубим, какая нам будет слава и похвала? Будет стыд и срам, укор во всех народах, унижение вечное, и останемся как стадо овец, не имеющее пастыря, в пустынях и горах блуждающее, съедаемое волками». Он же пришел в разум от ярости чрезмерной, и понял, что не на добро его безумное дерзновенье, и пустил к городу впереди великий полк, пеших вооруженных за огромными щитами деревянными, по 30 человек ко всем воротам, и приказал туры подвести ко всем стенам города близко, чтобы воинам взойти с них на стены проломленные, — царевичам астраханским с татарами, а за ними и всему воинству. А всем полкам не велел спешить, чтобы не гибли люди из-за стеснения у города Сам царь отъехал с братом своим, князем Владимиром, и с царем Шигалеем, и стоял, издалека глядя на происходящее.
Воеводы же с пешими воинами к городу приступили и в один час девять ворот проломили, и в город вошли, и пути всюду открыли русскому воинству. И самодержцево знамя, вознеся, на город поставили, победу христиан над погаными показывая всем. И быстро с теми царевичами поспешили в проломы, с полками их варварскими, и вошли в город через пустые места в мгновение ока без боя, и не дали загореться городу, угасив силу огненную.
Пока казанцы еще во страхе метались, и сами собой не владели, и с умом не собрались, другие воеводы стояли, ожидая подходящего времени; и когда увидели, что огонь угас, и дым по воздуху ветром разносит, и воины русские уже по городу скачут, бьются с казанцами врукопашную, тогда двинулись с мест тех, где стояли с полками своими, с криком громким.
И вошли во град на конях своих, как грозные тучи с великим громом, лились со всех сторон, как вода сильная, во все врата и проломы, с обнаженными копьями и мечами, друг друга подбодряя и крича: «Дерзайте и не бойтесь, друзья и братья, поспешите на дело Божье; ведь Христос невидимо помогает нам!» И не удержали их ни реки, ни глубокие рвы, ни все укрепления казанские, но как птицы через них перелетали и к граду припадали и прилипали. И если Господь не сохранит град, то всуе бдят стерегущие его. Пешие же воины лестницы бесчисленные приставляли к стенам и лезли по ним неудержимо, другие же, как птицы или белки, зацеплялись всюду, как ногтями, железными баграми за стены и залезали в город и били казанцев, те же со стен городских падали на землю. И смерть свою очами видя, веселились и лучше жизни смерть считали, ибо честно за веру свою, и за отечество, и за город свой стояли. С некоторых казанцев сошел смертный страх, и осмелели и стали во вратах града и у пустых мест, и схватились с русскими, и смешались войска великие, и крепко сражались, как звери дикие рыкая. И страшно было видеть обоих войск храбрость и мужество: одни войти во град хотели, другие же пустить их не желали, и, отчаявшись жизни своей, крепко бились и неотступно говорили себе, что один раз человек умирает. И трещали копья, и сулицы[828], и мечи в руках их и, как гром сильный, голоса и крик обоих войск звучали…
(После рассказа о взятии Казани автор говорит о преобразованиях, которые произошли там, и о возвращении русского войска в Москву. Царя встречает весь народ. Особенно ярко показана его встреча с царицей Анастасией):
Царица христолюбивая Анастасия встретить приготовилась царя самодержца, по царскому обычаю своему. На преддверие палат выйдя, с благоверными женами, с княгинями, с боярынями, веселия полна, на землю проливала слезы, как печальная горлица, видя супруга своего, давно разлученного с ней и вновь прилетевшего к подруге своей; и плач и тоска обоих прекратились. И радостны были оба, друг друга видя; как прекрасная денница[829] узрела пресветлое солнце, во вселенной с востока в палаты свои входящее, и помраченное облако уныния и печали, прежде бывшее на ней, светлостью лица своего и веселым взором прогоняющее, и разлуку, как дым, рассеивающее…
(В конце автор подводит итог всему сказанному, обобщенно рассказывая о значении взятия Казани и произнося похвалу предводителю похода Ивану Грозному.)
Таков был тот царь князь великий; и много по себе памяти и похвалы достойного оставил: города новые создал и старые обновил, и церкви пречудные и прекрасные воздвиг, и монастыри общежительные инокам устроил. И от юных лет не любил никакой потехи царской: ни охоты с птицами или псами, ни звериных боев, ни гусельного звона, ни гудков пения, ни музыкального голоса, ни пищания невнятного, ни скоморошьих, что от бесов, скакания и пляски; и всякое смехотворное зрелище от себя удалил, и скоморохов прогнал, и вконец все это возненавидел.
И только всегда о воинстве попечение имел, и поучение о битвах творил, и почитал добрых конников и храбрых пеших воинов, и о том с воеводами совещался и во все дни жизни своей с мудрыми советниками размышлял, как бы избавить землю свою от нашествия поганых и частого пленения ими. К тому же тщился всякую неправду, и бесчестье, и неправосудие, и взятки, и ростовщичество, и разбои, и кражи по всей своей земле извести, а правду и благочестие в людях посеять и вырастить. И для того по всей великой державе своей, по всем городам и селам разыскав, поставил разумных людей верных сотниками и пятидесятниками и к присяге привел всех, как Моисей израильтян[830], дабы каждый соблюдал людей своих, как пастырь овец, рассматривал и изыскивал всякое зло и неправду и обличал виноватого перед судьями. И если не оставит обличенный злого обычая своего, то смерть примет неумолимую. И так укрепил землю свою. Иначе нельзя злые обычаи, издавна укоренившиеся среди людей, до корня истребить.
И была тогда во царствии его великая тишина по всей земле Русской, прекратились всякие беды и мятежи, и великие разбои, и хищения, и воровство. И частые набеги варваров прекратились: убоялись его крепкой силы языческие цари, и устрашились меча его нечестивые короли, военачальники нагайские мурзы испугались блеска копий его и щитов, и затрепетали и побежали немцы с магистром от искуснейших ратоборцев… И стесненные супостатами русские пределы во все стороны он расширил и продолжил их до краев морских и наполнил бесчисленными селениями. И многие победы над противниками одержал, и даже имен воевод его боялись и трепетали. И звали его во всех странах крепким царем и непобедимым, и боялись враги его войной приходить на Русь, слыша, что жив он еще, и силу его зная, как племена, заточенные македонским царем Александром[831] за великие горы, на край Чермного моря. Если же приходили на землю нашу, то не явно, как при отце его и прадеде, когда по всей земле не уходя на русских окраинах жили, но как воры приходили и нечто украдкой похищали и убегали, как звери гонимые. Воеводы же московские, где услышат о приходе варваров, там, собравшись, прогонят их и, как мышей, давят и побивают. То ведь от века и от рождения дело варварское и ремесло — кормиться войною. Конец о взятии казанском.
Произведение написано около 1563–1565 гг. Автор поставил перед собой задачу рассказать об истории взаимоотношений Казанского ханства и Руси начиная с XII века и кончая победоносным походом на Казань Ивана Грозного в 1552 г. Сам автор — свидетель осады Казани, со взятием которой закончилось его двадцатилетнее пребывание в плену у татар. Это весьма образованный человек, хорошо знавший русскую историю по летописям, знакомый со множеством литературных произведений предшествующих веков. В основе многих эпизодов произведения лежат предания казанских татар, использованы в ряде случаев элементы русского фольклора.
Текст «Казанской истории» переведен по изданию: Казанская история / Подготовка текста, вступительная статья и примечания Г.Н. Моисеевой. М. — Л., 1954
V
Из жития протопопа Аввакума[832], им самим написанного
По благословению отца моего старца Епифания