Универсалистский подход господствовал и в описательной, и в теоретической лингвистике до конца ХIХ в. [Vogel, Comrie 2007: ix; Anward et al. 1997: 167], однако некоторые ученые и до того стремились преодолеть его недостатки. В России это А. А. Потебня и Ф. Ф. Фортунатов, ставшие родоначальниками двух основных концепций частей речи в отечественной науке; в Германии Г. Пауль [Пауль 1960 [1880]: 415]. Однако и в ХХ в. могли сосуществовать традиционные и новые подходы, пример – китайская грамматика [Иванов, Поливанов 1930]: А. И. Иванов применял традиционные эталоны и обнаруживал в этом языке «школьные» части речи, а Е. Д. Поливанов подходил к китайскому языку по-новому [Алпатов 2014а]. Стремление лингвистов к точности в ХХ в. приводило и к недовольству принятыми системами: «Классифицировать части речи настолько трудно, что до сих пор никто удовлетворительной классификации их не создал» [Вандриес 1937 [1921]: 114]. «Эта классификация, основывающаяся на смутном и бесплодном эмпиризме, а не на точной и плодотворной теории, не выдерживает никакой критики» [Теньер 1988 [1959]: 62].
В противовес традиционному универсализму с начала ХХ в. обозначилась противоположная тенденция: считать, что классы слов (или каких-то сопоставимых с ними единиц) в разных языках разные. Зачатки этой идеи находят у В. фон Гумбольдта, но окончательно ее сформулировали Ф. Боас и его ученик Э. Сепир [Anward et al. 1997: 167]. Э. Сепир писал: «Никакая логическая схема частей речи… не представляет ни малейшего интереса для лингвиста. У каждого языка своя схема» [Сепир 1993 [1921]: 116] (Сепир, правда, делал исключение для универсального, по его мнению, противопоставления имени и глагола). Его ученик Б. Уорф вообще считал, что системы частей речи в каждом языке несопоставимы и могут как угодно отличаться друг от друга. Однако в целом, как отмечает Я. Анвард, наука ХХ в. не пошла по этому пути, и современные типологи не исходят из бесконечного разнообразия систем частей речи в языках [Anward et al. 1997: 168].
В последние десятилетия происходит уточнение и переосмысление данного традиционного понятия, высказывались разнообразные концепции, которые могут быть сопоставлены с несловоцентрическими. И здесь происходит некоторое моделирование традиционных понятий, приближение к ним на основе некоторых более или менее строгих критериев. При этом нередко указывается, что «части речи образуют “нежесткую” систему нечетко очерченных классов слов» [Гак 1986: 51]; идея континуума частей речи есть и у Ж. Лазара [Lazard 2000: 415]. Такой подход, однако, принимается не всеми. Ряд лингвистов ХХ в. считали, что «хорошая классификация не должна строиться одновременно на нескольких признаках… Главные признаки подчиняют второстепенные» [Теньер 1988 [1959]: 62–63]. Главными признаками, как мы дальше увидим, могут быть в разных концепциях и морфологические, и дистрибуционные, и синтаксические, и семантические. Однако бывают и попытки комплексного подхода. Об истории изучения частей речи см. также [Алпатов 1990б].
Но прежде чем рассмотреть те или иные классификации, я хочу на примере русского языка показать, что даже в хорошо изученном языке проблема частей речи может допускать разные решения на основе тех или иных эксплицитных или имплицитных теоретических критериев.
2.3. Экскурс о нестандартных частях речи русского языка
Части речи русского языка имеют хорошо развитую традицию выделения. Тем не менее, даже отвлекаясь пока от классификации служебных слов, мы имеем случаи, когда проблема классификации слов по частям речи решается неоднозначно (или традиционно вообще не решается). Ограничусь четырьмя случаями, хотя их, вероятно, больше. Каждый из них хорошо известен в русистике, хотя в совокупности они рассматриваются не так часто.
Случай первый: коммуникативы.
Выше уже упоминалось, что традиция оставляет некоторые слова вне системы частей речи. Это так называемые «слова-предложения» вроде русских Да, Нет (или английских Ye s, No, японских Hai, Iie с тем же значением). Например, в русской школьной традиции они упоминаются в синтаксисе, но в морфологии при перечислении частей речи этих слов как бы и нет. И дело, видимо, здесь не только и не столько в их количестве, как предполагал для сходных французских примеров В. Г. Гак: артикли – очень небольшой класс, но их выделяют как часть речи уже более двух тысячелетий. А слов, аналогичных по свойствам Да и Нет, на самом деле немало: «слов-предложений», передающих ту или иную реакцию на речь собеседника (их иногда [Шаронов 2009]) называют коммуникативами), насчитывают не один десяток. Еще один бесспорный пример данного класса – слово конечно, связанное с прилагательным конечный лишь этимологически. Если подобные слова все же включают в систему частей речи, то они либо попадают в число наречий, либо причисляются к частицам, то есть к служебным словам; возможно, хотя, кажется, никем не предлагалось, и их отнесение к междометиям. Здесь явно разные критерии дают разный результат.
Случай второй: аналитические прилагательные.
В русском языке имеется неканоническая часть речи – «аналитические прилагательные», выделенная М. В. Пановым [Панов 1971], который к ним отнес, например, чудо, гамма, беж, хаки в составе сочетаний чудо-печь, гамма-излучение, цвет беж, цвет хаки. Эти слова (по крайней мере, в данном значении) могут быть только определениями, причем в отличие от других знаменательных слов их порядок фиксирован: они чаще препозитивны, но беж или хаки, наоборот, постпозитивны. Дефисное написание многих из них, как указывал М. В. Панов, не является решающим аргументом в пользу их признания компонентами сложных слов; но если даже так считать, то все равно останется группа постпозитивных слов данного класса. Характерно, что в последнее время данный класс активно пополняется за счет английских заимствований вроде контент; аналитический строй английского языка способствует их проникновению в русский язык именно в данном качестве. В отличие от других рассматриваемых здесь спорных классов тут, кажется, расхождение точек зрения проявляется лишь в выделении или игнорировании данного класса, а если он учитывается, то рассматривается только как подкласс прилагательных. Однако в разделе 2.10 будет рассмотрена и другая возможная его трактовка: как отдельной части речи.
Случай третий: категория состояния.
Эта нетрадиционная часть речи, как известно, впервые была выделена для русского языка Л. В. Щербой [Щерба 1957 [1928]], затем В. В. Виноградовым [Виноградов 1972 [1947]: 319–336]. Вопрос о категории состояния вызывает много споров уже не одно десятилетие, см. историю вопроса [Там же: 319–323; Аничков 1997: 296– 317]; в середине 50-х гг. в журнале «Вопросы языкознания» прошла даже специальная дискуссия на этот счет. Ряд лингвистов, например И. Е. Аничков, отрицали существование данной части речи в русском языке. Я не собираюсь здесь рассматривать все аспекты этого сложного вопроса. Можно согласиться с И. Е. Аничковым в том, что ее состав часто неоправданно расширяется, особенно когда эта концепция применяется к английскому и другим языкам, по строю отличным от русского [Аничков 1997: 317]. Однако может быть выделено ядро этого класса – слова вроде надо, нельзя, жаль, которые трудно еще куда-либо отнести. Тут мы опять видим, как и в случае коммуникативов, несовпадение критериев: синтаксически эти единицы ближе всего к глаголам, но морфологически неизменяемы. Необходимо, однако, учитывать, что это не чистые предикативы, а слова, требующие связки (которая в русском языке в настоящем времени бывает нулевой).
Случай четвертый: граница наречий и прилагательных.
Как известно, слова вроде хорошо, быстро в составе хорошо работать, быстро идти трактуются в русистике по-разному: их либо включают в парадигму прилагательных (см., например, [Аванесов, Сидоров 1934: 68]), либо исключают из нее и причисляют к наречиям [Виноградов 1972 [1947]: 275–278]. Обе точки зрения имеют плюсы и минусы. Показательны следующие слова Л. В. Щербы: «Такие слова, как худой и худо, мы очень склонны считать формами одного слова, и только одинаковость функций слов типа худо со словами вроде вкось, наизусть и т. д. и отсутствие параллельных этим последним прилагательных создают особую категорию наречий и до некоторой степени отделяют худо от худой». Как будет показано в разделе 2.7, выбор той или иной точки зрения может быть связан с различным местом всех данных классов русских слов (не только слов типа хорошо, но также всех прилагательных и наречий) в общей классификации частей речи.
Таким образом, не только для языков иного строя, но и для русского языка традиция в ряде пунктов либо не разработана, либо неоднозначна. В связи с этим необходимо рассмотреть лингвистические основания для выделения частей речи. Как уже упоминалось в 2.2, эти основания могут быть морфологическими, дистрибутивными, семантическими, синтаксическими57, могут базироваться на единственном или главном признаке, но могут оказаться и комплексными. К разбору этих оснований мы и переходим.
2.4. Части речи как морфологические классы
Одним из наиболее разработанных подходов к моделированию понятия части речи является морфологический; как мы уже видели, для европейской традиции он долго был основным. Это было естественно, поскольку для языков, на основе которых традиция формировалась, самые явные из признаков – морфологические. Прежде всего, это наличие в составе тех или иных классов словоформ тех или иных грамматических (словоизменительных) аффиксов (или, если исходить из модели «слово – парадигма», то или иное изменение целого слова). Другой вид признаков – признаки деривационные (словообразовательные), которые тоже могли использоваться, однако обычно играли второстепенную роль [Яхонтов 2016 [1968]: 161]. Как уже говорилось, части речи европейской традиции – прежде всего, морфологические классы греческих и латинских словоформ; морфологические критерии дополнялись другими чаще всего лишь тогда, когда морфология выделяла слишком обширный и неоднородный класс неизменяемых слов. Уже определение Варрона эксплицировало такую традицию. И современные исследователи, даже отошедшие от первоначального морфологизма, признают, что в любом языке морфологические структуры (если они, разумеется, есть) наиболее прозрачны, а морфологическая структура наиболее очевидна [Gil 2000: 181].