Выделение единого класса имяглагола, покрывающего соответствия существительных и глаголов, в принципе не препятствует выделению наряду с ним каких-то периферийных частей речи. Выше уже приводилась трактовка индонезийского языка у Д. Гила. Как пишет Д. Бек, для многих языков со слабой дифференциацией частей речи выделяют один большой класс, лишенный дифференциации, и мелкие периферийные классы, обладающие некоторыми четко выраженными свойствами [Beck 2008: 1]. Такими классами нередко оказываются местоимения и детерминативы, но могут оказаться и чистые глаголы.
Уже упоминавшийся К. Хенгевельд ставит и вопрос о связи между наличием в языке flexible и другими грамматическими свойствами языка. Он приходит к выводу о том, что поскольку грамматическая невыраженность синтаксических функций сама по себе затрудняет восприятие речи и поэтому требует компенсации иного рода, этим языкам свойствен строгий порядок слов, по строю они бывают изолирующими или агглютинативными, им несвойственны чередования, разные типы склонения и спряжения, супплетивизм и другие явления, нарушающие регулярность [Hengeveld 2013: 37–51]. Однако, как выше уже отмечалось, данная гибридная часть речи встречается и в языках без морфологии вроде древнекитайского, и в языках со сложной морфологией вроде мунда или западнокавказских.
Еще один спорный вопрос состоит в том, можно ли считать flexible в разных синтаксических позициях сохраняющими единую семантику или нет. Чаще всего считается, что в регулярных случаях не происходит изменения семантики, кроме стандартного изменения позиции (хотя возможны случаи нестандартных добавок к значению, которые можно рассматривать как лексикализацию). Однако есть и противоположная точка зрения, согласно которой изменения семантики всегда присутствуют [Don, Lier 2013: 56].
Альтернативный подход к выделению flexible (или в предельном случае к отказу от выделения частей речи вообще) – известная концепция конверсии, упомянутая в предыдущем разделе. При таком подходе обычная система частей речи сохраняется и не требуется вводить дополнительные части речи. Однако насколько это правомерно? Специально этому вопросу посвящена статья [François 2017], где вводится важное разграничение. Конверсию целесообразно признавать при непредсказуемости перехода (именно так дело обстоит в английском языке), она часто связана и с непредсказуемыми изменениями семантики, тогда как если возможность использования лексемы в неизменном виде регулярна, то следует как особый класс слов выделять flexible (имяглагол). Об этом пишут и в других работах [Lier 2016: 203]. Однако можно ли в таких случаях говорить о полной регулярности? В предыдущем разделе об этом говорилось в связи с древнекитайским языком.
При любом подходе к проблеме, по-видимому, нельзя считать, что все лексические единицы того или иного языка однотипны по своим свойствам, однако традиционное понятие части речи может иметь разную значимость в зависимости от строя языка. Еще раз напомню, что языки типа латинского или русского – языки с максимальным противопоставлением классов слов. Этим, видимо, объясняется максимальная дифференциация частей речи в античных грамматиках по сравнению с другими традициями, притом что в целом античная традиция не была самой развитой.
2.9. Классификация служебных слов
В связи с данными критериями надо рассмотреть и вопрос о служебных словах. Само противопоставление знаменательных и служебных слов обычно основано либо на фонетическом, либо на синтаксическом критерии: последний – возможность или невозможность слова к независимому употреблению. Как говорилось в предыдущей главе, это противопоставление в периферийных случаях может быть не вполне ясным. Однако его значимость несомненна (см. 1.3), что косвенно отражается и в его важности для самых разных лингвистических традиций, см. ниже в 2.10. Впрочем, в национальных вариантах европейской традиции противопоставление может выглядеть по-разному. По-английски русский термин служебное слово может быть передан как particle (это слово может быть шире по значению, чем русское частица) или как clitic (термин, рассмотренный в первой главе), последний класс принято выделять по фонетическим критериям. Однако для знаменательного слова принятого эквивалента нет (предлагаемые в изданных у нас словарях переводы вроде autosemantic word неупотребительны в странах английского языка), и при издании работы за рубежом иногда приходится отказаться не только от терминов, но от самого понятия множества слов, не являющихся клитиками. Связано ли это с большей автономностью английских служебных слов по сравнению с русскими?
Их классификация (независимо от того, включаются ли в их число форманты или нет) гораздо менее универсальна, чем классификация знаменательных слов. Иногда их вообще отказываются классифицировать в общем виде, поскольку в разных языках они слишком различны [Маслов 1975: 167]. Крайним вариантом была точка зрения О. Есперсена, который отказывался классифицировать служебные слова и предлагал их вместе с наречиями и междометиями объединить в остаточный класс частиц [Есперсен 1958: 96]. Имеющиеся классификации чаще всего основаны на их дистрибуционных свойствах, на сочетаемости с теми или иными знаменательными словами.
С морфологической точки зрения большинство служебных слов (по крайней мере, во многих языках) входит в единый класс неизменяемых слов. Исключение в языках, обладающих глагольным словоизменением, однако, могут составлять вспомогательные глаголы и связки, обычно сохраняющие часть морфологических характеристик глагола. Традиционно их из соображений «тождества слова» включают в число глаголов, то есть знаменательных слов, хотя по признаку несамостоятельности это служебные единицы. Есть, однако, исследования, где вспомогательные глаголы последовательно относят к служебным (неавтономным) словоформам [Мельчук 1997]80. Изменяться могут также артикли; в античности греческий артикль был признан особой частью речи именно по этой причине. В грамматике Дионисия артикль (член) описывался среди изменяемых частей речи и занимал место между причастием и местоимением [Античные 1936: 118]. Иногда изменяемость – неизменяемость служебных слов считается одним из оснований для классификации [Касевич 2006: 513]. Но в любом случае значительная часть служебных слов по морфологическим основаниям никак не будет дифференцироваться81. Отношения между знаменательным и служебным словом если теми или иными языковедами и приравниваются к синтаксическим, то все равно качественно отличны от синтаксических отношений в обычном смысле; традиция не учитывала эти отношения при классификации членов предложения. Семантические классификации служебных слов затруднены из-за неопределенности значения многих из них, а если кем-то и предлагаются, то оказываются иной интерпретацией тех или иных дистрибуционных классификаций. Но сочетаемость (дистрибуция в широком смысле, во многих языках не обязательно жестко связанная на линейном соседстве) служебных слов позволяет их классифицировать.
Существуют и классификации, где по степени независимости выделяется больше одного класса. Н. В. Крушевский [Крушевский 1998 [1883]: 208] их выделял три: знаменательные слова, незнаменательные слова первой степени (наречия) и незнаменательные слова второй степени (предлоги, частицы). Ю. С. Маслов предлагал промежуточным классом считать модальные слова [Маслов 1975: 158].
Традиционная классификация служебных слов еще менее системна, более явно разнородна и еще более связана с особенностями индоевропейских языков, чем традиционная классификация знаменательных слов, хотя, вероятно, как-то отражает интуицию носителей европейских языков. Античная традиция выделяла лишь наиболее заметные в соответствующих языках классы: предлоги, союзы, для греческого языка также артикли. Остальные служебные слова первоначально не классифицировались, позднее для них был предусмотрен остаточный класс частиц, элементы которого не выделяются по каким-то позитивным признакам. И сейчас классификации часто ориентированы на особенности «своего» языка: у нас в России, разумеется, артикли присутствуют при перечислении частей речи в грамматиках западных языков, но в работах общетеоретического характера о них нередко забывают, ориентируясь на русские части речи. В грамматиках других языков иногда предлагают, наряду с традиционными, какие-то иные части речи; например, В. Г. Гак для французского языка выделил «6 групп служебных слов»: детерминативы (с артиклем), служебные местоимения, глаголы-связки, предлоги, частицы [Гак 1986: 59]. Такие классификации, хорошо обоснованные для некоторого конкретного языка, могут, однако, оказываться несопоставимыми. Пожалуй, лишь одна неканоническая служебная часть речи стала у нас достаточно широко принятой: послелог, но лишь потому, что это, по сути, тот же предлог, но переименованный для многих языков из-за расхождения его позиции с внутренней формой термина «предлог».
Некоторые служебные элементы (собственно служебные слова или форманты), особенно не имеющие аналогов в европейских языках, оказываются вне классификаций. Например, в японском языке имеются так называемые субстантиваторы: no, koto, mono, tokoro. Они присоединяются к глаголам и предикативным прилагательным, сохраняющим управление, но преобразуемым в актантный член предложения (подлежащее или дополнение), принимая после себя падежные показатели; подробнее см. [Алпатов и др. 2008. 2: 303–325]. Отечественная и западная японистика однозначно считает эти единицы служебными словами, а японская наука относит их к служебным go. Но вызывает затруднение их частеречная характеристика: это явно не послелоги, не союзы и не (отсутствующие в японском языке) артикли; остается лишь считать их частицами, но частица обычно не имеет синтаксического значения, а это синтаксические по функции показатели, преобразующие один член предложения в другой