и о том, что хотя бы часть категориальных форм обязана быть синтетической.
Однако в англоязычной японистике такая проблема никогда не вставала из-за особенностей, иных по сравнению с русской традицией. Ни американским, ни британским лингвистам98 не свойственно рассматривать аффиксацию как главное и наиболее естественное средство выражения грамматических отношений. Начнем с самой, видимо, знаменитой в наше время лингвистической фразы (не phrase!, см. ниже), придуманной Н. Хомским в 1957 г.: Colorless green ideas sleep furiously «Бесцветные зеленые идеи спят яростно». Это пример грамматически (не семантически) правильного предложения, остающегося таковым и в русском переводе. Но Хомский привел и пример грамматически неправильного предложения, для этого он расположил слова в обратном порядке. Однако для русского языка такой способ не годится: при любом порядке слов соответствующее предложение останется грамматически правильным. Зато правильность легко нарушить, например заменив спят на спит. Кстати, так мог поступить и Н. Хомский, например заменив sleep на sleeps. Но, по-видимому, для носителя английского языка стандартное представление о нарушении грамматической правильности связано с нарушением порядка слов, а для носителя русского языка – с нарушением правил согласования и управления. Отмечу, что Н. Хомский всегда приводил только примеры из английского языка, считая, что все то, что верно для английского языка, верно всегда. Но случайно ли, что до сих пор, насколько мне известно, нет сколько-нибудь полной порождающей грамматики для какого-нибудь языка со свободным порядком слов, включая русский или латинский?
Еще одна область – типология порядка слов. Американские исследования, включая классическую работу Дж. Гринберга [Гринберг 1970 [1963]], основаны на понятии базового порядка слов, то есть такого порядка членов предложения, который в языке либо единственно возможен, либо при допустимости перестановок встречается чаще всего. При таком подходе русский и английский языки по большинству параметров оказываются в одном классе языков SVO, хотя не только лингвисты, но все носители каждого из языков при изучении другого из них испытывают большие трудности при освоении словопорядка, поскольку степень его строгости там различна. Единственная известная мне попытка построить типологию порядка слов, основанную не на базовом порядке, а на степени его строгости (несущественной для Дж. Гринберга), была предпринята в СССР [Холодович 1966]. Она, правда, не получила развития, но сам факт таких различий подходов показателен и, видимо, может быть объяснен подспудным влиянием базового языка.
Такое влияние проявляется и в синтаксической традиции. В англоязычной лингвистике структура предложений обычно представляется в рамках так называемой грамматики составляющих, восходящей к Л. Блумфилду [Блумфилд 1968 [1933]: 169]. Предложение при таком подходе делится на части (составляющие), у большинства лингвистов деление на каждом шагу бинарно. В наиболее частом случае двусоставного предложения оно делится на nominal group и verbal group; если эти составляющие состоят из нескольких слов, они, в свою очередь, делятся на две части, и т. д.; в результате получаются составляющие разных рангов. Часто разложение на составляющие идет дальше границ слова и независимо от них, доходя до морфем (корней и аффиксов). Такая схема наглядно представляется в виде скобок, каждая пара скобок включает составляющую, пары скобок вкладываются друг в друга, но не пересекаются.
У нас такое представление до недавнего времени не было принято, его место обычно занимает так называемая грамматика зависимостей [Тестелец 2001: 106]. Для носителя русского языка синтаксис – это, прежде всего, согласование и управление (именно так считали и в античности, даже понятие члена предложения появилось уже в позднем средневековье), а единицами синтаксиса являются оформленные слова. Такой подход был затем обобщен в грамматике зависимостей.
С грамматикой зависимостей мы знакомимся еще в школе99. В этом случае предложение понимается как состоящее из слов и синтаксических отношений между ними. Выделяется главное слово (сказуемое и/или подлежащее), от него проводится стрелка к зависимым членам предложения, далее к зависимым членам второго ранга и т. д. Предложение предстает как совокупность слов и синтаксических связей между ними, а их порядок существенной роли не играет. На Западе такое представление синтаксических структур иногда называют «графами Теньера», поскольку их употреблял французский лингвист Л. Теньер в книге [Теньер 1988 [1959]]. Отмечу, что он был славистом, изучал работы русских лингвистов и мог использовать их идеи.
Каждый из двух подходов имеет свои преимущества и недостатки, см. [Тестелец 2001: 145–149]. Грамматика зависимостей принципиально не меняется при перемене порядка слов, что, вероятно, соответствует привычкам людей, для которых родной язык – русский. Но грамматика составляющих исходит из того, что составляющие должны быть непрерывны, что, видимо, естественно для носителей английского языка, для которых более существенно представление о корреляции между степенью синтаксической и линейной близости слов. Свободный порядок слов требует усложнения грамматики составляющих. С другой стороны, грамматика зависимостей требует обязательного и безостаточного членения текста на слова, что, как отмечалось в первой главе, не всегда легко сделать. В грамматике же составляющих можно приравнять слово к аффиксу или корню или вообще обойтись без выделения слова; видимо, тенденция понизить слово в ранге или исключить это понятие (см. 1.6) связана с распространением грамматики составляющих. А при явлении так называемого группового оформления, когда аффикс оформляет не только основу, к которой примыкает, но и какие-то другие компоненты предложения (оно встречается во многих языках, но для русского языка не характерно), удобнее грамматика составляющих. Многократно обсуждался английский пример King of England’s «короля Англии», см., например, [Блумфилд 1968 [1933]: 188], где скобочная запись будет ((King of England)’s), тогда как стрелочная запись (по крайней мере, при традиционном членении на слова) не отразит его структуру.
В этом проявляется различие строя языков, что еще полвека назад отмечали А. А. Зализняк и Е. В. Падучева: «Ясно, что русский язык, с относительно свободным расположением слов, менее удобно анализировать по непосредственным составляющим, чем английский; аналогично, для английского языка понятие дерева зависимостей является менее естественным, чем для русского» [Зализняк, Падучева 1964: 7]. Устно такую идею в те же годы высказывал талантливый лингвист А. Н. Журинский (1938–1991).
Отмечу, что почти одновременно с Л. Блумфилдом нечто похожее на грамматику составляющих предлагал и Е. Д. Поливанов, но не для русского или даже английского, а для китайского языка [Ал-патов 2014а]. Он рассматривал структуру китайского предложения как множество «инкорпораций»; по единой модели строятся и слова, и «сочетания двух или более двухсложных или многосложных слов», а между «схемами инкорпораций-слов» и схемами «инкорпораций-словосочетаний» нет принципиального различия [Иванов, Полива-нов 1930: 238–239]. За исключением акцентуационных характеристик слов, нет разницы между китайской морфологией и китайским синтаксисом, «вместо двух принципиально-отличных систем… – морфологии и синтаксиса… мы имеем нечто одно» [Там же: 22]. Этим китайский язык для него отличается от русского и других языков. Среди прочих инкорпораций выделяются и предикативные, соответствующие русским предложениям, однако они составляют специфику лишь в плане межъязыковых соответствий, и «мы имеем право подойти к предикативной инкорпорации с тем же формальным анализом, что и к количественно-равновеликим инкорпорациям выше-рассмотренных типов» [Там же: 259–260]. И в современных грамматиках составляющих, ориентирующихся на строй английского языка, морфология и синтаксис обычно сливаются в нечто единое, именуемое синтаксисом.
Главное отличие идей Е. Д. Поливанова от грамматики составляющих заключается в том, что американские ученые идут «сверху», от предложения, которое делится на всё более мелкие части, а Е. Д. Поливанов, наоборот, идет «снизу»: исходны морфемы, которые соединяются сначала в «инкорпорации 1-й степени» (сложные слова), затем в «синтаксические сочетания». Слово как некоторая, по сути, промежуточная единица у него сохраняется. Таким образом, Е. Д. Поливанов осознавал, что традиционная схема предложения с подлежащим, сказуемым и т. д., применимая к русскому и даже японскому языку100, не подходит для китайского языка, для которого нужна иная схема, основанная на жестких правилах порядка. Однако сторонники грамматики составляющих и грамматики зависимостей обычно используют ту и другую для всех языков.
По-видимому, грамматика зависимостей кажется естественной носителям русского языка, где слова обычно четко выделяются, их грамматические функции очевидны благодаря их «оформленности», а их порядок почти всегда свободен101. Но грамматика составляющих естественнее для носителей английского языка с жесткими правилами словесного порядка и менее ясными границами слов. Здесь в отличие от русского языка слова часто получают синтаксическую роль лишь в зависимости от места в предложении.
Различия строя языков заметны и в традиционной терминологии. Трудно дать стандартный и общепонятный английский перевод для привычных для нас терминов знаменательное слово, служебное слово, словосочетание, главное предложение, придаточное предложение. Мне однажды не удалось напечатать за рубежом английский вариант уже публиковавшейся по-русски статьи о японском языке: в ней важную роль играло деление слов на