2.4. Таким образом, начала современных восточнославянских языков много древнее самих языков, но их формирование происходило в процессе организации этноса и послужило новой формой воплощения его активных творческих сил; литературный язык как система существовал всегда, но — в различных формах.
2.5. Условно время существования древнерусского языка ограничим эпохой раннего средневековья — от утраты носовых до падения редуцированных гласных и связанных с этим основных преобразований языковой формы: середина X — конец XIV в. Эпоха зрелого средневековья — с конца XIV в. — определяется выделением самостоятельных восточнославянских языков, в границах которых развертываются преобразующие систему семантические изменения на лексическом и грамматическом уровнях и возникает тенденция к синтаксической перестройке текста. Новое время начинается с конца XVII в. и характеризуется углублением всей системы благодаря формированию инвариантных для нее литературных норм, а также активизации дериватологических и стилистических процессов. Язык великорусского народа становится русским литературным языком. Эквиполентность — градуальность — привативность как определяющие все частные изменения классификационные модификаторы системы, уточняя и обогащая друг друга, постоянно усложняют семантическую структуру языка все новыми возможностями развития (от метонимии к метафоре и т.п.).
2.6. Неразработанность основных разделов истории русского языка: акцентологии, семасиологии, стилистики и др. — становится главным препятствием на пути решения многих важных проблем. В частности, мы мало что знаем о разговорной — устной — речи восточных славян как раз по причине отсутствия данных об указанных сторонах языка. Предварительные гипотезы, высказанные классиками нашей науки в ХІХ—ХХ вв., в условиях, отличных от наших, и на основании ограниченных тогда еще материалов, сегодня уже не могут нас удовлетворить. Их решения предопределялись взглядом, каким они всматривались в прошлое: с высоты своего времени, а не «изнутри», ретроспективно, а потому и субъективно, притом же и в весьма узком диапазоне, только со стороны языковой формы, взятой вне общего культурного контекста, чисто эмпирически.
3.0. Язык — важнейший элемент культуры народа, он обслуживает различные аспекты деятельности, в языке формируются основные понятия данной эпохи, с помощью языка развиваются новые формы мышления, накопления информации и ее сохранения. По этой причине изучение конкретных изменений языка целесообразно соотносить с историей духовной культуры народа — носителя данного языка.
3.1. Углубленные исследования последних лет позволяют по-новому поставить вопрос о содержательном смысле истории русского языка. Последовательность развития грамматических категорий, основных единиц системы, даже изменения на уровне грамматической формы показывают, что на протяжении последнего тысячелетия происходило важное изменение в классификационном принципе исчисления объектов. Эквиполентные оппозиции, актуальные в эпоху раннего средневековья (до XIV в.), сменялись новыми противоположностями — градуальными оппозициями эпохи зрелого средневековья (до конца XVII в., см. п. 2.5). Основные тенденции в развитии языка определялись именно этими установками на квалификацию подлежащих рассмотрению феноменов. На исходе этой эпохи, в новое время, развивались корреляции, построенные на привативных оппозициях, что, в конечном счете, стабилизировало систему языка в целом, превратив ее в функционально оправданную структуру, способную стать инструментом логически точной мысли и творческой деятельности современного человека. Подобные изменения языка происходили изофункционально всем остальным движениям культуры — мировоззренческим, эстетическим, этическим и т.п. изменениям классификационного принципа и перехода исчислений с тернарного градуального (типа Троицы) на бинарный привативный (их содержательный смысл мы рассмотрим особо). Одновременно происходило и последовательное преобразование в содержании и интерпретации языкового знака, в результате чего сформировались современные представления о знаке и знаковых системах. Особенно это коснулось семантики слова.
Установка на релевантность только включенного в типичную для данной культуры оппозицию предмета, явления или признака определяла систему наличных единиц и категорий языка, их взаимное распределение и правила построения текста.
3.2. Например, на фонологическом уровне эквиполентность гласных /е/|/о/ устанавливала функциональную и системную равноценность обеих фонем по признакам «передний и нелабиализованный» или «непередний и лабиализованный». Возникновение градуальной оппозиции привело к перестройке всей системы гласных неверхнего и ненижнего подъема, что и осуществилось в известных нам изменениях гласных «ять» и «ô закрытого», в результате чего образовался градуальный ряд фонем типа /ê — е — о — ô/ с различиями по говорам русского языка; образовалось иерархически выраженное скольжение интенсивности признака ряда — от самого переднего до самого непереднего, последний по этой причине и материализовался в лабиализованном (происходило усиление оппозиции). Развитие системы в направлении к нашему времени хорошо известно: сжатие системы до бинарности привативного типа, согласно которому в данном фрагменте системы /е — о/ маркирован лабиализованный, а его противочлен остается без признака различения. На всех этапах изменения перемаркировки фонем, и даже их акцентные характеристики, в своем развитии безусловно подчинялись ведущему классификационному принципу, так что после XVI в. фонема /ê/ совпадает с фонемой /е/, фонема /ô/ — с фонемой /о/ и т.д.
В морфологии формирование градуальности можно проследить на примере развития почти всех грамматических категорий или парадигм. Унификация типов склонения, например, первоначально охватывала грамматические формы по горизонтали (попарное смешение форм общего значения: в род. падеже дьне — дьни, а затем — после вторичного смягчения согласных — дьни — дня; в дат. падеже домоу — домови и т. п.), что отражает эквиполентно ориентированную установку на уподобление функций языковых форм по смежности. В эпоху зрелого средневековья принцип унификации форм изменяется, возникает градуальный ряд вертикального типа и происходит совмещение старых типов основ в зависимости от категории грамматического рода, акцентного соответствия и — главное — от сходства словесного корня.
В построении текста также происходят свои изменения. Эквиполентность равнозначных (точнее — подобозначных) форм или категорий сменилась градационным рядом сходных форм или категорий. Например, формулы типа стыд и срам, честь и слава и т.п. раскладывались на семантические составляющие формулы с включением новых лексем и с расширением текста: честь и слава и хвала и т. п. Так возникал новый стиль, известный как стиль «извития словес».
3.3. Таким образом, любое известное нам изменение языка, речи или текста в общекультурном аспекте определялось идеологически важным классификационным принципом, с помощью которого происходило перераспределение наличных языковых средств.
4.0. Основные изменения древнерусского языка, обеспечившие последовательное усиление его системности и нормативности, могут быть описаны как процесс порождения гиперонимов на метонимической основе. Всеобщая устремленность языковых единиц и категорий к обобщению и к усилению степеней отвлеченности приводила к снятию с лексико-семантического уровня и перенесению на уровень категориально-грамматический тех отношений и связей, которые нуждались в категориальном абстрагировании от конкретно-вещного содержания. Так, из глагольных способов действия развиваются видовые противопоставления, которые оформляются с помощью тех же глагольных основ, но уже независимо от конкретных лексико-грамматических групп глаголов; лексические способы выражения лица у имен складываются в грамматическую категорию одушевленности; членные именные формы развивают категорию имени прилагательного с четкой экспликацией отвлеченного признака качества и т.д. Другими словами, на невнятной по синтаксическим свойствам определенности / неопределенности вырабатывается несколько самостоятельных категорий общеграмматического значения. Одновременно увеличивается количество лексических гиперонимов, т.е. слов родового значения, как семантических инвариантов, образованных на основе глагольных корней: знак от значити, одежда от одети, питье от пити, именье от имети, житье от жити и т.д. — при самых разных гипонимах конкретного значения, указывающих различные виды еды, питья, владения и пр.; ср.: кручина — недуг — болесть при гиперониме болезнь. Увеличение количества гиперонимов также обогащает язык, поскольку приводит к построению системных рядов на логическом уровне: горизонтальные отношения по различиям (антонимы: низ — верх, перед — зад и пр.) усложняются вертикальными отношениями по сходству (синонимия) и усиливаются совместным их отношением к общему гиперониму. Гипонимо-гиперонимические отношения способствуют логическим операциям мышления и, в свою очередь, вызывают два важных изменения в языке.
4.1. Во-первых, развиваются новые словообразовательные модели на морфемном уровне; во-вторых, усложняются различные синтаксические конструкции на лексическом уровне. Эти процессы и становятся основным содержанием языковых изменений с конца XV в., т.е. после того, как сложились грамматические парадигмы и развились гипонимо-гиперонимические отношения на лексическом уровне. Обратной стороной этих процессов, связывающей их все в единое целое, стало усложнение самой системы языка. Проявляется это в образовании литературного его варианта, т.е. в формировании литературного языка на национальной основе. Литературный язык есть язык интеллектуального действия и творческого обогащения художественных ресурсов национальной культуры. Такой язык — высшая форма национального языка — может возникнуть только как следствие длительного органического развития собственных языковых средств. В таком именно направлении и развивался русский язык эпохи зрелого средневековья.