4. Другой пример: «врази чловеку домашьнии его» (Мтф. Х, 36). Здесь также находим произносительно-грамматический архаизм, врази, но не только его. Уже в первоначальном переводе содержалось и некоторое упрощение смысла речений, объясняемое однозначностью древнеславянского слова; ср. слово враг как ‘противник’, хотя внутренний образ слав. *vorg- ‘беда, нужда’ не передало в тексте амбивалентность (в известный момент и энантиосемичность) греческого слова εχϑρός — имеется в виду взаимность отвращения у врагов (внушающий ненависть и ненавидящий враг может быть только в отношении к своему собственному врагу, в противном случае это чисто внешние супостат, противник); не передано в точности и специально евангельское значение греческого слова οικιακός (как ‘домочадец’), значение переносное, поскольку основное значение прилагательного связано с обозначением всего, что есть в доме, — в том числе и мебель, и «осля». В последующем в таких сочетаниях также происходили свои изменения, но уже в границах самого славянского перевода: без воздействия со стороны греческого оригинала гиперонимизация славянского перевода усиливалась в связи с общим изменением значений у коренных славянских слов.
5. Первоначальные переводы конкретны и передают прямое значение греческого слова, особенно если текст переводился после Кирилла и Мефодия. Например, Мтф. X, 9-10: «не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои» — отсутствует в Остромировом евангелии, а в Мстиславовом евангелии не все комплектующие части его представлены, и сразу заметно, что греч. υπόδημα переведено конкретно (и точно) как онуща, т.е. ‘подошва с ремнями’, в Чудовском Новом завете и Острожской библии — как сапоги (второе значение греческого слова, но понятое уже под пером не монаха, а светского человека); ср. еще χιτών как срачица (‘нательная рубашка’, т.е. сорочка); заимствование сандалия (но не хитон) появляется значительно позже, в современном же переводе представлен предел гиперонимизации с устранением конкретных подробностей: «ни одежд, ни обуви».
Таково же соотношение между значениями греческого слова и славянскими его эквивалентами — но только в определенном контексте. Ср.: греч. μη πήραν ‘(ни) сумы, котомки’ в разных местах Евангелия передается различным образом: ни мѣха (Мтф.) — ни мѣшьця (Мрк.) — искаж. греч. ни спиры (Лк.) — грецизм в ОБ ни пиры, но здесь же (в Лк.) ни влагалища (тоже попытка создать гипероним), — а в современном варианте является общим словом для любого евангельского текста с этой идиомой: ни сумы. В качестве гиперонима после длившихся несколько столетий поисков нужного слова избрано народное славянское, а не искусственные слова типа влагалище и не собирательные типа мошны (Мрк. VI, 8 в Чуд.). Таким образом, гиперонимизация тоже идет путем повышения семантического объема у славянского слова. Церковнославянский «смысл» сопрягается со словесным русским «образом». Сума — это не сумка, не сумочка и пр., а слово общего смысла, обладающее широким спектром переносных значений, которые подкреплены параллельными евангельскими идиомами народной речи (от сумы до тюрьмы и пр.). В дорогу не следует брать даже нищенской сумы — вот смысл высказывания.
Таково же соотношение между греч. κονιορτός ‘(поднятая) пыль’ или ‘облако пыли’ и последовательно сменявшимися с течением времени словами славянских переводов: прахъ (переносное значение ‘пыль’) и персть в Чудовском Новом завете (последнее как попытка освежить внутренний образ, передать переносное значение греческого слова!) с окончательным сохранением все же первоначального прахъ — слова высокого стиля, в форме с неполногласием; это гипероним с возможным развертыванием смысла и самые разные значения; ср. совр. «Отрясите прах с ваших ног!».
Последовательное для всех средневековых редакций текста выражение ни жезла в современном переводе заменяется на другое: ни посоха — с уточнением внутренней формы, поскольку гиперонимизация затронула и смысловые связи слова жезл. Разумеется, в дорогу лучше брать посох, а не державный или властный жезл. В греч. ράβδος оба эти значения представлены, как и множество других, не актуализированных в славянском переводе многозначного слова значений. Во всех подобных случаях в славянском переводе передается не основное значение греческого слова, а значение контекстное, связанное с конкретным, данным выражением. Таким образом, характер перевода с самого начала запрограммирован на усвоение всего сочетания целиком, на идиоматичность, которая не может быть разрушена без утраты образности текста.
Греческий текст φρόνιμοι ως οι οφεις και ακέραιοι ως αι περιστεραί в древнеславянском переводе передан как «будѣте мудри яко змия и цѣли яко голубие» (Мтф. X, 16). Впоследствии только в сознательно редактированном переводе Чудовского Нового завета произведено уточнение формой смыслени (на место мудри), т.е. ‘благоразумны, рассудительны’. Зато форма мудри остается (как гипероним) и в переводе Римл. XVI, 19, поскольку соответствует греческому оригиналу (σοφούς).
Гиперонимичное мудри сохраняется и во всех последующих переводах и редакциях текста.
Иначе обстоит дело с другим прилагательным в этом выражении. Греч. ακέραιας ‘беспримесный; чистый; нетронутый; неповрежденный; свежий’ и специально в новозаветном тексте как ‘непорочный’. Определение первоначального перевода не могло сохраниться из-за изменившегося смысла слова, основным значением стало иное — ‘цельный (полный, единый)’, а не ‘непорочный’. Отсюда замена прилагательного цѣли прилагательным просты. Современные значения и этого прилагательного не соответствуют текстовому смыслу; ср. ‘незамысловатый; заурядный; простодушный; глупый’ и пр. Отсюда попытки других переводов (в частности, и словом непорочны), однако наибольшая общность значения сохраняет как гипероним все же слово просты(е). Свойственные слову коннотации вполне допускают его употребление в этом контексте.
Многообразны исконные варианты и у глаголов: не притяжѣте — ни стяжите — не въземлѣте и пр. В современном переводе во всех случаях, где возможно данное сочетание, встречается однообразное «не берите!» (тогда как в греческом тексте употреблены разные глаголы: μη κτήσεσϑε ‘не приобретайте’, или μη δεν αίοετε ‘не хватайте’, в переносном значении ‘не приобретайте’): «Достоинъ бо дѣлатель пища своея есть» (уже в греческом много вариантов: τροφή ‘пища, еда’ и μισϑός ‘жалованье, мзда’ из ‘вознаграждение’, но только в тексте Нового завета представлено и значение ‘возмездие’). В Мстиславовом евангелии и в Чудовском переводе (Мтф. — пища и Лк. — мзды) еще соответствует греческому оригиналу, но в Острожской Библии они уже обобщают выражение словом мзды (как более соответствующим смыслу). В современном переводе греческие соответствия даны с помощью разных слов, но одинаково отвлеченно — как «пропитание» и «награда» (мзда).
6. Итак, суть семантического развития славянского текста состояла в самораскрытии потенциально содержавшихся в нем символических смыслов. Основные результаты этого процесса — процесса самораскрытия идеи и воплощения ее в адекватном идее языке — можно было бы обобщить следующим образом.
7. Содержание текста постепенно вело к выражению его посредством слов самого общего значения — гиперонимизации — главным образом, у существительных. Примеры показаны, но вот еще один.
1 Посл. Ио. V, 19: «а миръ весь в лукавствѣ лежить» точно соответствует значению греческого слова πονηρά ‘дурные поступки, порочные действия, злодеяния’, ср. современный перевод, прошедший несколько этапов переработки с последовательным обобщением ключевого слова: «а весь мир во зле лежит» (значение глагола сохранило смысл греческого: ‘пребывает’; образность сохраняется за счет глагольной формы, как и везде в Писании, — причина, почему в церковнославянском языке вообще столь устойчивы архаические формы глагола!). В зависимости от понимания греческого слова можно либо смириться с тем, что так уж установлено («во зле»), или утверждать, что «все зло мира», в конечном счете, зависит от нас самих («в лукавстве»).
8. Сам священный текст порождает семантический ряд, необходимо требующий новых словарных единиц, — отсюда активные словообразовательные процессы, навязанные языку образцовым текстом и притом не обязательно непосредственно от греческого оригинала. Роль и значение грецизмов вообще сильно преувеличены: боговдохновенная истина постигается славянами посредством развивающихся форм родного языка.
Наиболее выразительные примеры калькирования идеологически важных ключевых слов христианской культуры хорошо известны; ср. такие из них, как совесть (съвѣсть при греч. συνειδός), милосердие (милосьрдие при лат. misericordia) и пр. На протяжении долгого времени происходило осмысление соответствующих текстов, состоялось последовательное «снятие» все более обогащающих славянское сознание созначений слова-термина. В первом случае это последовательный ряд значений от простого ‘(совместное) знание’ через ‘известие’, ‘сознание’ и пр. к современному представлению о ‘совести’ (сформировалось только к XVII в.). Во втором случае семантическое развитие слова происходило в соотношении с другими словами семантической парадигмы, воплощенной в сакральном тексте (такими как бескорыстие, сострадание и многие другие), что также лишь на заключительном этапе семантического движения славянской кальки в конкретном контексте (это условие обязательно) дало заключенную по смыслу словарную единицу (= понятие). На примерах хорошо видна исходная заданность смысла: слово-лексема в определенном контекстном окружении путем развития заложенных в тексте смыслов развивается до Слова- Логоса. Слово, ставшее Логосом, и является содержательной стороной того текста, который сегодня предлагают переводить заново. Совершить это будет трудно, поскольку, как видно на сотнях ключевых слов, и сам язык в своей семантической силе порожден этим текстом, вышел из него и теперь составляет конструктивную форму его существования во времени.