животьнии мозьзи (147б), животнии образи (160б), животьный родъ (126б), животьная тварь (175) и др., или то, что принадлежит животному (животьскы съсуди прокыхъ — 147 и др.). Таким образом, от Богословия к Шестодневу все более упрощается семантическое наполнение слова животъ и вместе с тем снимается всякое пересечение его основного (и единственного) значения с другими словами — жизнь, жить и т.д. В Богословии еще много остатков архаического перевода, следовательно, не отработана система терминологических обозначений для различающихся понятий. В области терминологии вариантность оказывалась избыточной. Она была снята.
От Богословия к Шестодневу изменяется и семантическое содержание слова жизнь. В первом переводе семантическая доминанта слова проходит по значению ‘(вечное) существование (души)’, во втором это, скорее, ‘движение одушевленности во времени’. Только в переводе Богословия находим контексты, в которых слово жизнь сочетается со словами временно́го значения: въ придоущую жизнь (415), въ жизни будущеи (415); дважды конкретизируется временна́я характеристика относительно прошедшего: «и въ пръвѣи жизни, еи же б҃ъ самъ бысть творьцъ, ни старости бяше, ни дѣтьства» (411), (об Адаме в раю) «ни промысльникъ своеи жизни быти» (77). В некоторых случаях эта временна́я характеристика сопряжена со вневременной: «вѣчьная же жизнь и вѣчьная мука бескончания будущаго являеть» (104). Как известно, сочетание вѣчьная жизнь — единственно старое сочетание, которое встречается уже и в мораво-паннонских переводах. Обычно оно и в Богословии: «путь от тьля отводяща, и къ жизни ведуща вѣчьнѣи» (225); «се есть вѣчьная жизнь» (39, ср. еще 222, 412 (три), 360 и др.). В определенных случаях уточняется качественная характеристика этой категории, например, говорится, что в раю жизнь блаженная (175), невидимая (365), истовая (183) и т.д. Только в Богословии, и притом на ограниченном отрезке текста, говорится о той, оной жизни, т.е. опять-таки о вечном блаженном существовании в раю, — с модальностью будущего, потому что сознания будущего времени еще нет, грамматически оно никак еще не проявилось и в церковных текстах всегда носит эсхатологический характер (ср. несколько раз на с. 407-408: тѣмъ и она жизнь боудеть, въ тоу жизнь боудеть и др.). Сочетания типа сил жизнь крайне редко представлены в Богословии: сласти сея жизни любяще (27), оубогыя сея жизни знають (364) и др., — но они все-таки имеются. Таким образом, наряду с отвлеченностью вечной жизни в переводе Богословия обнаруживаем и конкретную приуроченность подобной жизни к определенной пространственной или временно́й модальности: с одной стороны, та, она или сия, эта, а с другой — в прошлом или в будущем, т.е. не только как течение ее в настоящем, но и как некая отвлеченность объективного порядка, которая может «тянуться» во времени и распространяться (перемещаться) в пространстве. Происходит это потому, что всегда в таких случаях слово жизнь относится к духу и к его воплощению (душе), а не к конкретным проявлениям личности или организма. Жизнь в переводе Богословия есть еще философский термин общего значения, не конкретизированный по сферам применения.
Вообще же по своему характеру жизнь вневременна и бесконечна. Уже в переводе Богословия слова жизнь и вѣкъ в этом общем значении взаимозаменимы. Например, говорится о том, что Бог — источник жизни, и понятие «жизнь» становится предикатом Бога наравне с другими столь же общими предикатами его характеристики: «жизнь бо есть бъ и свѣтъ» (295), «бъ жизни виньникъ» (297), (от него) «сущее въ жизни и въ свѣтѣ соуть» (295) и др. Сопряжение жизни и света в предикации — четкая особенность всех церковнославянских текстов, поэтому вечная жизнь и вечный свет — эквивалентны: «прѣступивъ въ вѣчьный свѣтъ бесконъца» (4) — совершенно тот же смысл и содержание, что и в сочетании въ вѣчьную жизнь.
Теперь посмотрим, как преобразуется семантическая доминанта слова жизнь в переводах Шестоднева.
Уточняющей временно́й или пространственной характеристики жизни здесь нет. Даже в авторском прологе говорится лишь о жизни вѣчныа (1) и «про» сию жизнь (5б). Судя по контекстам, понятие «жизнь» здесь уже четко разбивается на две семантические составляющие с определенным качественным наполнением каждой из них и вписанные во временно́й процесс. Сочетание вѣчьная жизнь еще возможно (и широко представлено, см. 128б, 235б и др.), но оно постоянно конкретизируется по качественным признакам: «бесконечноую ону жизнь приети» (2), «от скоровѣчья сего на бесконечноую жизнь» (10б(2)), «хотѣ бо на придоущую жизнь мысль нашу прѣнести, тѣмь же единъ образь вѣчьны» (т.е. образцом вечной жизни является лишь будущая жизнь в бессмертии) (28б), «жизнь не състарѣющоусе» (132б), «бесплотные жизни... паче си добрѣишоу жизнь удобрѣеть» (204б), «обновитель жизни бестаростьнѣи и житию нетлѣющоумоу» (225) — это бесконечная жизнь без страданий, старости и болезней.
Если в Богословии жизнь как процесс рассмотрена как бы «сверху», со стороны ее родовых признаков, в переводе Шестоднева выявляется определенно видовая ориентированность всех значений понятия «жизнь»; они рассмотрены «снизу», с позиции творения, а не творца.
Только однажды, да и то в виде глоссы, случайной тавтологии в Прологе к Шестодневу, употреблено сочетание она жизнь (бесконечную ону жизнь приети — 2), в котором местоимение, явно попавшее сюда из традиционного устойчивого сочетания, привычного для составителя славянского Шестоднева, дублирует более распространенное в тексте прилагательное. Наоборот, сочетание слова жизнь с местоимением сей, постоянно указывающее на эту, здешнюю, земную жизнь, буквально насыщает текст перевода, см.: «иже въ сеи жизни живетъ» (74), «и съдръжить сию жизнь» (79), «добрыми дньми жизнии сее» (147), «сластьми скотьскыми жизнь свою погубляемъ» (170; ср. еще 43б, 138б, 179, 223 и др.). В возникающем противопоставлении сей жизни вечной маркирована жизнь сия, эта, земная: отсюда необходимость в характеризующих ее уточнительных словах.
Напротив, будущая жизнь, как это мы уже и видели, дана в качественных характеристиках; само слово будущая (или его синонимы) встречается редко и по существу противопоставлено к сей, т.е. также, по-видимому, представляет собою пространственную, а не временную характеристику процесса, ср. совпадение этих указателей в границах одного контекста: «не отъщететъся и въ сей жизни, и въ боудущи соущия» (223). Будущая жизнь не имеет временных пределов, она панхронична и заполнена не движением, как жизнь земная, а качеством, так что категориальным ее вместилищем и должно быть пространство, а не время. Десемантизация всех слов, имеющих временно́е значение, в обозначении вечной жизни в таком случае становится понятной. Перед нами не изменения в разговорном языке, а выполнение определенных обязательств перед философскими категориями бытия, последовательно осознаваемыми в жанре научной публицистики.
Наоборот, земная жизнь постоянно нуждается в ограничении временными пределами, поскольку это не качество, а процесс: «яко же бо и жизнь си всего естьства въскорѣ миноуеть, тако же и ч҃лча жизнь въскорѣ есть, нъ прѣстоупаеть на бесконечноую жизнь» (106); «(люди) годы жизни прѣпровождають» (83б); «мѣнить же малогодоую жизнь» (93б); «и скоро смьртое жизни ч҃лчское приемлемъ» (109); «да не по чиноу годъ всее жизни наричетъсе» (222б) и др. Уточняющие указания на свою, мою, нашу, человеческую жизнь содействуют этим четким характеристикам временных (и преходящих, что чрезвычайно важно в содержательном отношении) границ жизни: «дневе жизни моее мали и страстьни» (27); «нъ и паче жизни члвчи» (80); «съдръжить древеса плодная жизнь нашу» (986) и т.д. (ср. еще примеры с притяжательным местоимением или с прилагательным: 43б, 60, 77, 92, 95б, 96, 98б, 115б(2), 116, 121, 122(2), 125б, 132б, 136б, 138б, 140б, 150б(2), 170, 173б, 227б, 228, 232б и др.).
В отличие от перевода Богословия (в котором земная жизнь также квалифицируется и по качественным признакам: окаанная, скверная, страстьная и т.д.), в переводе Шестоднева она не наполнена качественно (некоторые традиционные сочетания, попавшие сюда в цитатах из первоначального перевода, не в счет). Уже само упоминание о сей, нашей, человечьей жизни оказывалось вполне достаточным для исчерпывающей качественной характеристики; качественно-оценочные характеристики земного пребывания были перенесены на слово житье (см. ниже).
Хотя Бог как источник жизни по-прежнему включается в процесс и содержится в значении самого слова жизнь (жизни всѣи начальникъ и давьцъ — 225, источьникъ жизньный — 3б, начѧльникоу жизни нашеѭ — 134б, ср. еще и об Иисусе: тако же си оустрои самъ жизнь, житие же имѣти на нбсѣхъ — 226б), вместе с тем и наряду с тем уже возможно указание на то, что и сълнце творяще жизнь (92), а это значит, что в определении источника жизни также переносится внимание с духовного аспекта существования на физический: источником жизни материальной является не только творец, но и часть его творения. Это незаметное новшество тем не менее оказывается революционно важным и в конкретных обстоятельствах жизни, и в значениях самого понятия «жизнь» (которое также развивалось).
В свою очередь, это потребовало дальнейших уточнений в различии жизни (существования) духовной или телесной; появляются новые сочетания вроде следующих: «вѣщные вины прѣжде доуше и жизни и образа бѣахоу бездоушни и безъ жития и безъ образа съпроста» (106; соотнесение души с бездушным, жизни с житием на фоне противопоставления духовного начала материальным причинам их действия; житье — это материальное овеществление жизни); «яко же имѣние и жизнь соущая» (110), «имѣния жизни» (110) и др. (материальность существования противопоставлена и обозначается особыми лексическими единицами, в отличие от духовной наполненности этого существования). Таким образом, сначала новое обозначение проявляется в простом лексическом противопоставлении славянских слов, как в приведенных примерах: