жизнь, что вызвало различную сочетаемость слов в конкретных контекстах (на основе подобных контекстов и возможно выявить расхождение в смысле). Вообще модель Шестоднева больше соответствует христианской догме.
Дополнительное исследование должно показать, не связано ли такое различие с разным происхождением источников и разным временем их создания. В лингвистическом смысле важно, что расширение значения в п. 3 связано с сужением значения в п. 4, а развитие количественно-качественных и пространственно-временных противопоставлений соотносится с изменениями в содержании слова житие.
Итак, включение слова житие в общий семантический ряд с новым литературным словом жизнь привело к последовательному рассечению пространственно-временных характеристик в понятии жизни (духа); переосмысление внутреннего качества во внешнюю форму (его проявления) дало возможность отграничить качественные характеристики жизненного процесса от их количественных характеристик и отразить новое мироощущение в новых контекстах.
Для выражения временных отрезков в текстах использованы слова часъ, дьнь, годъ, лѣто, вѣкъ, врѣмя, а также весна, жатва, осень, зима. Сразу же отметим основное различие в употреблении всех этих слов.
Дьнь употребляется в значениях ‘светлое время суток’ и ‘сутки’, причем в тексте Шестоднева очень подробно объясняется переход от первого значения ко второму — в свете общих космогонических представлений авторов, использованных в этой компиляции, и переводчика: это, по существу, переход от видового обозначения к родовому. Никаких колебаний по текстам в этом отношении не наблюдается, потому что соответствующий отрезок времени понимается вполне конкретно и в точном соответствии с реальной сменой дней. Столь же конкретно и потому без колебаний всегда упоминаются и по своим признакам описываются весна — жатва — осень — зима, по отношению к которым в качестве родового (обозначение года в целом) используется слово лѣто, ни разу не употребленное в значении ‘теплое время года’. Такая иерархия понятий характерна для славянского языческого мышления. Две парные оппозиции («весна — осень» и «лето — зима»), каждая со своим самостоятельным признаком различения, при формировании родового термина используют другое слово и тем самым сигнализируют о переходе на новый понятийный уровень. Принципиально иной стала классификация данного временно́го ряда с победой христианского мышления, для которого важна не законченность повторяющегося цикла на каждом отдельном уровне (т.е. не весна — жатва — осень — зима, с одной стороны, и последовательность лет — с другой), а векторная иерархия всех наличных номинаций с новой системой: лѣто → осень → зима → весна. В последнем случае родовое понятие «лето», открывая градуальную оппозицию, вместе с тем выступало и в качестве маркированного члена этой оппозиции. Последний тип различения и демонстрируется переводами Иоанна экзарха рядами дьнь — стѣнь — нощь или дьнь — вечеръ — нощь — оутро, где день — и маркированный член градуальной оппозиции, и родовое обозначение суток.
Внутреннее противоречие между двумя принципами выражения временных отрезков легко заметно, а поскольку оно присуще всем переводам Иоанна, можно предполагать, что именно он и разделял такое представление. Сохранение «славянского принципа» исчисления времен для времен года понятно: этот отрезок времени был хозяйственно и ритуально важен, тогда как сутки оказывались слишком мелкой единицей, и отработка нового принципа исчисления могла начинаться с них.
Вторая особенность текстов также характерна для Иоанна экзарха. Слова часъ и время употреблены считанное число раз. Часъ в Богословии дважды: «на малъ часъ полежавъшоу» (об Иисусе — 382), «часъ поживъшоу» (406); в Шестодневе 6 раз: «Таче то разсумѣвъ, како том часѣ не възгоритсе на любовь творчю» (526); «ти томъ часѣ бысть абие» (75); «да тоу абие томъ часѣ (бысть)» (826); «равными часы и годы прѣмѣнѣюще» (85); «въ часѣ въскопиты» (94); «единѣмь часѣ прорестѣ» (97). Для Богословия час — неопределенный отрезок времени, границы которого можно раздвинуть, наполняя его событиями, но все-таки достаточно краткий отрезок. Для перевода Шестоднева это попросту самый краткий отрезок времени, так что ‘тотчас’ — это самое характерное для него значение. При всей неспешности средневековой жизни ‘тотчас’ эквивалентно современному ‘сию секунду’ и имеет то же значение.
Слово время столь же аморфно по своей семантике, но способно обозначать любое время, всякое время, вообще — время. В Богословии слово используется один раз, в значении, абсолютно совпадающем со значением слова годъ: «въ клоучимое время и обрать, чисмя бывающе» (199; ср. еще сочетание остановиться стеръ маловременьнъ — 211, что также соответствует сочетанию дша малогодьна и бесьмьртьна — 187). В Шестодневе, содержащем много рассуждений о времени, слово время использовано 6 раз, обычно в форме мн. числа, т.е. нетерминологически: «да съ нимъ и врѣмена се такожде прѣмѣноують» (110б); «(изменением звезд) показати годъ и времена» (149б); «ти не времена годы мѣнимъ, да назнаменаютъ оубо звѣзды» (151б); «егда боудуть въздоуховнии врѣмене и прѣмѣнения» (109); «нъ прѣстоупьныи и дрѣвныи годъ на ино врѣмя пощедимъ» (257б); «страна соуща на разоумѣния врѣменная и лѣтная и на все лѣто» (108б). С одной стороны, время понимается столь же конкретно, как и времена года, — когда возникает необходимость говорить о нем, оно предстает как считаемое, наполненное определенными событиями, — времена. С другой стороны, это либо годъ, либо лѣто, т.е. определенная форма проявления времени. В общем кругу других, вполне законченных временных циклов время само по себе еще не нашло себе места как самое общее слово временно́й иерархии. Оно многозначно и, по видимому, еще сохраняет свое этимологическое значение (повторяемость любого временно́го отрезка): сутки, год, столетия — все это времена.
Таким образом, нет ни самого общего (отвлеченно-философского) понятия ‘время’, ни мелких дробных единиц времени. Вѣкъ, годъ, лѣто — самые частотные по употребительности слова в переводах и компиляциях Иоанна экзарха, и слова эти употребляются в очень интересных значениях.
Толкованию понятия «век» специально посвящена 12-я глава Богословия, где дано и его определение: «требѣ оубо вѣдѣти, яко вѣчьное имя многоименьно есть, много бо наречеться и когожьдо члвка житье речеться пакы вѣкъ тысящи лѣтъ, вѣкъ единъ пакы глеться вѣкъ все се житье и пакы придаи вѣкъ, иже по въскрьсении бесконьця боудеть речеться пакы вѣкъ — не лѣто, ни лѣтоу часть кая...» (101). Век — это абсолютная длительность, которая соотнесена с существованием столь же бесконечного существа, сути, у которой, как и у века, имеется начало, но нет конца: «прежде же състава мира сего, егда же ни слънце бяше разлоучая днь от ношти, не бяше вѣкъ чьтомъ (т.е. исчислен), нъ протяженое съ присущиими, яко же и лѣтьное и отстоупление до потопоу одинъ вѣкъ есть, яко же ся глть въ вѣчьный, нъ и преждевѣчьный, и того бо вѣка тъ есть сътворилъ» (т.е. Бог создал и века́ — 103). Век наполнен не событиями, как время и его конкретные проявления, а жизнью, существованием; это категория совсем иного плана, чем время. Все философские обозначения в переводах Иоанна изосемантичны в духе традиционной христианской космологии. В данном случае это распространяется на понятия «жизнь» — «бытие» — «век» (ср. частые сочетания типа къ жизни вѣчьныя — 225 = жизни присносущия — 244 и др.). Бытье также есть становление, которое не имеет конца, и тем оно отличается от рождения, которое также исчисляет очередной круг существ, но существ конечного. Вѣкъ в Богословии — прежде всего тысячелетие (ср. с. 103). Это тысячелетие идет вперед в соответствии с программой бытия и понимается как материализация реальной сущности: «иже въ коньць вѣка придый» (339) и другие высказывания вроде этого. Самое же главное, что вѣкъ — это бесконечное время.
В Шестодневе слово вѣкъ встречается еще реже — всего 10 раз (в Богословии — около 50), и все в значении ‘тысячелетие’: говорится о настоящем, нынешнем, или приходящем, емоу же и быти, седьмом тысячелетии (см. 52(2), 163б, 198, 222б(2), 225, 224б(3)). Определение имени, данное в Богословии, очень важно, потому что из самого текста мы вынесли бы убеждение в однозначности этого слова, что на самом деле оказывается неверным: его однозначность определяется содержанием текстов и только. Указанное определение важно и в другом отношении: век — мера жизни, бытия, существования. Век не существует сам по себе и, следовательно, не может быть объективирован. Можно сказать, что вѣкъ в этом общем смысле эквивалентен времени, поэтому и слово время ни разу не встречается в общем контексте со словом вѣкъ.
Употреблением слов годъ и лѣто оба перевода уже отличаются друг от друга.
В Богословии годъ употребляется не более 10 раз в значении ‘удобное время’, ‘время года’: «годоу же весеньноу» (419) и др.; «все въ добръ годъ требованое емоу сътвори» (161); «преже оуставныи годъ» (281); «преестьствьне года» (282) и др., а также производные от этого корня в том же общем значении: негодуетъ бъ (298), да не въгодити окоушающеся (298), въгодники (294) и др. Перед нами исконное славянское значение корня, которое не включено еще в иерархии временных обозначений церковно-книжной традиции и мыслится конкретно: ‘благоприятный, удобный, но неопределенный отрезок времени’.
В Шестодневе слово годъ использовано около 100 раз и в самых разных значениях:
1) ‘удобное время; угодно’: «но бу то годѣ бѣаше» (259); «забы на годьноую вѣроу» (172б) — фактически без значения времени; «въ подобных годъ примутъ» (187) и др.;
2) ‘общее время’: «И нощь днье звати, годъ тъ обою протежены» (56);