вот этому.
Есть места, где советский перевод явно зависит терминологически от находок Первова-Розанова без указания на них и с абсурдистской редактурой, нарушающей пластику их литературного языка. Ср. V 12, 4, конец, у Первова: «Невосприимчиво же к подобным [воздействиям] то, что [только] с трудом, исподволь испытывает это, вследствие способности, скрытой или проявляемой, и вследствие такого-то своего состояния». Примечание Розанова к выделенному у нас месту: «Этими терминами мы выразили разницу между греческими словами δύναμις и τὸ δύνασθαι, из которых первое указывает на присутствие способности, а второе на проявление ее». Кубицкий-Иткин принимают розановскую терминологию без комментария: «Не испытывает подобных воздействий то, что лишь с трудом и в малой степени испытывает [?] их благодаря своей скрытой или проявляемой способности и потому, что находится в определенном состоянии».
Чуть ниже (V 12, 5 начало), тоже приняв чтение Первова-Розанова, Иткин доводит Кубицкого до полной невразумительности: «А в другом смысле что-то называется способным, если нечто другое [?] имеет такого рода [?] способность по отношению к нему [?]». Старый перевод был лучше и имел примечание, где Розанов с обычной уверенной легкостью вникал в нетривиальное мыслительное добро Аристотеля как в свое: «В тексте αὐτοῦ, которое мы относим не к ἄλλο τι, но к δύναμιν: как архитектор по отношению к построяемому дому обладает способностью, ибо в нем скрыт источник всех метаморфоз, каким подвергаются камень и дерево, из коих дом строится; так и обратно, самый строительный материал «имеет соответственную способность по отношению к нему (архитектору) […] способность архитектора без этой отвечающей ей другой способности (материала построяемого) была бы не проявлена и даже ее вовсе не было бы».
Суть аристотелевской телеологии уловлена в блестящей передаче непереводимого термина τὸ εὖ через успех, с пояснением: термин указывает, «что вещи обстоят „хорошо“, что действия идут „успешно“». Перевод «ценность» у Кубицкого-Иткина, упускающих этот термин и в других местах, спутывает простоту античной мысли о благе. Розанов открывает Аристотеля близкого, прочно стоящего на общечеловеческой интуиции. Понятие предела успокаивает своей доходчивостью, когда к одному из значений этого термина Розанов дает комментарий, ориентирующий на суть дела: «Не геометрическое очертание только составляет тела; сверх этой грубой физической границы всякое тело имеет вторую и менее грубую, но еще более истинную границу: сферу распространения своего влияния или действия». Прозрачная глубина, куда нас здесь приглашают, это и есть стихия античной мысли.
2000
Всемирная философия по-русски
Не специалист издательского дела, я могу уверенно назвать серию «Философское наследие», 80-й том которой, «Сочинения» Николая Кузанского, выпускается Издательством социально-экономической литературы «Мысль» в конце этого года, уже с одной только организационной, технической и производственной стороны таким проявлением умения и опытности, каких не очень много в мировой практике книжной промышленности. За 16 лет руководящий и ответственный работник, философ, писатель, гуманитарий широкого профиля, журналист, преподаватель получил в удовлетворительном количестве, в удобном оформлении, с компетентными предисловиями и (правда, всегда слишком краткими) примечаниями, с возможностью найти по указателям нужные имена и темы, основные произведения русских просветителей от Радищева до декабристов, П. Н. Ткачева, П. Л. Лаврова, отечественного мыслителя Григория Сковороды; труды Канта, Гегеля, Платона, Бэкона, Гоббса, Юма, Гольбаха, Фейербаха; всего Секста Эмпирика, всего Диогена Лаэрция; длинный ряд извлечений из главных мыслителей прошлого от древнего Китая до 19-го века в антологиях. Сейчас «Философское наследие» налаженная и уверенно развертывающаяся серия. Ей еще далеко до превращения в библиотеку. Пробелов в источниках по истории мысли для русскоязычного читателя всё еще больше чем заполненных клеток. Но разделив количество вышедших томов на годы существования серии, читатель может считать ее ежеквартальным изданием и ожидать необходимых пополнений в близком будущем. Культурный и думающий человек всё меньше представляет свою работу без книжек со знаком ФН. Деятельность выпускающего их издательства можно поставить примером, мы сказали, умелого и делового отклика на актуальную потребность.
Этот, по выражению одного журналиста, своеобразный издательский подвиг несомненно будет должным образом отмечен. По случаю выхода в свет юбилейного тома серия найдет в печати всестороннюю и авторитетную оценку. Но представляется, что как по этому поводу, так и просто по мере расширения издания должна развернуться и сопутствующая работа осмысления его природы, удачно схваченной на практике основателями, его задач и перспектив. Как давний потребитель, потом участник в создании упомянутого 80-го тома я выскажу два наблюдения, которые не раз за годы напрашивались сами собой, подтверждая тем свою неизменную актуальность. Речь пойдет о сочетании в томах «Философского наследия» рабочего существа и литературного ореола, во-первых, и о ключевой роли в нем переводчика, во-вторых. В свою очередь обе темы связаны между собой.
1. После нескольких антологий («Древнеиндийская… Древнекитайская… Мировая философия…»), которые при всей полезности, хотя бы в качестве предварения будущих полных изданий представленных там текстов, всё-таки служат лишь еще и еще раз «ознакомлению» и для серьезной работы не могут быть применены, «Философское наследие» быстро нашло свое лицо: вводить в современное культурное хозяйство по крайней мере главные труды великих, сохранивших свою значимость, оставивших заметный след в истории мыслителей прошлого, обязательно в полном виде. Освоить их, перевести, прокомментировать – огромный философский и филологический труд, и не случайно Издательство сотрудничает здесь с АН СССР и ее Институтом философии. При всём том книги серии не просто ученые записки или собрания научных материалов, они всегда имеют литературное достоинство. Образцом здесь могут служить «Сочинения» Платона (1968–1972), где под руководством наших лучших и старейших классиков А. Ф. Лосева и В. Ф. Асмуса большинство опубликованных платоновских диалогов даны в таких переводах, в таком составлении и с такими сопроводительными пояснениями и примечаниями, которые являются философским и литературным событием. В издание известного мыслителя утрамбовывается в нормальном случае огромная научная подготовка. Но даже чисто внешне ввиду малого удельного веса комментариев весь этот аппарат остается за бортом, в мастерской философа, комментатора и переводчика, а перед читателем выступает многажды продуманный, просеянный, взвешенный текст, который можно читать как литературное произведение, написанное на современном русском языке и призванное теперь объяснять само себя. От создателей тома «Философского наследия», переводчика, автора сопроводительной статьи, комментатора, не в последнюю очередь редактора требуется сочетание обязательной научной компетенции с умением практика организатора и пониманием литературной природы книги, предназначенной для стотысячных тиражей. Придирчивая требовательность к корректности научного текста должна уживаться с осознанием его художественного стиля, места в культурной традиции и, без чего никак нельзя, угла вхождения в нашу современную культурную атмосферу. Это требует таланта. Это в свою очередь способно и воспитать талант. К сожалению, если судить по спискам издательских редакторов, указываемых на последней странице книг, прочный состав прямых печальников дела едва только начал устанавливаться в самое последнее время.
Конечно, в целом издательский коллектив, организовавший за 16 лет выпуск многих томов сложнейшего, нередко головоломного философского текста, неизбежно должен был накопить уникальный опыт как в деле сотрудничества с лучшими философами и переводчиками страны, так и в понимании читательской аудитории. И здесь выявилось, среди прочего, что читатель не всегда видит, да и не обязан видеть, всю меру подводной исследовательской, научной и литературной работы, которой скрыто за страницами книги тем больше, чем легче она читается. Основанием для покупки книги может служить просто великое или известное имя, стоящее на унифицированной серийной обложке. Существует читатель, единственная страсть которого поставить на полку такую книгу. Плохое не в том что он ее не прочтет. Рассчитанная на десятки, если не больше, лет, книга сослужит свою службу. Однако читатель, интересующийся только престижным библиофильским достоинством книги, неспособен создать для издания необходимую чуткую аудиторию, нервно реагирующую на колебания научно-литературного уровня. Он сам требует себе внимания и воспитательной заботы. Создателям серии приходится поэтому искать других критериев в своей работе помимо спроса на их продукцию. Где требовательная аудитория не сразу вырабатывает всестороннюю оценку этой продукции, там сама громкость имен подопечных мыслителей грозит ослаблением тщательной, придирчивой работы над текстом. «Всё равно раскупят», как сказал один отчаявшийся редактор о плохой работе своего настойчивого автора.
По-видимому, две вещи нужны для того чтобы автор, переводчик, в убыток себе шлифующий свою работу, не выглядел в глазах издателя невыгодно рядом со случайным попечителем, который обрабатывает очередного философа, рассуждая по логике: можно лучше, но стоит ли? Во первых, квалификацией для участия в издании памятников мысли должно быть сочетание профессионального знания темы, поглощенность ею в качестве основного занятия и литературное мастерство. Во-вторых, философы-издатели должны ориентироваться не на распространение книги, всегда успешное, а на свой растущий опыт и, главное, научную критику. Нормой должно стать по крайней мере тщательное рецензирование каждого тома с элементами критики перевода, критики текста, с сопоставительной оценкой, учитывающей прежние – если они были – и зарубежные публикации. Литературная аура известного имени на обложке облегчит задачу книготорговой сети, но перед авторским и редакционным коллективом она лишь ставит тяжелейшие научные, философские и литературные проблемы.