Из своей сумки он достал оружие, и я порадовалась возможности вновь ощутить привычную тяжесть клинка на бедре. С интересом понаблюдав, как император крест-накрест пристраивает за плечами парные клинки, а на поясе крепит солидный кинжал в ножнах, я поставила ладонь козырьком, вглядываясь в горизонт в том направлении, где оборотни усмотрели зелень. Лично мне не было видно ничего, кроме все той же степи и гор вдалеке.
– Тронулись, – в конце концов скомандовал Руамар, и мы двинулись вперед, ломая подошвами хрупкие стебли сухой травы. Только сейчас я обратила внимание, что камеристка-телохранительница одета в мужской вариант одежды, да и обута в нечто гораздо более удобное, чем женские тапочки без задников.
– Знаешь, для первого раза все-таки неплохо, – задумчиво проговорила я. – Мы живы и здоровы, одеты вполне подходяще для долгого пути и несколько дней точно протянем. А уж в предгорьях-то точно наткнемся на кого-нибудь живого.
– Лучше бы нам на этого живого наткнуться пораньше. – Опять покосившись на солнце, император тяжело вздохнул. – Сегодня к вечеру мы должны были прибыть на место, значит, сегодня поднимется паника. До завтрашнего утра еще как-то получится скрывать наше исчезновение, потом… Нет, авторитета Мунара на какое-то время хватит, а потом Анамар догадается поднять гарнизоны по тревоге; его в армии уважают решительно все, так что серьезного бунта не получится. Но… хотелось бы обойтись без этого.
Некоторое время мы молчали. Уру непривычно серьезно хмурила тонкие брови, что придавало ее почти детскому личику довольно забавное выражение, а Руамар мрачно разглядывал землю под ногами. Я опять первой не выдержала тишины, тем более было о чем поговорить.
– Руамар, тебе не кажется странным это покушение? Как-то оно довольно… нелепо спланировано. Примерно как наше спасение, но у нас, по крайней мере, есть оправдание – мы не успели ничего толком обдумать и действовали по ситуации. Вот смотри, если мы взлетели, значит, яд был замедленного действия; да, команда умерла, но рассчитывать на то, что отравятся все, было довольно глупо. Мне кажется, тот, кто это сделал, слабо разбирается в дирижаблях и был уверен, что спастись с потерявшего управление транспорта невозможно. А еще мне непонятно, почему нас даже не развернули в открытое море, перед тем как уничтожать управляющие приборы? Так шансы спастись были бы гораздо меньше. И как они умудрились повредить обшивку таким образом, что этого не заметила команда?
– Прибор сломал пилот, когда упал на него, – вздохнул Руамар. – Похоже, у него были судороги. Что до обшивки, это вопрос более сложный; мне кажется, пробоины вообще не было. Но я тебя понял, очень похоже, что преступника не было на борту и яд он подсыпал еще на земле. Более того, действительно очень похоже, что он не слишком-то разбирается в дирижаблях и, вероятно, не доверяет заключениям об их надежности. И наверняка боится летать. И это уже хороший штрих к его личности; осталось только добраться до своих и сообщить об этом наблюдении.
– Никто не приходит в голову?
– Несколько вариантов есть, – медленно пожал плечами император. – Но, честно говоря, к этой категории можно отнести существенную часть старшего поколения, так что нужно анализировать подробнее. Тем более очень вероятно, что покушения организованы разными личностями; предыдущие были спланированы значительно лучше.
Разговор опять увял, и путь продолжился в тишине, которую нарушал только шелест травы под ногами и наше дыхание. Впрочем, нет; мертвой тишины вокруг не было, степь жила своей жизнью. Шуршал сухими стеблями ветер, чудились в этом звуке быстрые легкие шажки какого-то мелкого зверька. Долгое время где-то высоко над нами парила хищная птица, высматривая добычу. Момент ее исчезновения я пропустила; наверное, в когти охотника попал какой-то неосторожный суслик.
Солнце медленно карабкалось по небосклону, прогревая воздух и сухую потрескавшуюся землю под ногами. Дувший на рассвете ветер через несколько часов стих, и к полудню над степью воцарилось неподвижное жаркое марево, размывающее очертания отдаленных деревьев. Горы сквозь его призму казались миражом и плодом воображения. Во рту вскоре воцарилась такая же сушь, как и вокруг, но воду следовало экономить. Да и особого облегчения она не могла принести, даже если бы ее было намного больше; просто надо было привыкнуть к здешнему климату. Прискорбно, конечно, что привыкать приходилось вот в таких условиях, но выбора не было. В горах поначалу тоже было тяжело, и «горной болезнью» пришлось помучиться, а потом вроде ничего, привыкла.
Но все-таки влажный умеренный климат Орсы нравился мне гораздо больше, чем сухой жар новой родины.
Шли мы в размеренном небыстром темпе, который Руамар задавал явно с оглядкой на Уру: подготовка подготовкой, но рост играл свою роль. Девушка и в сравнении со мной выглядела ребенком, а что говорить о значительно более габаритном императоре?
Последняя мысль заставила меня непроизвольно улыбнуться. Ладно я, мне вроде какая-то свита женского пола по должности положена; но вот образ Руамара, за которым везде тенью бродит девушка комплекции Уру, на полном серьезе его охраняя, представился весьма забавным.
– Уру, а все твои коллеги имеют схожую комплекцию? – нарушила я тишину.
– Ну не только мои. – Кажется, она искренне обрадовалась возможности поболтать. Тем лучше: мне тоже было скучно идти молча, а Руамар явно не был настроен на светскую болтовню. – У нас ведь все женщины довольно… миниатюрные. – Она бросила на меня извиняющийся взгляд.
– Да, действительно, что это я. Просто довольно забавно выглядит: такая хрупкая на вид девушка охраняет огромного мужика.
– Наше оружие – скорость и незаметность, – рассудительно проговорила она. – К тому же мы всегда бьем первыми и сразу на поражение; нас этому учат.
– А возраст тоже имеет какое-то ограничение?
– Ну обычно с шестнадцати, первого совершеннолетия, и максимум до тридцати зим, а потом – всё. Теряется свежесть восприятия, многие начинают слишком осторожничать, а для нас это неприемлемо.
– Совсем всё? – растерянно уточнила я. – Или просто со службой?
– Со службой. Потом тени уходят в жречество, – пожала плечами девушка. – Мы на всю жизнь даем обет безбрачия и служения, так что вариантов немного.
– Зачем обеты-то? – Я удивленно вскинула брови. – Да и прошлая телохранительница Руамара, насколько я поняла, замужем.
– У наставницы сложная история, – философски вздохнула Уру. – У них там такая любовь случилась – ужас! – бросив тревожный взгляд на императора, вполголоса проговорила она мне.
– Мне всегда казалось, что юные девушки «такую любовь» должны, наоборот, с восторгом воспринимать, – иронично хмыкнула я.
– От любви глупеют, – неодобрительно поморщилась Уру. – А еще она делает слабой, появляются уязвимые места. Нет, служение гораздо интересней, чем сидеть дома и котят нянчить!
– А как же тогда твою наставницу допустили до обучения? – Слышать подобные рассуждения из уст ребенка было довольно неожиданно, обычно девочки в ее возрасте более сентиментальны. Впрочем… я-то тоже больше рвалась воевать. Но, с другой стороны, и столь категоричной я уже тогда не была.
– Я же говорю, сложная история, – охотно принялась разъяснять девушка. – Она ушла с большим скандалом, ее даже имени лишили, а это страшный позор. Вроде как сам Первопредок отвернулся. Другой бы мужчина, может, и передумал; а Инварр-ар сказал, что плевать хотел на все эти глупости, ему имя с потолка взяли, и всех до сих пор все устраивало, значит, и дальше устроит. Старшая жрица запретила для них обряд совершать, но его величество вмешался. Говорят, ужасно ругался и жрицу в глаза старой ведьмой назвал! – почти шепотом добавила она.
– Выжившей из ума склочной старухой, если быть точным, – ехидно уточнил Руамар.
Уру вздрогнула от неожиданности, а вот я к его включению в разговор была готова. Не слышать-то нас он не мог даже при большом желании, а других развлечений все равно не было.
– Как не стыдно, – насмешливо качнула головой я. Теперь мне, по крайней мере, стало ясно, почему Инварр-ар считал себя обязанным императору за жену.
– Зачем стыдиться правды? Она недавно даже со мной согласилась, – хмыкнул он. – А вот почему Зару все равно допустили к обучению, мне как раз тоже интересно.
– Она же единственная с вами работала, могла рассказать о привычках и повадках… Ой!
– Повадки да, – с иронией произнес он. – О повадках она, конечно, могла всякого припомнить.
– Например? – не удержалась я от вопроса.
– Молодые были, горячие, вспыльчивые, – с глумливой ухмылкой протянул он, не вдаваясь в подробности. Ну и ладно, у меня в запасе был еще один каверзный вопрос.
– А ты как считаешь, Зара правильно поступила, нарушив обет?
– Если я отвечу, будет нечестно, – хмыкнул Руамар, а на мой озадаченный взгляд пояснил: – Это будет не мое мнение, а полноценный ответ. Просто я точно знаю, что Первопредок одобрил и искренне благословил этот союз; так что, надо думать, поступок был правильным.
– А тогда?
– Тогда это был их выбор, а я просто помог устранить препятствие, – отмахнулся он.
– Это не ответ, а уход от ответа, – насмешливо заметила я.
Руамар покосился на меня как-то странно, недовольно поморщился, но разговор все-таки продолжил:
– А на какой вопрос ты хочешь услышать ответ? Как я бы поступил на их месте? Понятия не имею. Может быть, так же, потому что это было их место. А если тебя интересует философский вопрос, такой, как «можно ли ставить чувства превыше долга?»… Для меня – однозначно нет. Все упирается в конкретную ситуацию и масштабы долга. Если долг только перед собственной совестью или конкретной личностью – можно попробовать договориться; а если это долг офицера перед его солдатами или солдата перед его страной – чувства стоит оставить в стороне.
– Некоторые этого не умеют, – задумчиво возразила я. Правда, спорила исключительно для поддержания разговора и из духа противоречия: точку зрения Руамара я разделяла полностью.