Мастер Двир важно кивнул.
– Я понял вас, леди. И вы совершенно правы: для материализации готового заклятия нам требуется знание глубинной сути вещей. Их истинные, изначальные имена, владение которыми и позволяет добиться власти над тем или иным предметом. Собственно, процесс формирования заклятия представляет собой процесс увязывания этих имен… от самых простых предметов до сути действий… после чего оно обретает законченный вид и способно воплотиться в какой-то определенной форме. Я, наверное, непонятно объясняю?
– Нет-нет, – поспешила заверить я. – Вы объясняете прекрасно. Значит, эйнараэ служит вам своеобразным переводчиком? Используя его, вы тем самым переводите мысли в реальные образы, сохраняя точность термина и заодно придавая простому слову истинное звучание?
– Можно и так сказать. Эйнараэ очень точно описывает суть вещей, леди, именно поэтому эары являются сильнейшими магами нашего мира. И поэтому мы стараемся перенять их опыт для своих собственных нужд.
Я покачала головой.
– Чтобы правильно использовать эйнараэ, нужно очень четкое произношение, мастер Двир. Одна ошибка в интонации, и заклинание испорчено.
– Тоже верно. Поэтому наши ученики на протяжении двадцати лет изучают язык эаров, учась правильно использовать его во время произнесения заклятий.
Я выразительно покосилась на мастера Драмта и чуть заметно качнула головой. На что он лишь невесело улыбнулся, а потом уставился куда-то в пол, пряча появившуюся в глазах слабую надежду на то, что когда-нибудь этот барьер будет пройден.
– Так как же в таком случае творит заклинания жрец? В эйнараэ нет таких слов, чтобы можно было подчинять неживое. Значит, он использует какой-то другой инструмент?
– Да, леди. Для темного мага близок язык Подземного мира. Язык демонов. Шейри. И самого Айда. Там, где не справляется эйнараэ, есть его полная противоположность – дабараэ. Язык мертвых.
– И принес его жрецу, видимо, призванный им демон, – задумчиво заключила я. – Очень интересно. Но ведь призвать демона с помощью эйнараэ нельзя. А до того, как появится демон, дабараэ маг познать не может… но тогда как же?..
– Мертвое знание, – внезапно вмешался в разговор святой отец, – единожды придя в наш мир, уже не способно отсюда исчезнуть. Один темный маг неизменно тянет за собой появление другого. Проклятый язык, однажды прозвучав вслух, навсегда осквернил человеческие уста. Несмотря на все старания церкви, полностью уничтожить его не удается: обрывки знаний все еще где-то хранятся, всплывая то в головах потомственных ведьм, то на черных алтарях, то еще где… пока живы жрец и его демон, это знание никуда не уйдет. И пока он не будет уничтожен, его невозможно искоренить. Зло быстро цепляется за людские разумы, леди. Быстро, но очень незаметно. Так, что человек может стать слугой Айда, даже не поняв, где и как это случилось. А потом уже слишком поздно: Айд получает себе в рабство новую душу. И нового слугу. А со временем еще один из его демонов приобретает возможность воплотиться на земле.
Я снова подумала о Лине и Айне.
– Вы имеете в виду ведьм, святой отец?
– И их тоже.
– Тогда почему в Вольнице их не уничтожают поголовно? Почему их и младших шейри все еще можно встретить в некоторых эрхах?
Священник недовольно нахмурился.
– Ведьмы хорошо прячутся, леди. В Валлионе, смею надеяться, их уже не осталось. Что же касается Вольницы, то там свободные земли. И свободные эрхи. Не все из них согласны принять у себя Карающих, чтобы избавить народ от приверженцев Айда, а насильно врываться в их владения мы не имеем права. Таков закон, который одинаково равен и для простого мира, и для церкви.
– А как вы поступаете с ведьмами? – ровно осведомилась я. – Убиваете? Сжигаете? Бросаете в тюрьму?
– Зачем? Мы просто лишаем их силы. И отбираем шейри, разумеется. После этого они становятся неопасными.
– А знание, которое они несут? – так же ровно уточнила я, хотя, признаться, ответ меня удивил и малость порадовал. Если уж они справляются без убийств… может, не так уж все и плохо?
Святой отец внимательно на меня посмотрел.
– Знаний мы их лишаем, леди. Есть специальный обряд. После этого ведьма перестает помнить, кем была раньше, и может начать новую жизнь.
– То есть вы попросту стираете им память?! Или… – Я похолодела. – Заходите еще дальше и замахиваетесь на саму личность?
– Избавление от Тьмы не приносит смерти, – сухо продекларировал священник, заставив меня мысленно содрогнуться. – Если уничтожить только шейри, это не принесет успеха: ведьма тут же призовет себе другого. Если оставить ей хоть какую-то часть памяти, она рано или поздно вспомнит прошлое. Но если ее убить, то ее душа вернется в Тень и пополнит ряды слуг Айда. Так что мы оказываем ей услугу, позволяя начать жизнь заново и позволяя прожить ее так, чтобы даже в этом случае заблудшую душу мог принять Аллар.
Я отвернулась.
– Спасибо, святой отец. Я поняла.
– Вам незачем волноваться, леди, – неправильно понял меня святоша. – У вас очень чистая дейри. С такой вас охотно приняли бы в любую из школ церкви. Среди женщин подобное явление встречается нечасто. А такую дейри, как у вас… признаться, я вообще в первый раз вижу.
Конечно. Потому что эаров ты в своей жизни еще не видел. А моя аура была испорчена сперва браслетом, а потом Эриолом. Плюс обряд обмена душ надо мной провели… Еще бы она не была такой, как у эаров. Вернее, как у одного эара. Мертвого. Причем настолько похожая, что даже присутствие Лина не смогло ее изменить.
– Благодарю, святой отец. – Я наклонила голову, чтобы никто не увидел, как нехорошо загорелись мои глаза. – Я запомню ваши слова. Но пока мирское мне ближе, чем возможность служить Аллару в ваших монастырях. Пока я не готова к подобному шагу.
– Вам все-таки стоит поразмыслить на эту тему, леди. И я надеюсь, у нас с вами еще будет время, чтобы это обсудить.
– Всенепременно. Скажите, а кто-нибудь из вас хотя бы один раз видел темного мага? Его можно узнать? Например, по дейри?
– Можно, – ответил вместо святоши мастер Двир. – У темного мага в дейри появляется знак Айда.
– Простите, мастер, я не знаю, что это такое.
– Это как разрыв. Треугольная язва, поразившая дейри с одного края. Чем ближе маг к Тьме, тем шире она становится.
– А ее хорошо видно?
– Весьма, леди.
– А замаскировать ее как-то можно? Темный маг может ее скрыть и свободно разгуливать среди обычных людей?
Маги выразительно переглянулись.
– Можно, – неохотно признался мастер Двир. – Иногда тем, кто стремится поклоняться Айду или пытается использовать мертвый язык, удается обмануть наши взгляды. Есть какие-то способы, которые путают и отвлекают поисковое заклятие от «язвы». И тогда ее может увидеть только жрец Аллара: Светоносный дает им эту силу и позволяет видеть Тьму даже в том случае, если она искусно спрятана.
Я чуть опустила веки. Вот оно что. Вот почему молодых магов всегда проверяют священники. И вот почему даже сюда пригласили одного из них, да еще в таком высоком сане. Гм. Кажется, его величество – параноик.
– Скажите, господин ал-лоар: если человек – не темный маг, но при этом он тесно общался с темным магом, его дейри может измениться?
– Да, леди, – остро взглянул на меня святоша.
– Это тоже будет заметно? – продолжала я гнуть свою линию. – Измененную дейри способен распознать служитель Аллара?
– Разумеется. Любой ученик сможет отличить чистую дейри от испорченной.
– А что вы можете сказать насчет моей дейри? Она вас устраивает?
– Да, леди, – ровно и безо всяких эмоций кивнул святоша.
– И это позволяет вам сделать вывод, что Ишта все-таки не темный маг?
– Предварительно.
Я наконец усмехнулась.
– Стоило так долго ходить вокруг да около, святой отец. Рядом с вами находятся как минимум три сильных мага, одному из которых подвластна магия разума. Каждый из них способен отличить правду от лжи. И даже если кто-то все же обманется или что-то не поймет, поблизости всегда останутся двое других, чтобы уж точно ничего не упустить. Я ведь сказала, что Ишта – не маг. Тем более не темный маг. И уж конечно, не темный жрец. Ему нужно, чтобы земля, которая приняла его своим Хозяином, жила и радовалась. Чтобы здесь не было боли. Не было крови. Ишта был призван, чтобы дарить жизнь. Он не способен существовать вблизи энергии смерти, святой отец. И даже существование Тварей причиняет ему беспокойство. Вот почему отныне Валлион и вся Равнина лишены этого беспокойства. И вот почему вам не следует бояться, что Ишта принесет в Валлион беду.
Святой отец чуть сузил глаза.
– По нашим сведениям жрец – тоже Ишта.
– Нет, – я покачала головой. – То, что он сумел вырвать у Степи Знак, не делает его Иштой. Он Хозяин там, это верно. Но он не благословлен этой землей. Не принят. Просто потому, что слово «Ишта» в переводе с эйнараэ означает… что, мастер Двир?
– «Охраняющий», – недовольно буркнул маг.
– Нет, мастер. «Ишта» означает «хранитель», а в более старой транскрипции обозначается как «Эо» – «дарящий жизнь». Так называли когда-то эары Хозяев. Так их когда-то называли и люди. Хозяева Равнины, Леса, Гор, Долины, Степи, Пустыни… тогда как темный жрец хранителем никогда не был и не будет. Он не умеет дарить жизнь, святой отец. Он просто не знает, что это такое. Единственная жизнь, которую он создает – это Твари. Не-жить. Извращенная, болезненная и уродливая. Вот что он делает. И вот что он только умеет. Он – не хранитель. И он не повелитель на своих землях. Просто тиран. И жадный паук, который высасывает Степь, не умея ничего дать ей взамен.
Когда я замолкла, в комнате довольно долго царила тишина. На меня смотрели, меня изучали, в моих словах сомневались. Но маги не могли игнорировать голос разума и не могли не чувствовать того, что я не сказала ни слова неправды. По крайней мере, той, которую понимала сама.
Спустя пару минут господин да Миро неловко пошевелился.