— Странный какой-то герб… — продолжал недоумевать бургомистр. — Волчья голова с рогами…
— Ну уж какой ни есть, а герб, — обиделся я.
Еще бы! Бывший фальшивомонетчик всю ночь мучился над буллотерием![14]
— Ладно, что там в тексте… «Имперская канцелярия доводит до сведения его сиятельства, имперского графа фон Флика Генриха, что до Рождества сего года любому подданному империи не возбраняется добывать в его рудниках столько серебряной руды, сколько сможет увезти его повозка или сколько он сможет унести на спине. Управляющий делами канцелярии барон фон Вейзер». Копия заверена Эндрю Скатра.
— А что я говорил? — сказал я. — У меня копия, а не сам указ.
— Странный какой-то указ, — в который раз выразил недоумение бургомистр. — И где такое имя видано — Скатра? Хм…
— Так ведь не я его писал. Я, хотя и грамотный, но писать не очень люблю, — проникновенно сообщил я, внутренне напрягаясь от очевидной лжи. Хотя Эндрю Скатра — это не то, что Юджин-Эндрю Артакс.
— И что дальше? — поинтересовался бургомистр. — Взяли вы эту, с позволения сказать, копию, приехали на рудник. Кто-нибудь ее проверял?
— Там никаких бумаг не спрашивают, — пожал я плечами. — Все сразу в штольню идут, породу рубят. Ну потом, конечно, надсмотрщики проверяют — кто сколько добыл. Больше чем одна лошадь везет, не разрешают брать. У нас-то две, могли бы и больше… Ан нет. Ничего, домой приедем, воз выгрузим и обратно вернемся! До Рождества еще время есть.
— Ну, мужики, дураки же вы! — не выдержал один из стражников, слушавший рассказ развесив уши. — Вам бы серебро куда-нибудь спрятать да снова вернуться. Ну точно — дураки!
— Рене, ехать надо, к чему время-то терять… — дернул начальник стражи бургомистра за рукав. — Иначе — все лучшие места разберут. Бери своих приказчиков, я возьму латников…
— Манфред — и вы туда же? — чуть не закричал бургомистр. — Какое серебро?
— Вон во дворе телега стоит с серебряной рудой, — кивнул начальник стражи. — Подойди, пощупай. А указ императора?
— Это не указ, а нелепица! Эту бумагу пьяный писарь сочинил! — нервно бросил бургомистр.
Вот скотина! Я уже много лет не пью. Хотя насчет нелепицы — правильно. Указы пишутся совсем в другой форме, но кто об этом знает?
— Копию снимать будете? — поинтересовался я.
— Какую копию? А, копию…
Бургомистр вытащил из сумочки, висевшей сбоку, где обычно носят оружие, лист бумаги, перо и чернильницу. Старательно переписал «документ», не забыв указать форму, цвет и рисунок печати. На все это он затратил гораздо меньше времени, нежели понадобилось мне, чтобы составить «указ».
Сейчас по городам и деревням Швабсонии «гуляет» около сотни таких «указов». Я написал бы и больше, но закончился пергамент, что прежде служил для оборачивания наконечников для стрел.
Бургомистр и все прочие ушли не попрощавшись. Мои товарищи вернулись к прерванной трапезе. Я же, посмотрев на трактирщика, сидевшего в глубокой задумчивости, спросил:
— У тебя чего-нибудь сладкое есть?
— Чего? — не понял тот. — Какое сладкое?
— Ну сладкое, — повторил я и пояснил: — Рахат-лукум, халва, пряники…
Трактирщик потряс головой. Понятное дело, обдумывал мысль — а не плюнуть ли на все да не отправиться ли в рудники? А тут о каких-то пряниках… Усилием воли хозяин понял просьбу.
— Сладкое? А, сладкое! Орехи есть, в меду. Вкусные! Но — дорогие, — предупредил он. — Их из славянских земель везли. Фунт — полталера.
— Фунта два возьму, — решительно потребовал я. — А еще — свининки собери фунтов так десять. Хлебца там, сыра. Ничего, если мы с тобой серебряной рудой рассчитаемся?
— Пойдет, — кивнул трактирщик. — Только по четверти от чистого веса.
— Грабитель, — проворчал Хельмут, но я уже нащупывал в кармане кусочек серебра, что взял для таких расчетов.
— Сам-то пойдешь на прииск? — поинтересовался я.
Собирая еду и вытаскивая из сундука орехи, трактирщик ответил:
— Вначале-то засомневался, когда бургомистр указ читал. Решил — авось да чего-нибудь добуду. Но подумал малость — чего я туда попрусь? На рудник нынче столько народа повалит, что затопчут друг дружку. Знаешь, как в сказке — пошел мужик у медведя шкуру стричь, а вернулся без головы. Нет уж, лучше я тут свою денежку добуду. Вы уж не забудьте, что обещали…
Мы вышли во двор. Около телеги стояла нахохленная Марта.
— И где вас носит? — гневно поинтересовалась женщина. — У нас чуть серебро не забрали и меня едва не изнасиловали. Ну изнасиловали бы, невелика беда, а серебро?
— Ладно, не сердись, — примирительно сказал я, вручая атаманше узелок.
— Что тут? — подозрительно спросила Марта, распутывая края тряпицы.
— Попробуй, — посоветовал я, усаживаясь в телегу.
Распробовав орехи и умяв половину, Марта крепко обняла меня и прошептала на ухо:
— Хочешь, прямо тут дам? Вот, иди сюда…
Я едва не согласился, но, посмотрев на масляные взгляды, которыми обменялись Всемир и Хельмут, сказал со вздохом:
— Давай попозже, когда из города выедем. Люди кругом…
— Плевать! Что нам люди?
— Советами замучают, — отозвался я словами из старой шутки.
Разбойники расхохотались. То ли — шутку еще не слышали, то ли снимали напряжение.
Отсмеявшись, Всемир поинтересовался:
— Трактирщик-то чего толковал? О чем он просил, чтобы ему первому?
— Ну-ка, ну-ка… — заинтересовалась атаманша. — О чем вы за моей спиной шушукались?
— Да так, — пожал я плечами. — Трактирщик просил, что если у нас барахлишко будет награбленное, то ему первому и продавали бы. Мы и пообещали.
— А кто разрешал?! — взвилась Марта. — Вы что, нового атамана выбрали?
Кажется, Всемир и Хельмут испугались не на шутку. Вжав головы в плечи, они глядели на меня. Еще немного — и заорут как ябеды-школяры: «Это не мы! Это он все придумал!»
— Да ладно, — обнял я женщину за плечи. — Это мы из стратегических соображений. Тем более — тебя-то с нами не было. Ты же не против? Все равно решать-то тебе придется.
Марта притихла и, немножко поворчав, принялась доедать орехи. Я, сунувшись было к узелку, получил по руке. Эх, надо было больше брать!
Вся дорога от заброшенного поселка до входа в рудник была забита народом. Покамест новоприбывшие лишь потрясали копиями с императорского «указа» и голосили, не пытаясь пробиться внутрь ограды. Кажется, каторжников сегодня не выводили из бараков, потому что вся охрана и собаки были собраны у ворот.
Мы с атаманами обосновались неподалеку от рудника, в месте, что я облюбовал несколько месяцев назад. Под камнями еще сохранились тряпки, а могила нищего, убитого мною, оказалась в полном порядке. Хотя чего с ней могло случиться? Но, посмотрев на нетронутые камни, мне стало легче. Еще бы сходить и найти останки парней, но уже поздно: собирать косточки, растащенные зверями и птицами, припорошенные снегом, не имело смысла.
— Получилось, — с удовлетворением сказал Евген, вглядываясь в людскую толчею.
— Еще бы, — кивнул однорукий старик. — Люди всегда хотят заполучить все бесплатно…
— У меня, Андрияш, подарок для тебя есть, — объявил старшой атаман и полез в мешок: — Надевай!
Кольчуга блестела, словно чешуя молодого окуня, и оказалась легкая, как вязаная фуфайка. Я прямо-таки залюбовался, а разбойники завистливо вздохнули.
— Поддоспешник не забудь! — передал Евген плотную кожаную куртку.
Натянув кольчугу, я пошевелил руками — словно на меня сделана…
— Не знаю как и отдаривать, — сказал я. У меня перехватило дыхание и что-то сжалось в горле.
— Уже отдарил, — ответил довольный Евген. — Ты же моему младшему жизнь спас.
— Ну так это — нормально. Сегодня ему спасли, завтра — он спасет… — пожал я плечами, припоминая, когда успел спасти жизнь его сыну? Вспомнил — мальчишка, которого едва не добил седоусый солдат.
— Кольчуг-то я еще понаделаю. А сыновей у меня всего два. Вот если бы… — не договорил Евген, сглотнув комок.
Я подошел к Евгену, пожал ему руку. Все-таки кроме врагов иногда появляются и друзья…
Послышался шум шагов. К нам подошел один из парней, поставленных присматривать за дорогой.
— Гонца от графа Флика перехватили, — доложил разбойник, протягивая Евгену пакет с печатями.
Старшой сломал сургуч, развернул послание и попытался прочесть. Повертев письмо так и эдак, протянул мне:
— Попробуй ты. Тут не по-нашему написано.
Взяв письмо, я слегка удивился. Текст был составлен не на швабсонском языке, а на классической латыни, на которой говорили в Риме до его превращения в империю. Мертвый язык в последнее время был в большой моде. Интересно, а кто на руднике такой грамотный? Неужто старший «гном»? Слегка запинаясь, я сумел-таки прочитать письмо.
— Ну, что там сиятельство пишет? — спросил Евген нетерпеливо.
— Он не сиятельство, а светлость, — зачем-то уточнил я. — Но если коротко, то граф сообщает, что разговоры о разрешении императора копать руду — полная брехня. Всех мужланов, что приблизятся к руднику, — гнать в шею. Желательно без лишнего членовредительства. Сам граф в ближайшем времени прибудет на прииск с отрядом солдат. А еще его светлость выражает озабоченность по поводу задержки обоза.
Последняя фраза вызвала дружный хохот, а мои познания классических языков — сдержанное уважение…
— Ну, отцы-командиры? — насмешливо обернулся однорукий старик к нам с Евгеном. — Что делать будете?
— Пора, — кивнул Евген.
— Пошли, братья-атаманы, — поддержал и я. — Заодно и письмо отдадим.
Мы с большим трудом сумели пройти сквозь толпу. Крестьяне и бюргеры злобно огрызались, когда их распихивали, но, завидев людей с оружием, притихали и позволяли протиснуться.
Постепенно мои товарищи отставали. У входа на рудник народ набился так плотно, что пришлось раздвигать спины рукоятью меча. В проеме калитки, проделанной в воротах, под прикрытием двух арбалетчиков стоял господин Торман собственной персоной. А дальше, в глубине, были видны охранники-надсмотрщики и песики…