Примерно такая же роль выпала через шестьсот тридцать лет на долю Наполеоновского маршала Э. Груши, который не только упустил уготованный судьбой счастливый случай стать героем сражения наполеоновской армии при Ватерлоо (17.06.1815), но стечением обстоятельств стал причиной разгрома самого героя «ста дней». Возглавив одну треть армии Наполеона для преследования отступающей полуразгромленной армии прусского генерала Блюхера, Э. Груши не только упустил опытного генерала, но не набрался смелости вовремя возвратиться к месту сражения, не получив на то личного указания императора. Когда Груши осознал свою ошибку, было уже поздно. Англо-голландские войска под командованием генерала А. Веллингтона и «ускользнувшая» от маршала Груши армия Блюхера практически уничтожили французскую армию.
В заключение настоящей главы сделаем небольшой экскурс по следам «саги» о семейной жизни князя Игоря Святославича (Георгия Николаевича) и его сыновей, принимавших участие в походе весной 1185 года в Половецкую Степь.
Ни в одной из летописей, тем более в самой повести, ничего не говорится о судьбе младших князичей после пленения их отца, князя Игоря, и его старшего сына Владимира. Скорее всего, они тоже были в плену у хана Кончака при своем отце. Однако по поводу дальнейшей судьбы Олега есть подозрения, что он не вернулся из плена, поскольку его имя больше никогда и нигде не упоминается, как это имеет место в отношении его брата Святослава. Возможно, что он даже мог погибнуть в этой кровавой сумятице полуторадневного сражения на реке Каяле, о чем с грустью поведал автор «Слова» «…молодая мѣсяца – // Олегъ и Святославъ – // тъмою съ поволокоста // и въ морѣ погрузиста…». Но младший брат Олега Святослав остался жив, о чем речь впереди… тогда выходит, что с ним погиб его двоюродный дядя князь Святослав? Короче говоря, «темное место».
Прежде чем рассказать о дальнейшей судьбе наследников князя Игоря, вспомним, что в Путивле «на забрале» все это время плачет и убивается Ефросинья Ярославна – жена князя Игоря и мать всех его пяти сыновей. Здесь также своеобразное «темное место» «Слова о полку Игореве». Кто только не упрекал Ярославну за ее бездушие к своим детям. Первым был профессор московской духовной академии Е. Е. Голубинский, который бросил следующий упрек автору «Слова» по поводу плача Ярославны:
«…Тут вот какая странность: она лишилась не только мужа, но и сына, юноши в первой юности, и однако ее плач ограничивается только мужем, ни словом не касаясь сына, что совсем хороший поэт никак не забыл бы про мать и даже поставил бы ее впереди жены…». Не знал профессор богословия, похоже, о том, что помимо старшего сына в плену оказались еще и два младших сына, тогда бы его упрек в отношении автора песни перерос бы, наверное, в возмущение.
Е. В. Барсов в своей трехтомной монографии о «Слове» как мог оправдывал поэта[123]:
«Нельзя спрашивать, почему жена плачет о муже, забывая сына, так как одно горе подавляет другое: это обыкновенный психологический процесс».
На обоих авторов приведенных замечаний обрушился Сергей Лесной (псевдоним Сергея Яковлевича Парамонова) со свойственной ему язвительной манерой обращения к своим оппонентам:
«Прежде чем писать приведенные отрывки, обоим почтенным исследователям следовало бы познакомиться с примечанием на первой странице «Слова» издания 1800 года и сделать соответствующие выводы. Оно гласит:
«Игорь Святославичь родился 15 апреля 1151 года… женился в 118 году на княжне Евфросинии, дочери князя Ярослава Володимировича Галичьскаго, а в 101 году скончался, оставив после себя пять сыновей».
Следовательно, князь Игорь женился на Ярославне всего за год до похода, в походе же участвовал сын от первого его брака. Принимая это во внимание, совершенно ясным становится умолчание Ярославной в плаче пасынка, который, вероятно, был ее ровесником и вряд ли питал к ней особенно приязненные чувства (известно, что, как правило,пасынки недолюбливают мачех). Горе Ярославны естественно устремлялось только к мужу, с которым она, вероятно, не прожила и года и с которым она была связана взаимной глубокой любовью»[124].
Следуя иронической манере С. Лесного в полемике со своими оппонентами, в свою очередь, можно сказать, что, критикуя корифеев «Словистики», следует как минимум внимательно прочитать их труды, что в отношении трудов Е. В. Барсова представляет собой непростую задачу. Преодолев же трудности и внимательно изучив его трехтомное исследование «“Слово о полку Игореве”, как художественный памятник Киевской дружинной Руси», наш критик узнал бы, что Ефросинья Ярославна, дочь Ярослава Осмомысла, была выдана 14 лет от роду за 16-летнего князя Игоря в 1167 году, а в 1169 году у них родился первенец княжич Владимир Игоревич.
Трудно удержаться, чтобы не процитировать романтичную, хотя и с налетом грусти предсвадебную историю Ефросиньи в изложении замечательного писателя Игоря Всеволодовича Можейко:
«К концу лета <1167 года>, когда на кривых, сбегающих с холмов уличках Новгорода <Северского> желтели упавшие с деревьев яблоки, а на рынке у монастыря торговали с телег зерном, прискакал гонец. Его давно ждали. Едет посольство из Великого Галича, везут невесту для княжича Игоря.
Этот брак подготовил еще покойный отец. Он хотел скрепить союз Чернигова и Галича. Теперь Чернигов потерян, но Ярослав Осмомысл понимал, что сыновья Святослава – не последние из русских князей, они еще свое возьмут. И потому не стал отказываться от уговора! Ефросинье как раз исполнилось четырнадцать лет – пора замуж.
Ефросинья уезжала из Галича без сожаления. В Галиче было страшно. Мать все время плакала, запиралась со своими боярами, они шептались, грозили местью Настасье и отцу. А отца она и не видела: не заходил он в терем законной жены. Ефросинья думала, что если все равно положено выходить замуж, то лучше дома, на Руси. Княжич Игорь молод, а могли бы просватать за старика.
Путешествие было долгим, ехали три месяца, останавливались в Киеве, потом в Чернигове.
Княжича Игоря Ефросинья увидела, когда приехала в тихий деревянный Новгород-Северский, взлетевший над Десной, словно плывущий по небу. Игорь оказался высоким худым подростком. Светлые прямые волосы до плеч, глаза серые, короткий нос и крутой отцовский подбородок.
Толстая суетливая свекровь расстраивалась, что девочка мало ест, подкладывала ей пироги. Крепкий чернявый Владимир быстро подружился с Игорем, они убежали к реке, к рыбакам.
Ночью Ефросинья долго сидела у окошка. Деревянный терем поскрипывал, вздыхал от чьих-то шагов. За окошком была бесконечная равнина, освещенная луной, далеко мерцали огоньки. Красным пятнышком горел костер у реки: в ночном пасли коней. До Галича было так далеко – не доехать…
Откуда ей было знать, что ее любовь, ее боль станут темой великой русской поэмы, что через много столетий русский школьник будет повторять горькие слова ее плача, что сотни художников будут рисовать тонкую фигурку, стоящую на крепостной стене. Что образ ее станет воплощением женской любви, верности и терпения. Идут века, а Ярославна все плачет на городской стене…
Ефросинья Ярославна, невеста княжича Игоря, потерла кулачками глаза, потянулась, задула свечу и пошла спать…»[125]
Историк М. П. Погодин, извлекая из летописей даты жизни князя Игоря, предполагал, что женился он в 1169 году 18 лет от роду, что у Игоря было пять сыновей и одна дочь. Старший сын Владимир, участник похода и плена, родился в 1170 году (по Ипатьевской летописи – в 1173 году, однако А. В. Соловьев считает, что в этом случае даты летописи несколько сдвинуты, поскольку не мог 12-летний Владимир княжить в Путивле и возглавлять полк в походе отца).
После Владимира последовательно рождались его братья Олег, Святослав, Роман и Ростислав. Если считать Ярославну второй женой князя Игоря, то окажется, что все сыновья его, родившиеся до 1184 года, являются пасынками Ярославны. Соловьев, доказывая ошибочность этого представления, обратил внимание на целый ряд обстоятельств: помирив Владимира в 1185 году с отцом, Игорь посылает с ним в Галич своего сына Святослава, очевидно, родного внука галицкого князя; дети князя Игоря после смерти их деда в 1187 году впоследствии претендуют на Галич и даже на какое-то время становятся Галицкими князьями, следовательно, они имели право на Галицкую землю по рождению. По поводу примирения Ярослава Галицкого с сыном летописец упоминает князя Игоря с положительной стороны: «С великим прилежанием через князей русских едва его <Владимира> с отцом примирил, испрося ему во всем прощения, и послал с ним его проводить сына своего Святослава. Ярослав, прия сына своего Владимира и наказав его словами, дал ему Свиноград, но жить велел в Галиче, дабы он не мог кое зло сделать. Святослава же, одарив, с честию отпустил»[126].
Умирая, Ярослав Осмомысл завещал трон своему незаконно рожденному сыну Олегу, а Владимиру отдал Перемышль, с тем «…чтобы он Галича себе не искал». Такое завещание умиравшего обещало скорейшую смуту, которая вскоре и случилась. Бояре сразу же после похорон пришли к Олегу и велели ему уходить из города добром, что он и сделал, укрывшись в Овруче, а впоследствии и вовсе исчез из летописей и истории Галичского княжества.
После долгих и кровавых междоусобных войн за Галичский престол, в которых участвовали и венгерские короли, Владимир Ярославич неоднократно утверждался, а затем свергался с трона, пока в 1201 году галичане не пригласили на княжение Владимира Игоревича – сына героя «Слова» Игоря Святославича. По Лаврентьевской летописи в 1206 году Владимир Игоревич совершил поход из Галича к Владимиру-Волынскому и, изгнав оттуда потомков Романа Мстиславича Галицкого, умершего в 1205 году, посадил княжить своего брата Святослава Игоревича. С другим братом, Романом, отношения у Владимира не сложились, и тот вынужден был просить помощи у Венгерского короля. Вернувшись с венгерским войском в Галич, он сверг с трона своего старшего брата и стал на короткое время Великим князем Галицким.