Слово о полку Игореве — подделка тысячелетия — страница 26 из 76

Над твердой, мшистою скалой

Вознесся памятник. Ширяяся крылами,

Яко соколъ на вѣтрех

ширяяся.

Над ним сидит орел младой.

И цепи тяжкие и стрелы громовые

Гримлютъ сабли о шеломы;

летять стрѣлы каленые:

Быти грому великому,

итти дождю стрѣлами съ

Дону великого.

Вкруг грозного столпа

трикратно обвились;

Кругом подножия, шумя, валы седые

В блестящей пене улеглись.

В тени густой угрюмых сосен

Воздвигся памятник простой.

О, сколь он для тебя,

кагульский брег, поносен!

И славен родине драгой!

Бессмертны вы вовек,

о росски исполины,

В боях воспитанны

средь бранных непогод!

О вас, сподвижники,

друзья Екатерины,

Пройдет молва из рода в род.

О, громкий век военных споров,

Свидетель славы россиян!

Преднюю славу сами

похитимъ.

Ты видел, как Орлов, Румянцев

и Суворов,

Потомки грозные славян

Перуном Зевсовым победу похищали;

Они же сами княземъ

славу рокотаху

Их смелым подвигам,

страшась, дивился мир;

Державин и Петров героям

песнь бряцали[172]

Струнами громозвучных лир.

И ты промчался, незабвенный!

И вскоре новый век узрел

И брани новые, и ужасы военны;

Страдать – есть смертного удел.

Блеснул кровавый меч

в неукротимой длани

Коварством, дерзостью

венчанного царя;

Кровавыя зори свѣтъ

повѣдаютъ…

Восстал вселенной бич —

и вскоре новой брани[173]

Зарделась грозная заря.

И быстрым понеслись потоком

Враги на русские поля.

половци идутъ отъ Дона,

Пред ними мрачна степь лежит

во сне глубоком,

Дымится кровию земля;

И селы мирные,

и грады в мгле пылают,

Долго ночь мрькнетъ

И небо заревом оделося вокруг,

Леса дремучие бегущих укрывают,

И праздный в поле ржавит плуг.

Чръна земля подъ копыты

костьми была посѣяна,

а кровию польяна.

Идут – их силе нет препоны,

Все рушат, все свергают в прах,

И тени бледные погибших

чад Беллоны*,

В воздушных съединясь полках,

В могилу мрачную нисходят

непрестанно

Иль бродят по лесам в безмолвии ночи…

Но клики раздались!..

идут в дали туманной! —

Звучат кольчуги и мечи!..

Смагу мычючи

въ пламянѣ

розѣ.

Тогда по Руской земли

рѣтко ратаевѣ

кикахутъ.

Страшись, о рать иноплеменных!

России двинулись сыны;

Дѣти бѣсови кликомъ

поля прегородиша.

Восстал и стар и млад;

летят на дерзновенных,

Сердца их мщеньем зажжены.

И поостри сердца своего

мужествомъ.

Вострепещи, тиран!

уж близок час паденья!

Ты в каждом ратнике

узришь богатыря,

Луце жъ бы потяту

быти,

неже полонену быти…

Их цель иль победить,

иль пасть в пылу сраженья

За Русь, за святость алтаря

Ретивы кони бранью пышут,

Усеян ратниками дол,

За строем строй течет,

За землю Рускую за раны

Игорева, буего

Святъславлича…

все местью, славой дышат,

Восторг во грудь их перешел.

Ту пиръ докончаша

храбрии русичи..

Летят на грозный пир:

мечам добычи ищут,

И се – пылает брань;

на холмах гром гремит.

Прыщеши на во

стрѣлами

В сгущенном воздухе

с мечами стрелы свищут,

И брызжет кровь на щит.

Сразились. Русский – победитель!

И вспять бежит надменный галл;

Немизѣ кроваве брезѣ…

Но сильного в боях

небесный вседержитель

Лучом последним увенчал,

Не здесь его сразил

воитель поседелый[174];

О бородинские кровавые поля!

Не вы неистовству

и гордости пределы!

Увы! на башнях галл кремля!..

Края Москвы, края родные,

Где на заре цветущих лет

Часы беспечности я тратил золотые,

Не зная горести и бед,

За нимъ кликну Карна и

Жля поскочи по Русской

земли, смагу людемъ

мычючи въ пламяне розе.

И вы их видели,

врагов моей отчизны!

И вас багрила кровь

и пламень пожирал!

И в жертву не принес

я мщенья вам и жизни;

Вотще лишь гневом дух пылал!..

За нимъ кликну Карна и

Жля поскочи по Русской

земли, смагу людемъ

мычючи въ пламяне розе.

Где ты, краса Москвы стоглавой,

Родимой прелесть стороны?

Где прежде взору

град являлся величавый,

Развалины теперь одни;

Москва, сколь русскому

твой зрак унылый страшен!

Исчезли здания вельможей и царей,

Все пламень истребил.

Венцы затмились башен,

Чертоги пали богачей.

А въстона бо, братие,

Киевъ тугою, Черниговъ

напастьми…

И там, где роскошь обитала

В сенистых рощах и садах,

Где мирт благоухал и липа трепетала,

Там ныне угли, пепел, прах.

В часы безмолвные прекрасной,

летней ночи

Веселье шумное туда не полетит,

Не блещут уж в огнях брега

и светалы рощи:

Все мертво, все молчит.

Невеселая година

въстала;

тоска разлияся

по Русской

земли.

Утешься, мать градов России,

Воззри на гибель пришлеца.

Отяготела днесь на их надменны выи

Десница мстящая творца.

Взгляни: они бегут,

озреться не дерзают,

Их кровь не престает в снегах

реками течь;

Бегут – и в тьме ночной их глад

и смерть сретают,

А с тыла гонит русский меч.

О вы, которых трепетали

Европы сильны племена,

О галлы хищные!

и вы в могилы пали.

О страх! о грозны времена!

Где ты, любимый сын и счастья,

и Беллоны,

Презревший правды глас,

и веру, и закон,

В гордыне возмечтав мечом

низвергнуть троны?

Исчез, как утром страшный сон!

В Париже росс! – где факел мщенья?

Поникни, Галлия, главой.

Но что я вижу?

Росс с улыбкой примиренья

Грядет с оливою златой.

Еще военный гром грохочет

в отдаленье,

Москва в унынии,

как степь в полнощной мгле[175],

А он несет врагу не гибель,

но спасенье

И благотворный мир земле.

Мъгла поля покрыла…

О скальд России вдохновенный,

Воспевший ратных грозный строй,

В кругу товарищей,

с душой воспламененной,

Греми на арфе золотой!

Образ Бояна[176]

Да снова стройный глас

героям в честь прольется,

И струны гордые посыплют

огнь в сердца.

И ратник молодой вскипит

и содрогнется

При звуках бранного певца.

Известный пушкинист А. И. Гессен писал, что: «Пушкин, видимо, познакомился со «Словом» еще в самом начале своего творческого пути. Уже в «Руслане и Людмиле» он упоминает о Баяне», – приведя при этом несколько искаженные строки из знаменитой поэмы, —

Но вдруг раздался глас приятный

И звонких гуслей беглый звук;

Все смолкли, слушают Баяна…[177]

Из вышеизложенного следует, что, благодаря розыскам И. А. Новикова, Ф. Я. Приймы и ныне здравствующей пушкинистки Татьяны Михайловны Николаевой (род. 9.IV.1933),мы узнаем, что Пушкин не только ознакомился, но глубоко изучил памятник в самом начале своего жизненного пути, то есть в лицейские годы. Что же касается поэмы «Руслан и Людмила», которую поэт начал писать практически сразу же по окончании Лицея, то, перефразируя его же слова, сказанные в адрес М. В. Ломоносова, оды которого «…писаны на русском языке с примесью некоторых выражений, взятых из Библии, которая лежала перед ним…», можно сказать, что поэма писана на русском языке с примесью некоторых выражений, взятых из поэмы «Слово о полку Игореве», которая лежала перед ним. Приведем некоторые фрагменты поэмы, являющиеся текстовой аллюзией «Слова», в которых упоминается не только «вещий Боян».