<…> уже отказался от украшения, роскошества и распещрения во что бы то ни стало. А содержание приключений Телемака давало ему материал самого разнообразного характера – и «потехи, и сражения», и пастушеская жизнь, и кораблекрушения, и изобильные моральные сентенции, столь близкие душе Тредиаковского. Возможно, что импонировал ему «Телемак» еще и скрытой сатирической струей, направленной против «неправедных царей»: недаром Фенелон был в опале у Людовика XIV[425].
Кроме приключений сына Одиссея Телемака Тредиаковский перевел на русский язык с латинского сатирико-политический роман Д. Барклая «Аргенида, повесть героическая» («Аргенида»). И недаром ему пришлось в предисловии к «Тилемахиде» спорить с «некоторыми у нас не без некоторых талантов людьми», которые «запрещали, порицая с кафедры, как говорят, чтение Тилемаха и Аргениды». «Тилемахида» замечательна еще в истории русской литературы тем, что в ней впервые употреблен в большом произведении стих гексаметр.
Тредиаковский создал «Тилемахиду» в преддверии написания «Слова о полку Игореве», поэтому в ее тексте, при внимательном чтении, находим целую россыпь слов, выражений и целых тематических текстов, которые позднее найдут свое место в «Слове».
Вот, например, как в «Тилемахиде» описано состояние войск противника перед началом кровопролитного сражения:
Се от-обеих стран, враждебным встречу Знаменем,
Равны Знамена ж спешат, и-Мечи грозящи Мечам же!
Весь тот брег покрыт-стал Людьми, Оружием, Коньми,
И колесницами; всем же, тем в движении сущим,
Слышался шум глухий, волнам кропотливым подобный[426].
А вот и картина из «Слова о полку Игореве»:
Се вѣтри, Стрибожи внуци, вѣютъ съ моря стрѣлами
на храбрыя плъкы Игоревы.
Земля тутнетъ, рѣкы мутно текуть;
Пороси поля прикрываютъ.
Стязи глаголютъ: Половци идутъ отъ Дона и отъ моря!
И отъ всехъ странъ Рускыя плъкы оступиша.
Дѣти бѣсови кликомъ поля прегородиша,
А храбрiи Русици преградиша чрълеными щиты.
А вот и сама картина боя в «Тилемахиде»:
И меж ними зажег к усобию брань смертоносну.
Был я с Башни той кровопролитныя битвы Смотритель.
………………………………………………………………………..
Зрил я-Царь, ободревша Своих своим-же примером;
Он казался быть подобен Арису Богу:
Токи крови парныя текли там онаго окрест;
Были колеса все обагрены его Колесницы
Кровию ж, черною то, и в пене, и-скверно густою;
Да и-едва катиться могли по-раздавленным Трупам[427].
«Своим же примером ободрял Своих» в «Слове» младший брат князя Игоря:
«Яръ туре Всеволодъ! Стоиши на борони, прыщеши на вои стрѣлами, гремлеши о шеломы мечи харлужными
Камо туръ поскочаше … тамо лежатъ поганыя головы Половецкыя…».
И в результате неравного боя:
«Чръна земля подъ копыты костьми была посѣяна, а кровiю польяна: тугою взыдоша по Русской земли».
Герой «Тилемахиды» является самым активным участником сражений, своим примером увлекая воинов на победу:
Сам Тилемах и-в-средину вбежал-к-ним,
и-мужеством храбрым,
Страшен весьма, убивает тамо всех без разбора,
Пылкую ярость свою изливая вполне и-повсюду;
Вся земля низложенными им Людьми унизалась…[428].
Однако в «Слове» роль героя-одиночки, увлекающего воинов, отдана младшему брату князя Игоря:
«Камо туръ поскочаше, своимъ златымъ шеломомъ посвечивая, тамо лежать поганыя головы Половецкыя. Поскепаны саблями калеными шеломы Оварьскыя отъ тебе, яръ туре Всеволоде!».
И это совсем не говорит о трусости Игоря, просто у него иная миссия в этом походе, мирная миссия, и в этом сражении у него совсем иная задача – как можно больше сохранить жизней русичей.
«Что ми шумить, что ми звенить далече рано предъ зорями?
Игорь плъкы заворочаетъ,
жаль бо ему мила брата Всеволода».
Нечто похожее описано в «Тилемахиде»:
Равно как-крила Орла быстропарна зрятся пловущи».
«Кони мои, подстрекнувшись, бежать уж начали борзо:
Я позади себя почитай всех оных оставил,
Кои толь горячо и прытко скакать попустились[429].
Герой «Тилемахиды», не колеблясь, предпочтет смерть в бою, чем позорное рабство плена:
Смерть предпочел, не-терпя, поносному оному рабству?
Ей Тилемах: всегда моя возрастала бесчастность;
Я не-имел уже и-утехи бедныя выбрать
Кое нибудь одно, меж рабством и-смертию в горе[430].
В этом с ним полностью солидарен и герой «Слова»:
«Братiе и дружино! Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти».
Тилемах предпочтет предательству смерть мученическую на жертвенном Алтаре, заявив на Суде у царя Акестия:
Знай, что-я сын Тилемах Одисса Царя Ита́лийска;
Я ищу моего Отца по разным пучинам.
Будеж не-можно мне ни-его сыскать, и-ни-также
В землю природну мне возвратиться; да и-при-всем том
Ни работы избыть: то лиши меня живота здесь, ..
……………………………………………………………………
И спасти не-могла живота нам жалость ни-ка́я[431].
В «Слове» на подобную жертву ради победы решительно готов Яр тур Всеволод:
«Ка́я раны дорога братiие, забыв чти и живота и града Чрънигова отня злата стола и своя милыя хоти, красныя Глѣебовны, свычая и обычая».
Сходны в «Тилемахиде» и в «Слове» грозные силы Природы, предупреждавшие воинов о предстоящих сражениях.
В «Тилемахиде»:
А преужасный Гром и-явил изволение Высших.
Молнии тучу ту разсекали от-края до-края;
………………………………………………………
Сливный Дождь, ниспадший потоками в оное ж время»[432].
В «Слове о полку Игореве»:
«Чръныя тучя съ моря идуъ, хотятъ прикрытии 4 солнца,
а въ нихъ трепещутъ синiи млънiи.
Быти грому великому, идти дождю стрѣлами
съ Дону Великаго!
Не в этой ли аналогии грозных природных сил кроется тайна появления «моря» в засушливых половецких степях? Действительно, автор «Тилемахиды» еще находится под впечатлением событий, происходящих на море или на морских островах, и невольно вкрапляет морскую тематику в «Слово».
Сюжет «Тилемахиды» просто обречен был на появление Певца – предшественника Бояна в «Слове»:
Сей Человек, как-Орфей, иль-Пророк Лин,
был вдохновенныи,
Он мне-читал Стихи своего сложения то́чна.
Иль самому давал прочитывать те сочиненны
От премногих других, преизящных и сладких,
Пиитов, Поспешествуемых бывших яве священными Мусы.
Был он-когда облечен в предлинную белую Ризу,
И брал в персты Лиру свою из-Слоновыя кости[433].
Таков же и «вѣщiй Боянъ», впервые появившийся в «Слове о полку Игореве», «как-Орфей» земли Русской:
Боянъ же, братiе, не 10 соколов на стадо лебедѣй пущаше,
нъ своя вѣщiа пръсты на живая струны въскладаше;
они же сами княземъ славу рокотаху.
Автор «Тилемахиды» философски предрекает, как из «малых пороков» произрастают большие беды:
Все пороки как-будто растут на-местах-тех высоких,
Где и малое Нечто имеет средства большия,
И где ле́гка проступка разит ударом пренаглым[434].
Он же с еще большей убедительностью проводит эту мысль в «Слове о полку Игореве»:«Усобица княземъ на поганыя погыбе, рекоста бо братъ брату:«Се мое, а то мое же»; и начаша князи про малое «се великое» млъвити, а сами на себѣ крамолу ковати. А поганiи съ всѣхъ странъ прихождаху съ побѣдами на землю Рускую».
Силы природы не только предупреждают Тилемаха о предстоящем кровопролитном сражении, но и вселяют надежду на успех:
Битвы наставшу дню, едва Заря всезлатая,
Солнцу отверзла Восточны врата на-пути краснозарном,
………………………………………….........
Зрился уж-весь Оризонт краснеяй и пламенеяй
Первых лучей от Солнца в своей Колеснице всходяша[435].
В «Слове» о легкой победе русичей в первой схватке с половцами силы природы умалчивают:
Съ заранiя въ пятокъ потопташа
поганыя плъки Половецкия… —
и это понятно, поскольку это была Пиррова победа, ибо впереди войска Игоря ждет жестокая расплата за то, что они, говоря словами великого князя Святослава, «…нечестно бо кровь поганую пролiясте».
Последствия этого поражения жестоко отразились на русских землях, пограничных Половецкому Полю:
А въстона бо, братiе, Кiевъ тугою, а Черниговъ напастьми.
Тоска разлияся по Руской земли; печаль жирна тече