Эпилог
На седьмомъ вѣцѣТрояни
връже Всеславъ жребей
о дѣвицю себѣ любу.
Мысль И. Е. Забелина о «трехбратнем роде у славян» весьма плодотворна в том плане, что «трехбратство» свойственно было не только легендарным князьям – основателям первых государственных образований Древней Руси (Азово-Черноморская Русь, Новгород-Балтийская Русь и Днепровская (Киевская) Русь), но оно проходит красной нитью и вовсех формах устного народного творчества (эпосы, былины,сказания, думы, сказки, наконец). Число «три» в результатеприобрело некий магический оттенок: «Три богатыря» в лице Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича воплощают собой пограничную стражу на рубежах, особо подверженных нападениям степняков, возглавляемых, как правило, трехглавыми Соловьями-Разбойниками. Обратим внимание и на то, что эта троица богатырей имеет характерное для своего времени социальное происхождение: князь – Добрыня Никитич; представитель крестьянства – Илья Муромец и священнослужитель – Алеша Попович. Случилось так, что и коллективный автор «Слова о полку Игореве» имеет аналогичную сословную принадлежность: В. К. Тредиаковский – выходец из простого народа; Иоиль Быковский – священнослужитель; А. И. Мусин-Пушкин – граф, особа, приближенная к трону, своеобразные «три богатыря».
Любая крестьянская семья мечтала и, как правило, воплощала эту мечту в реальную действительность – иметь трех сыновей: одного для Бога (частая смертность младенцев); другого для Царя (долгосрочная служба в армии); третьего для себя, то есть фактически для продления рода. А ежели выживали все трое, то они становились героями народного эпоса, каждый из них наделялся характерными поведенческими качествами, например, как у А. С. Пушкина в «Коньке-Горбунке»:
У крестьянина три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак[479].
Какими высокими чувствами любви к своим детям, оптимизма об их будущем и неиссякаемым юмором обладал русский народ, называя «дураком» самого умного и удачливого по жизни младшего сына?
Вполне закономерно, что притчи о трех братьях, трех героях (или антигероях), «Троице» и «Трое» из народного эпоса переместились в литературу. Вот уже княгиня Ярославна в «Слове о полку Игореве» в своем плаче взывает к трем стихиям: ветру, Днепру и Солнцу. А вот уже у А. С. Пушкина: «Три девицы под окном // пряли поздно вечерком» в «Сказке о Царе Салтане…». У него же в «Руслане и Людмиле» на свадьбе Руслана и Людмилы:
Сидят три витязя младыя;
Безмолвны за ковшом пустым,
……………………………………
Не слышат вещего Бояна;
Потупили смущенный взгляд;
То три соперника Руслана;
В душе несчастные таят
Любви и ненависти яд.
(Рогдай – воитель смелый, Фарлаф – крикун надменный, хазарский хан Ратмир. – А. К.)
Все трое бледны и угрюмы,
И пир веселый им не в пир[480].
Удивительно, но случилось так, что также как над созданием «Слова о полку Игореве», так и над доработкой его первоначального текста «под древность», а также над подготовкой к печати его окончательного текста «трудились» всякий раз «Три богатыря», соответственно: В. К. Тредиаковский, И. Быковский, А. И. Мусин-Пушкин; А. И. Мусин-Пушкин, И. Н. Болтин, И. П. Елагин; А. И. Мусин-Пушкин, А. Ф. Малиновский, Н. Н. Бантыш-Каменский. Во всех трех «троицах» («Троянах») участвует «серый волк», поистине «серый кардинал» – граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин. Недаром великий «скептик» Андре Мазон интуитивно «угадал» в нем одного из соавторов «Слова о полку Игореве». Еще ближе к истине подошел великий советский ученый-историк Александр Александрович Зимин, можно сказать, чисто математически «вычисливший» второго члена «Троицы» («Трояна») – «сизого орла» – Иоиля Быковского. Справедливости ради мы просто обязаны назвать имя «пророка в своем отечестве», впервые «вычислившего» «соловья старого времени» – Владимира Михайловича Богданова, который уму непостижимым методом впервые за всю более чем 200-летнюю историю «словистики» назвал имя автора «Слова о полку Игореве» Василия Кирилловича Тредиаковского[481]. Таким образом, сформирована еще одна «троица» – первооткрывателей «Трояна»: Андре Мазон, А. А. Зимин и В. М. Богданов.
Но не только цифра 3 занимает в русской народной речи особое место, столь же эпический оттенок несет на себе цифра «семь», видимо, со времен сотворения мира Создателем, завершившим свою работу за семь дней. Цифра «семь» прочно вошла в многочисленный арсенал русских пословиц, поговорок («Семь пятниц на неделе», «Семь раз отмерь – один раз отрежь»; «У семи нянек дитя без глазу» и т. д. – нам удалось насчитать свыше двадцати подобных искорок народного творчества). Как и следовало ожидать, и эта цифра «перекочевала» из фольклора в литературу, прежде всего в сказки: «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» (А. С. Пушкин, куда же без него?); «Волк и семеро козлят»; отразилось в названиях советских фильмов: «Семеро смелых»; «На семи ветрах», «Семь невест ефрейтора Збруева» и т. п. Цифрой семь, как несмываемым клеймом, помечены самые мрачные периоды «смутных времен»: «Семибоярщина» – начало 17го века; «Семибанкирщина» – начало 90-х годов 20-го века.
В «Слове о полку Игореве» семерка просто обязана была появиться, она и появилась в нужное время и в нужном месте. Речь идет о мятежном полоцком князе Всеславе Брячиславиче – внуке Изяслава Владимировича, сына Владимира Святославича («Крестителя») и Рогнеды. Этому персонажу в «Слове» посвящен довольно пространный фрагмент, который некоторые исследователи считали самостоятельным произведением, – «Песнь о Всеславе», – лишь впоследствии включенным в состав «Слова». После братоубийственной битвы на р. Немиге «…Немизѣ кровави брезѣ не бологомъ бяхуть посѣяни, посѣян и костьми Рускихъ сыновь», Всеслав оказался вместе с двумя своими сыновьями в плену у киевского князя Изяслава Ярославича, будучи посаженным в «поруб» (темницу). Когда в 1068 году в Киеве вспыхнул мятеж горожан против князя Изяслава, Всеслав Брячеславич был освобожден мятежниками и «посажен» на киевский престол 15 сентября 1068 года. Прокняжив 7 месяцев, Всеслав был свергнут в апреле 1069 года и вновь возвратился в Полоцк. Именно с овладения киевским столом начинается в «Слове» пассаж о Всеславе Брячиславиче: «На седьмомъ вѣцѣ Трояни, връже Всеслав жребій о дѣвицю себѣ любу. Тъй клюками подпръся о кони, и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружіемъ злата стола кіевскаго».
Безусловно, интересный экскурс к событиям столетней давности о деятельности мятежного князя-оборотня, тем не менее он не имеет никакого отношения к событиям, воспетым в «Слове о полку Игореве». Поэтому украинский поэт И. Франко и белорусский поэт М. Богданович посчитали этот фрагмент инородным вкраплением в сюжет «Слова», а Богданович даже перевел его на белорусский язык как самостоятельное произведение под названием «Песнь про князя Всеслава Полоцкого».
Мы также считаем, что фрагмент о князе Всеславе Полоцком внесен в текст «Слова» уже на стадии «затемнения» первоначального текста, и на то есть веские основания. А причиной тому этот самый «седьмой век Трояна», с датировкой которого у исследователей до сегодняшнего дня не сложилось единого мнения. Отсчитываем шесть веков назад с даты воскняжения Всеслава на Киевском престоле (1068 год) и попадаем в середину V века (468 год), с которого прошло ровно шесть веков. Однако события, происходившие раньше 468 года, относятся уже к началу седьмого века, например, согласно легенде, закладка Киева в 430 году братьями Кием, Щеком и Хоривом. Действительно, если V век считать «Трояновым веком», то все вроде бы сходится. Кроме одного: зачем всю эту 600-летней давности легенду встраивать в текст «Слова»? Видимо, у авторов была своя сверхзадача по поводу «седьмого Троянова» века.
Отсчитаем шесть с лишним веков от воскняжения Всеслава Полоцкого в Киеве не назад, а вперед, и мы попадаем… в век восемнадцатый, а если конкретно, то в 1768 год, год смерти автора «Слова» Василия Кирилловича Тредиаковского. А все события, предшествовавшие этой дате, происходили именно на «седьмом веке» от исходной даты (1068 год), «носитель» которой в данном случае просто случайно «подвернулся» под руку. Таким образом, XVIII век можно по праву считать «веком Трояновым». В этом веке родились и творили авторы «Слова о полку Игореве» – «Трояне» (В. К. Тредиаковский, И. Быковский, А. И. Мусин-Пушкин), а также все соучастники процесса стилизации протографа «под древность» (А. И. Мусин-Пушкин, И. П. Елагин, И. Н. Болтин) и участники подготовки стилизованного «Слова» к первому изданию (А. И. Мусин-Пушкин, Н. Н. Бантыш-Каменский, А. Ф. Малиновский). Наконец, в этом «Трояновом веке» родились и творили три корифея русской литературы, науки и культуры: В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов и А. П. Сумароков, не говоря уже о такой «великолепной троице», как Г. Р. Державин (1743—1816 годы), Д. И. Фонвизин (1744—1792 годы) и Н. М. Карамзин (1766—1826 годы).
К «Троянову веку» по рождению (1799 год) относится и Александр Сергеевич Пушкин.
Спрашивается, зачем потребовалось «Троянам» вставлять в текст «Слова о полку Игореве» легенду о Всеславе Полоцком, жившем семь веков тому назад? Напомним, что вначале «Запева» повести они уже отметились в качестве коллективного автора: «Троянъ бо вѣщiй, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслію по древу, сѣрымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы». Для вящей убедительности напомнили о себе еще раз перед самым началом похода Игоря в Половецкую степь: