Хинови (Д. ед. на -ови от Хинъ и Д. от собирательного Хинова [с аномальным окончанием -и]) достаточно принять первую.
Для стонущи ситуация в принципе аналогична случаю с -кръвенъ и -крытъ, а именно, ясно, что в восточнославянской зоне в какой-то момент древняя модель (стоню, стонють, стонючи) сменилась новой (стону, стонуть, стонучи). Как во всех подобных случаях, смена не могла быть мгновенной: в течение какого-то времени две модели сосуществовали. В случае с -кръвенъ и -крытъ мы благодаря памятникам знаем, что новая модель появилась не позднее XII века. В случае со стонущи документация намного беднее: показательные для нашей цели словоформы глагола стонати (или стенати) в древнерусских памятниках встречаются редко. Мы можем указать причастие стоныи (в сочетании стоныи трясыися), с -ныи, а не -ня (Увар. лет. [1426], л. 345 об.) и презенсы постенуть (Геннадиевская библия 1499 г.; см. Слов. XI–XVII, 17: 239) и возстонутъ (Измарагд, список XVI в. с оригинала XIV–XV вв.; см. СССПИ, 1: 136), с -ну-, а не -ню-. Ясно, таким образом, что словоформа стонущи вполне могла появиться под пером переписчика XV–XVI в. Но, кроме того, ниоткуда не следует, что словоформ стону, стонуть, стонучи не было раньше XV века; т. е. нельзя исключать и того, что стонущи просто принадлежало оригиналу.
К сожалению, в статье Айтцетмюллера неоднократно встречаются ошибки и огрехи, свидетельствующие, по-видимому, о том, что автор не слишком утруждал себя, полагая, что такую несложную задачу, как разоблачение поддельности СПИ, он может выполнить и вполсилы. Например, в перечне форм из СПИ, попавших в его текст, по мнению Айтцетмюллера, прямо из современного русского языка (с. 112–113), мы с изумлением обнаруживаем среди прочих также и Д. ед. земли (Руской земли) и М. ед. земли (въ Руской земли). Русский глагол стонати цитируется в виде стонути (с. 115). Въсплакашась, скратишась и другие формы с -сь приводятся как свидетельства поздней формы языка, когда ся уже дало сь (с. 113), – автор забыл, что эти формы принадлежат издателям СПИ, которые передали через сь стоявшее в рукописи надстрочное с.
Однако нам нет нужды вникать в эти частности. Главное в том, что вся первая часть работы Айтцетмюллера не доказывает ничего такого, чего не могли бы легко допустить сторонники подлинности СПИ. Всё, что может объясняться привычками писцов XV–XVI вв., вполне совместимо с гипотезой о раннем происхождении СПИ.
Таким образом, хотя тон работы Айтцетмюллера таков, что он уже нагромождением свидетельств позднего характера именных окончаний в СПИ (и ряда других подобных фактов) как бы доказал свой тезис о поддельности, в действительности для доказательства этого тезиса существенна только вторая часть его работы.
§ 9. Проблему, стоящую во второй части, автор формулирует так: имеются ли явления, которые а) однозначно указывают на XVIII век или б) однозначно опознаются как архаизирование (=фальсификация) XVIII века?
«По моему мнению, на оба эти вопроса ответ должен быть положительным», – говорит автор (с. 115). Слова «по моему мнению» – это уже очень много: всё остальное автор подает без подобных смягчений. Видимо, в данном случае даже он сам чувствует некоторую легковесность своих аргументов.
Ответ автора на вопрос «а» построен на значении слова мрькнетъ во фразе Долго ночь мрькнетъ(33). Автор исходит из того, что этой фразой изображается утренняя заря (рассвет), а не вечерняя (сумерки). Но русское меркнуть связано только с сумерками (ср. корень этих слов); глагола, объединяющего эти две зари, в русском языке нет. Такой глагол есть только в немецком: dämmern. Отсюда Айтцетмюллер делает вывод, что в СПИ здесь не что иное, как германизм (употребление русского меркнуть в значении немецкого dämmern), а его могли допустить в России высшие классы не ранее XVIII в.
Нельзя не признать это решение остроумным. Тем не менее в качестве доказательства чего бы то ни было оно, конечно, не годится. Дело прежде всего в том, что Долго ночь мрькнетъ заря свѣтъ запала – это пассаж, о значении которого идут длительные ожесточенные споры. Во-первых, в обсуждении отрезка долго ночь мрькнетъ конкурируют интерпретации 'долго ночь темнеет', 'долго ночь находится в состоянии мрака' и 'долго ночь рассветает'. Во-вторых, существует и вполне «конкурентоспособна» версия с иным членением всего пассажа: Долго ночь мрькнетъ заря. Свѣтъ запала ('Долго в ночи{64} потухает заря. Рассвет забрезжил').
В такой ситуации любое дальнейшее рассуждение, основанное ровно на одной из возможных интерпретаций, – это лишь условная конструкция, но никак не доказательство. (Рассуждение Айтцетмюллера основано на версии 'долго ночь рассветает', в которой глаголу мьркнути приписывается самое необычное из всех обсуждаемых значений.) И, конечно, даже если допустить, что мрькнетъ имеет здесь указанное необычное значение, то объяснять это значение именно через влияние немецкого языка как минимум необязательно.
Ответ автора на вопрос «б» состоит из трех пунктов (с. 116–117). Чтобы нас не заподозрили в злонамеренном оглуплении оппонента, приводим их как можно ближе к авторскому тексту, с включением прямых цитат.
1) В СПИ в И. мн. мы находим, наряду с галици, дѣвици, лисици (2×), также сулицы, с цы. Но в древнерусском было не сулици, а сулицѣ. «Как же тогда объясняются галици, дѣвици, лисици? Если в речи составителя уже не было мягкого ци, а только твердое цы, значит, он также и обычное для него галицы и т. п. преобразовал обратно в более древнее галици». «Путь от современного русского назад в древнерусский здесь очевиден» (т. е. 'очевидно, что автор проделал здесь именно такой путь'). «Конечно, в древнерусском имелись такие формы, как галици, лисици, но не в XII веке, а лишь после появления нового противопоставления по мягкости -ы: -и (в XII в. еще было -ы: -ѣ)».
2) В древнерусском прилагательные различались по родам в И. мн., тогда как в современном русском – единое -ые. Поэтому сочинитель нового времени иногда ошибался, когда занимался обратным преобразованием этого -ые в древнерусские формы. Так, в СПИ находим копiа харалужныя вместо харалужная, златыи вместо златии, сѣрыи вместо сѣрии и др. «Ни один переписчик XIII, XIV, XV, XVI, XVII века не заменил бы -ая на -ыя или -ии на -ыи».
3) Представленная в СПИ форма приламати – «ни древнерусская, ни современная русская. Можно ли здесь привлекать один раз встретившееся в Супрасльском кодексе прѣламаѥма в качестве свидетельства подлинности, остается сомнительным. Потому что скорее речь идет об "улучшении" глагола приломать, как это звучало в русском языке XVIII века; по-древнерусски ожидалось бы приломляти или в крайнем случае приламляти».
И непосредственно за этим абзацем следует величественное заключение всей статьи, которое должно поставить крест на теории подлинности СПИ (с. 117): «Этих примеров, пожалуй, достаточно. Если приверженцы теории подлинности не могут их опровергнуть и тем не менее продолжают держаться своего мнения, несмотря на работы Троста и Хендлера, которые образуют единство с вышесказанным, то остается лишь признать, что вера иррациональна».
§ 10. Тяжелое впечатление оставляет этот пример научного самодовольства в непосредственном сочетании с прямыми ошибками и явно недостаточным знанием предмета.
Мы принимаем вызов и беремся за задачу – к прискорбию для автора разбираемой статьи, не слишком трудную – опровергнуть все три предшествующих пункта его рассуждений.
Пункт 1. Заметим прежде всего, что этот пункт вообще ничего не говорит о XVIII веке, доказывая только то, что Мусин-Пушкинская рукопись СПИ не могла быть написана в XII веке.
Но особенно любопытно здесь то, сколь сильные выводы автору «очевидны».
Как хорошо видно из рукописей, в XV–XVI вв. в большинстве говоров псковской зоны в И. В. мн. жен. мягкого склонения было уже окончание -и, а не -ѣ. В говорах с отвердевшим ц словоформа типа лисици, естественно, звучала как лисицы. Но у тогдашних писцов несомненно существовало практическое правило «слышишь цы – пиши ци». Это ясно из того, что в рукописях цы обычно встречается лишь изредка, на фоне преобладающего ци в тех же формах. Так, в Строев. находим, например: И. мн. черници(18), черноризици(30) об., В. мн. рядници(74) об. и т. п.; то же и в Р. ед. – оу святѣи Троици (часто), святыа мученици Феклы(36), Богородици(81), до Куклине лавици(92) об. и т. п.; но изредка встречается и -цы, например, Р. ед. святѣи Троицы 60. Иначе говоря, картина здесь в точности такая же, как в СПИ. (Для довершения сходства добавим, что в СПИ в этих формах имеются также единичные примеры с древним окончанием -ѣ или заменяющим его -е [И. мн. усобiцѣ, Р. ед. красны дѣвице] и с церковнославянским окончанием -я [И. мн. тучя] – и точно такие же случаи есть и в Строев., например,