91. Ту Игорь князь высѣдѣ изъ сѣдла злата а въ сѣдло кощiево.
92. Уныша бо градомъ забралы, а веселiе пониче.
93. А Святъславь мутенъ сонъ видѣ въ Кiевѣ на горахъ.
94. «Си ночь съ вечера одѣвах‹у›т‹ь› мя, рече, чръною паполомою, на кроваты тисовѣ;
95. чръпахуть ми синее вино съ трудомь смѣшено;
96. сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюгь на лоно,
97. и нѣгуютъ мя; уже дьскы безъ кнѣca в моемъ теремѣ златовръсѣмъ.
98. Всю нощь съ вечера б‹у›с‹и›ви{105} врани възграяху;
99. у Плѣсньска на болони бѣша дебрь(с)ки сан‹и› и несош‹а я›{106} къ синему морю».
100. И ркоша бояре князю:
101. «Уже, княже, туга умь полонила.
102. Се бо два сокола слѣтѣста съ отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону: уже соколома крильца припѣшали поганыхъ саблями, а самаю опуташа въ путины желѣзны.
103. Темно бо бѣ въ 3 день: два солнца помѣркоста, оба багряная стлъпа погасоста, и съ ним‹а› молодая мѣсяца, Олегъ и Святъславъ, тъмою ся поволокоста ‹и въ морѣ погрузиста, и великое буйство подаст‹а› Хинови›{107}.
104. На рѣцѣ на Каялѣ тьма свѣтъ покрыла –
105. по Руской земли прострошася Половци, аки пардуже гнѣздо.
106. Уже снесеся хула на хвалу.
107. Уже тресну нужда на волю.
108. Уже връжеса Дивь на землю.
109. Се бо Готскiя красныя дѣвы въспѣша на брезѣ синему морю: звоня Рускымъ златомъ, поютъ время Бусово, лелѣютъ месть Шароканю.
110. А мы уже, дружина, жадни веселiя».
111. Тогда великiй Святславъ изрони злато слово слезами смѣшено, и рече:
112. «О моя сыновчя Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити, а себѣ славы искати. Нъ нечестно одолѣсте, нечестно бо кровь поганую пролiясте.
113. Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузѣ скована, а въ буести закалена.
114. Се ли створисте моей сребреней сѣдинѣ!
115. А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовои брата моего Ярослава съ Черниговьскими былями, съ могуты, и съ татраны, и съ шельбиры, и съ топчакы, и съ ревугы, и съ ольберы. Тiи бо бес щитовь съ засапожникы кликомъ плъкы побѣждаютъ, звонячи въ прадѣднюю славу.
116. Нъ рекосте: "мyжаимѣся сами, преднюю славу сами похитимъ, а заднюю ся сами подѣлимъ!"
117. А чи диво ся, бpaтie, стару помолодити?
118. Коли соколъ въ мытехъ бываетъ, высоко птицъ възбиваетъ: не дастъ гнѣзда своего въ обиду.
119. Нъ се зло: княже ми непocoбie.
120. На ниче ся годины обратиша!
121. Се у Римъ кричатъ подъ саблями Половецкыми, а Володимиръ подъ ранами.
122. Туга и тоска сыну Глѣбову!»
123. Великый княже Всеволоде! Не мыслiю ти прелетѣти издалеча отня злата стола поблюсти?
124. Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти.
125. Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногатѣ, а кощей по резанѣ.
126. Ты бо можеши посуху живыми шереширы стрѣляти – удалыми сыны Глѣбовы.
127. Ты, буй Рюриче и Давыде! Не ваю ли{108} злачеными шеломы по крови плаваша?
128. Не ваю ли храбрая дружина рыкаютъ акы тури, ранены саблями калеными на полѣ незнаемѣ?
129. Вступита, господина, въ злата стремен‹и›{109}за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы буего Святславлича!
130. Галичкы Осмомыслѣ Ярославе! Высоко сѣдиши на своемъ златокованнѣмъ столѣ, подперъ горы Угорскыи своими желѣзными плъки, заступивъ королеви путь, затворивъ Дунаю ворота, меча ‹б›ремены{110} чрезъ облаки, суды рядя до Дуная.
131. Грозы твоя по землямъ текутъ; отворяеши Кieвy врата; стреляеши съ отня злата стола салтани за землями.
132. Стрѣляй, господине, Кончака, поганого кощея за землю Рускую, за раны Игоревы буего Святславлича!
133. А ты, буй Романе и Мстиславе! Храбрая мысль носить васъ{111} умъ на дѣло.
134. Высоко плаваеши на дѣло въ буести, яко соколъ на вѣтрехъ ширяяся, хотя птицю въ буйствѣ одолѣти.
135. Суть бо у ваю желѣзныи па‹в›орзи{112} подъ шеломы Латинскими. Тѣми тресну земля, и многи страны – Хинова, Литва, Ятвязи, Деремела и Половци – сулици своя повръгоша, а главы своя по(д)клониша подъ тыи мечи харалужныи.
136. Нъ уже, княже Игорю, утръпѣ солнцю свѣтъ, а древо не бологомъ листвiе срони.
137. По Рсi и по Сули гради подѣлиша; а Игорева храбраго плъку не крѣсити.
138. Донъ ти, княже, кличетъ и зоветь князи на побѣду.
139. Олговичи, храбрыи князи, доспѣли на брань.
140. Инъгварь и Всеволодъ, и вси три Мстиславичи, не худа гнѣзда шестокрилци! Непобѣдными жребiи собѣ власти расхытисте!
141. Кое ваши златыи шеломы и сулицы Ляцкiи и щиты?
142. Загородите полю ворота своими острыми стрѣлами за землю Русскую, за раны Игоревы буего Святъславлича!
143. Уже бо Сула не течетъ сребреными струями граду{113} Переяславлю, и Двина болотомъ течетъ онымъ грознымъ Полочаномъ подъ кликомъ поганыхъ.
144. Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ позвони своими острыми мечи о шеломы Литовскiя; притрепа славу дѣду своему Всеславу, а самъ подъ чрълеными щиты на кровавѣ травѣ притрепанъ Литовскыми мечи, и с хотию на кровать.
145. И рекъ:
146. «Дружину твою, княже, птиць крилы прiодѣ, а звѣри кровь полизаша!»
147. Не быс(т)ь ту брата Брячяслава, ни другаго – Всеволода: единъ же изрони жемчюжну душу изъ храбра тѣла чресъ злато ожерелiе.
148. Унылы голоси, пониче веселiе; трубы трубятъ Городеньскiи.
149. Ярославе и вси внуце Всеславли! Уже понизит‹е›{114} стязи свои, вонзит‹е›{115} свои мечи вережени:
150. уже бо выскочисте изъ дѣдней славѣ.
151. Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю.
152. Которо‹ю› бо бѣше насилiе отъ земли Половецкыи.
153. На седьмомъ вѣцѣ Трояни връже Всеславъ жребiй о дѣвицю себѣ любу.
154. Тъй клюками подпръся окони и{116} скочи къ граду Кыеву и дотчеся стружiемъ злата стола Кiевскаго.
155. Скочи отъ нихъ{117} лютымъ звѣремъ въ плъночи изъ Бѣлаграда, обѣсися синѣ мьглѣ,
156. утръже вазни с три кусы{118}, отвори врата Новуграду, разшибе славу Ярославу,
157. скочи влъкомъ до Немиги, съ‹ду› токъ{119}. На Немизѣ снопы стелютъ головами, молотятъ чепи харалужными, на тоцѣ животъ кладутъ, вѣютъ душу отъ тѣла.
158. Немизѣ кровави брезѣ не бологомъ бяхуть посѣяни, посѣяни костьми Рускихъ сыновъ.
159. Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше: изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше.
160. Тому въ Полотскѣ позвониша заутренюю рано у Святыя Софеи въ колоколы, а онъ въ Кыевѣ звонъ слыша.
161. Аще и вѣща душа въ друзѣ{120} тѣлѣ, нъ часто бѣды страдаше.
162. Тому вѣщей Боянъ и пръвое припѣвку смысленый рече:
163. «Ни хытру, ни горазду, ни птицю{121} горазду, суда Божiа не минути».
164. О, стонати Руской земли, помянувше пръвую годину, и пръвыхъ князей!
165. Того стараго Владимiра не льзѣ бѣ пригвоздити къ горамъ Кiевскимъ.
166. Сего бо нынѣ сташа стязи Рюриковы, а друзiи Давидовы; нъ роз‹ь›но ся имъ хоботы пашутъ;
167. кoпia поютъ.
168. На Дунаи Ярославнынъ гласъ слышитъ{122} – зегзицею незнаемь рано кычеть:
169. «Полечю, рече, зегзицею по Дунаеви;
170. омочю бебрянъ рукавъ въ Каялѣ рѣцѣ,
171. утру князю кровавыя его раны на жестоцѣмъ его тѣлѣ!»
172. Ярославна рано плачетъ въ Путивлѣ на забралѣ, а ркучи:
173. «О вѣтрѣ, вѣтрило! Чему, господине, насильно вѣеши?
174. Чему мычеши Хиновьскыя стрѣлкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои?
175. Мало ли ти бяшетъ гор‹ѣ› подъ облакы вѣяти, лелѣючи корабли на синѣ мopѣ?
176. Чему, господине, мое веселiе по ковылiю развѣя?»
177. Ярославна рано плачеть Путивлю городу на заборолѣ, а ркучи:
178. «О Днепре Словутицю! Ты пробилъ еси каменныя горы сквозѣ землю Половецкую.
179. Ты лелѣялъ еси на себѣ Святославли носады до плъку Кобякова.
180. Възлелѣи, господине, мою ладу къ мнѣ, а быхъ не слала къ нему слезъ на море рано».
181. Ярославна рано плачетъ ‹в›ъ Путивлѣ на забралѣ, а ркучи:
182. «Свѣтлое и тресвѣтлое слънце! Всѣмъ тепло и красно еси.
183. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладѣ вои, въ полѣ безводнѣ жаждею имь лучи съпряже, тугою имъ тули затче?»