Добавим еще, что в версии поддельности, вопреки первому впечатлению, довольно сложно объяснить обилие перфектов в СПИ: фальсификатору, который прекрасно умел строить и архаичные прошедшие времена, насыщать текст перфектами (т. е. современными формами) было чрезвычайно невыгодно: тем самым он очевидным образом укреплял у читателей подозрение, что текст не древний. А поверить в то, что он действовал бездумно и перфекты у него выскакивали просто оттого, что он сам так говорил, на фоне всего того, что он умел, и того, как тонко он работал в других случаях, практически невозможно.
Сухой характер перечня, данного в начале этого параграфа, не должен вводить в заблуждение: в действительности за каждой его строчкой стоит сложная задача, которую должен был решить фальсификатор. Так, в частности, в важной работе О. Страховой (2003) убедительно показано, что для одной лишь имитации орфографических эффектов второго южнославянского влияния фальсификатор должен был вначале открыть тот факт, что в истории русской письменности имелся период, который характеризовался именно такими эффектами (и этим отличался как от древнейших веков, так и от нового времени), – т. е. сделать то же, что веком позже сделал А. И. Соболевский. Этот период был сравнительно коротким – с конца XIV по начало XVI века; тем самым в данном пункте фальсификатор не мог опираться ни на рукописи и книги XVII–XVIII веков, ни на рукописи древнерусской эпохи. Отсюда видно, что уже одной лишь орфографической проблематики в принципе достаточно, чтобы версия о поздней подделке оказалась предельно маловероятной.
Не забудем еще, что само изучение орфографических и языковых особенностей рукописей XV–XVI веков Аноним мог начать лишь после того, как он каким-то способом выявил в море рукописей те, которые относятся именно к этим векам, – точно так же, как для изучения раннедревнерусских особенностей необходимо было сперва выявить древнейшие рукописи. Между тем дату в тексте имеет лишь ничтожная часть древнерусских рукописей, а определение возраста недатированных рукописей и теперь составляет непростую задачу. Что же говорить об эпохе, когда еще не было ни каталогов рукописей, ни палеографических руководств, ни исторических грамматик! Невозможно представить себе никакого другого пути решения этой задачи, кроме того, который реально прошли филологи XIX–XX веков: вначале кропотливое собирание датированных рукописей, затем выявление по этим рукописям характерных палеографических и языковых признаков каждой эпохи. Мы в очередной раз убеждаемся, что Аноним должен был в одиночку проделать тот же труд, что вся армия филологов двух последующих веков.
§ 18. СПИ разделяет с подлинными рукописями XV–XVI веков также следующую характерную черту: указанные выше орфографические и морфологические особенности реализованы не совсем последовательно – встречаются и некоторые отклонения от них.
Конечно, сам по себе этот факт еще не доказывает подлинности СПИ: эти отклонения могут принадлежать и Анониму, причем он в принципе мог допустить их как случайно, так и намеренно – для правдоподобия. Но здесь существенно следующее: отклонения этого рода в СПИ таковы, что для них практически всегда находятся аналоги в подлинных рукописях XV–XVI вв.
Выше, в § 8 и 17, уже приводились примеры имеющихся в СПИ ошибок, связанных с двойственным числом и с перфектом, которые вполне сходны с ошибками в рукописях.
Вот некоторые другие примеры.
Слабые редуцированные в принципе в СПИ уже на письме отсутствуют, но есть и редкие исключения, например, къмети, тъщими. Систематическим отклонением от этого принципа является сохранение ъ в приставке въз-, въс-, например, възбиваетъ, въстала, въскръмлени; но в свою очередь и от этого частного правила иногда бывают отклонения, например, взмути. Всё это вполне соответствует тому, что можно наблюдать в рукописях XV–XVI вв.
Сочетания типа *ТъrТ обычно записываются в СПИ по южнославянскому образцу (бръзый, плъкъ и т. п.). Но при использовании такой записи допущены две ошибки: с ръ, лъ записаны также подпръся(154) и плъночи(155), хотя в этих словах не было сочетания типа *ТъrТ (вместо правильных подперся и полночи). И вот оказывается, что точно такие же ошибки встречаются и в подлинных рукописях XV–XVI вв.
Во фразе И отъ всѣхъ странъ Рускыя плъкы отступиша'и со всех сторон [половцы] русские полки обступили'(51) в последнем слове от – ошибка вместо о (оступиша'обступили'). Но в рукописи здесь явно стояло не от, а (см. выше, § 6), т. е. ошибка состояла в написании вместо (стоупиша вместо стоупиша). А это как раз одна из тех ошибок, которые многократно встречаются в подлинных рукописях.
Слово 'через' пишется в СПИ то чресъ (древняя форма), то чрезъ (новая форма); и это ровно то, что бывает в рукописях.
Словоформа 'cебе' (Д. падеж) предстает в СПИ в виде то себѣ, то себе, то собѣ; и это снова точно отражает узус.
Окончание И. В. мн. жен. и В. мн. муж. членных прилагательных (твердого склонения) имеет в СПИ вид -ыя или -ыи, например, красныя дѣвкы Половецкыя, храбрыя плъкы, горы Угорскыи, подъ тыи мечи харалужныи. Но один раз представлено неправильное окончание -ая: на живая струны. Однако это отнюдь не случайная замена буквы, а гиперкоррекция, встречающаяся и в рукописях. Окончание -ая есть книжный (= церковнославянский) вариант к -иѣ, -ия после шипящих (например, в И. В. мн. прочая нивы и т. п.); а в живая струны оно применено за рамками своей законной сферы{18}. Вот примеры совершенно аналогичной ошибки в рукописи Строев.: В. мн. и прошед горы непроходимаа (л. 7); Р. ед. оу псковскаа рати (л. 142 об.) – вместо нормальных для этого памятника непроходимыа, псковскыа{19}.
В Т. ед. твердого о-склонения последовательно выступает древнее окончание -ы: пълкы, шеломы, щиты, копыты, веслы и т. д. Но один раз встретилось неправильное окончание -и: молотятъ чепи ('цепами') харалужными(157) (чеп– здесь вместо цѣп– в силу смешения ц с ч и ѣ с е){20}. Эта аномалия, однако, встречается и в рукописях: ср. исьшекли топори в частье'иссекли топорами на части' (Строев., л. 181–181 об.), всеми пятми сбори'всеми пятью соборами' (там же, л. 121), с своими дроузи'со своими друзьями' (там же, л. 106 об. – 107), съ влъ́сви'с волхвами' (евангелие учительное 30-х – 40-х гг. XVI в., псковское, ркп. РГБ, фонд 98, № 80, л. 480 об.). Механизм здесь ясен: Т. мн. на -ы одинаков с В. мн., а в эпоху, когда И. мн. и В. мн. активно смешиваются, в роли Т. мн. уже может быть использована и форма И. мн.; ср., например, со всими кине'со всеми киевлянами' (Ипат. [1113], л. 102 об.).
Особую группу отклоняющихся от нормы написаний составляют в средневековых рукописях диалектизмы. Они тоже есть в СПИ; см. о них ниже § 21–22.
Поскольку случайное совпадение ошибок в этих и других подобных случаях находится за пределами вероятного{21}, приходится признать, что Аноним вставлял в текст все эти ошибки отнюдь не наобум, а очень обдуманно, и делал это на основе предварительного тщательного изучения реальных ошибок средневековых писцов. Поистине, он не жалел труда для достижения полного сходства своего фальсификата с реальными рукописями – даже в деталях, о которых никто из его современников и не подозревал.
§ 19. Не разбирая подробно все факты этого рода, остановимся на одном важном для характеристики рукописи аспекте данной проблемы: посмотрим, как распределяются отклонения переписчика от оригинала на протяжении текста памятника.
Начнем с вопроса о распределении в СПИ написаний с кы, гы, хы и с ки, ги, хи. Здесь прежде всего важно учитывать, что четыре источника, по которым мы знаем СПИ (П., Е., М. и К.), расходятся в этом отношении между собой, т. е. при копировании переписчики (по крайней мере некоторые) иногда записывали ки вместо стоявшего в рукописи кы или наоборот (первое, конечно, вероятнее).
Разделим все точки, где встречается кы, гы, хы или ки, ги, хи, на три группы: 1) во всех сохранившихся списках стоит запись с ы (т. е. кы, гы или хы); 2) списки расходятся – хотя бы в одном списке запись с ы и хотя бы в одном запись с и; 3) во всех списках стоит запись с и (т. е. ки, ги или хи). Естественно предполагать, что в группах 1 и 3 мы всегда или почти всегда имеем дело с верной передачей того, что стояло в рукописи. Для группы 2 можно строить лишь предположения относительно того, какой вариант стоял в оригинале; но мы не будем этим заниматься, а просто приведем данные по всем трем группам.
Оказывается, что текст СПИ распадается с данной точки зрения на две части, а именно: а) звенья 1–56; б) 57–218. Распределение написаний таково:
Случайностью столь резкое отличие первой части от второй быть не может.
В рамках версии подлинности СПИ эта картина допускает простое объяснение. В оригинале XII в., как и должно быть в эту эпоху, везде было кы, гы, хы. Переписчик XV–XVI в. в начале работы копировал оригинал очень точно; но потом его внимание постепенно слабело и он уже, в частности, довольно часто писал ки, ги, хи (нормальные для языка его времени) вместо стоящих в оригинале