[1] ее и — в лес... Пользу каждый может приносить, самый слабый, даже школьник, лишь бы охота была… Возьмите Федю. Теперь вот открылось, а ведь он больше года орудовал...
— И все один?
— Разно было, об этом нельзя говорить. Пускай немцам чудится, что Федя не один, что Иванов Спросиветер сто, тысячи. А ведь им чудится так. Что было недавно в нашей округе?
Отправился Иван Спросиветер со всеми отрядами за лес, а немцы схватили здесь шестерых, особо доверенных его, тайных партизан. С этими людьми у Ивана Спросиветер уговор был, как им вести себя в черную минуту: все шестеро держались на допросах одинаково. В избе, где их допрашивали, на печи затаился дед. Он все видел и со слезами рассказывал потом...
Немцы верили, что один из шестерых обязательно Иван Спросиветер, и первого допрашивать стали чуть не с песнями, а он им ни слова, ни полслова. Они к нему по-русски, по-украински, — он будто не слышит. Разозлились они и начали пытать его да все жестче и жестче, — молчит. Только перед смертью простонал: «Старайтесь, звери, Иван Спросиветер умеет молчать...»
Простонал и умер. Подивились немцы и кивают солдатам, чтобы вели следующего. Этот тоже будто не слышит ничего и не понимает, а глазами говорит такое, что никаких слов не надо. Только перед смертью крикнул: «Иван Спросиветер себе не изменит!» — «Как? — ахнули немцы. — И ты Иван Спросиветер?» — «Да», — сказал партизан и умер.
Немцы за третьего принялись и показывают ему на замученных: «Вот каким станешь, — говорят, — если будешь молчать. Кто из них Иван Спросиветер? Этот? Или этот? Или ты?»
Партизан ни слова. Все муки принял, перед смертью назвал себя Иваном Спросиветер — и все. И четвертый так, — все шестеро так.
У немцев в глазах потемнело: значит, Иван Спросиветер не один? Их много? Что это за люди? Ведь они могли остаться в живых, но не захотели. Значит, у них есть что-то такое, что дороже жизни? Что это?
Закончил Иван Спросиветер дело, вернулся, раненых привел и узнает о гибели шестерых. Расспросил он обо всем и заплакал. Жалко было верных людей, а главное — понял он, что немцы не сами выловили их: кто-то выдал, кто-то напал на его след... Надо быть на-чеку...
Приказал он людям в новых местах подземелья и землянки рыть, приказал дозоры погуще ставить, а потом распустил слух, будто сам пойман и замучен немцами, а отряды его разбежались.
Немцы обрадовались черному слуху, подлей стали полонить наших людей, грабить, посылки в Германию готовить, — в лес отовсюду лютые вести летели. Даже деревья стонали.
Шел раз Иван Спросиветер лесом, слышит — плачет кто-то. Вышел на тропу, видит — старуха плетется и плачет. Остановил ее Иван Спросиветер: — «Куда идешь, бабуся?» — «Куда глаза глядят, — говорит старуха, — лишь бы извергов не видеть. Сама б передушила их, а чем? Ведь не руки у меня, а хворостинки, глянь...»
Показала старуха Ивану Спросиветер старые руки и горше заплакала: «А наш Иванушка лежит в селе с пятью дружками, землею не прикрытый... И похоронить не дают его, мертвенького ногами пинают, сараи полоненными людьми набивают, а отбить их некому. Пока жив был Иван-соколик, боялись, а теперь...»
До сердца прожгли Ивана Спросиветер слова старухи. Приосанился он и говорит: «Врут, бабуся, немцы! Не убить им Ивана Спросиветер!» — «Не плети, чего не надо, — отмахивается старуха. — Я сама на него, на мертвенького, ночью слезы лила...» — «Ты, бабуся, друзей его оплакивала. И хорошо сделала. Твоя слеза даром не пропадет. Хочешь увидеть Ивана Спросиветер?» — «Да, господи! Гляну — и умру». — «Зачем умирать? Ты Ивану Спросиветер помощником будешь, раз сердце у тебя чистое и гневное. Идем».
Привел Иван Спросиветер старуху в партизанскую землянку. Увидала она родную силу и встрепенулась.
«Сыночки, может, и в самом деле, — спрашивает, — мои руки годятся еще на что-нибудь?» — «У тебя, бабуся, — отвечает Иван Спросиветер, — такая душа, что от нее твои руки краше цветов и крепче дуба. А дела у нас для тебя непочатый край... Слушай...»
Вникла старуха в слова Ивана Спросиветер, переночевала у партизан, а утром с вязанкой хвороста явилась в свое село да в слезы — и к немцам: «Ой, голубчики, будет беда! Я в лесу такое видела, такое подслушала...»
Повели ее к офицерам, и зашептала она, будто в овраге какие-то люди ждут ночи, собираются пробраться в село и перевезти добро колхозников в лес, а добро это зарыто будто в подполье сбежавшего в партизаны председателя колхоза: там, мол, в ящиках и материи всякие, и одежда, и часы, и кольца…
У офицеров глаза загорелись, — вот, мол, кстати: еще раз в Германию хорошие посылки пошлем. Зовут лейтенанта, зовут капрала, дают им солдат, дают старуху в провожатые и посылают в лес овраг оцепить. Выпроводили, а сами в избу председателя колхоза. Спустились в подполье, просияли — все так, как старуха говорила: в углу сломанные кадки, под кадками свежеутоптанная земля. Стали копать, уперлись заступом в ящик, а чуть тронули его, грянул взрыв, — от офицеров только тряпочки остались. И отряд их весь в лесу полег...
За все расплатился Иван Спросиветер, полоненных из сараев освободил, останки шестерых друзей с почетом похоронил и оставил у околицы памятку: «Немцы, Иван Спросиветер воскрес!»
— А бабка что? Убили ее?
— Нет, живая! И теперь, поди, ходит у Ивана Спросиветер на посылках. Там посмотрит, там берестяную записку тайному партизану передаст, там слово скажет, там слово шепнет, там знак даст, там нищенкой в избу проберется и божится, крестится, про сны разные торочит, а сама все высмотрит, даже запоры ощупает...
Узнало командование немцев, что Иван Спросиветер воскрес, и шлет на партизан стаю самолетов. Что тут было! Самолеты ревут, бомбы сбрасывают, а по лесу с четырех сторон солдаты, все выжигают, уничтожают. Сошлись в Кошицах — нет Ивана Спросиветер.
От злости хрипят, а Иван Спросиветер тут же, в Кошицах. Не сам он, а его верный тайный партизан. Немцы губы кусают, а он ихнему командованию хлеб-соль подносит, в бывший колхозный детский дом ведет, на столы с едой и брагой показывает. Потеплели немцы, но боятся отравы, толкают к столу тайного партизана: ешь, мол, и пей сначала сам. Он пробует, посмеивается...
Выпили немцы, — хороша брага! Запьянели, а тайный партизан подливает, пустую посуду подбирает, еще за брагой в погреб будто собирается, а сам ждет назначенного Иваном Спросиветер часа. Дождался, юркнул в погреб, чирк-чирк спичкой, зажег шнур к заложенной мине и — наружу. Выбрался за сарай, — детский дом охнул и взлетел с немцами к небу...
...На все хитрости шел Иван Спросиветер, — старых и малых поднимал на месть, днем и ночью не давал немцам покоя.
Учительница вздрогнула и обернулась на крик: неподалеку мелькала голова серой, похожей на волка, собаки, тишину разрывали голоса:
— Хальт! Хальт!
Сзади грянули выстрелы. Все ближе, с веток посыпались сбитые пулями хвоя и снег, ребят охватил страх, и учительница подняла голос до крика:
— Это немцы! Они будут дознаваться, кто с Федей был в лесу. Они ничего не узнают от нас! Иван Спросиветер будет гордиться нами! Торопитесь, уже недалеко! Я доскажу... Узнал Иван Спросиветер, кто выдал шестерых друзей, и шлет партизан...
На этом слово об Иване Спросиветер было оборвано. Из-за поворота дороги вышли люди в тулупах, с винтовками, с автоматами и пулеметами.
— Будет! Потом доскажешь! Сворачивай скорей сюда и веди ребят по следу. Прыгайте, богатыри, за вожатой...
Взвихренные тревогой, разгоряченные ходьбой и словом, ребята прыгали через канаву и гуськом бежали за учительницей.
Выстрелы сзади участились, но стали удаляться в сторону. В глубине леса из-за упавшей сосны выступили партизанки на лыжах и указали на дыру под корневище.
— Юркай туда. Да смелей, смелей!..
Ребята прыгали под корневище и по длинной темной норе проходили в партизанское подземелье. У стола под горящей лампочкой стоял партизан в серой папахе.
Он оглядел ребят, улыбнулся и спросил:
— Ну, рады, что попали в гости к Ивану Спросиветер?
Мальчики вздрогнули, впились в него глазами, а один почти задохнулся от волнения и спросил:
— Ты, ты Иван Спросиветер? А мне говорили, он старый...
— Это о моем отце говорили, мы с ним тезки... Дружок Феди здесь?
— Здесь, — выступил вперед Сеня.
— Ты угнал Гнедка?
— Я, а вот Феди нет, Федю...
— Да, мы не успели отбить Федю. Но не горюйте! Таких, как он, народ никогда не забудет... Садитесь на бревнышки, располагайтесь у стола, сейчас картофель поспеет...
В стене чуть слышно задребезжал телефон, и партизан метнулся в угол.
— Кто? Повтори! Слушает Дятел пять, да, Дятел пять. Собака убита? Так! Остатки перехватили у Выселок. Узнай, нет ли у них еще собак? У Колодезя буду, как говорил. Ребята? Все целы...
В стороне лес и воздух гремели и курились снежною пылью: Иван Спросиветер, его сыновья, друзья и товарищи гулом пулеметов, стрекотом и треском винтовок продолжали прерванное слово...