Ленила подняла все четыре руки. Наступал день, её час. Она сжала кулаки и обняла себя. Тело женское пошло рябью, меняя форму. На её месте оказалась средних размеров птица с золотистым оперением. Она пронзительно закричала и взмыла под самый потолок.
— Не убить тебе бога, человек!
— Ты мертва. Это лишь проекция твоей памяти, Ленила, — спокойно ответил мужчина. — Нельзя бога запечатать, нельзя его выпустить из символов. Это лишь ваша память, то что от вас осталось.
— Никто не пожелает умереть просто так, — отвечала ему птица. — Пусть я и проекция! Пусть я и воспоминание богини! Я хочу жить! Ты убил мою сестру…то что от неё осталось. Мы квиты! Отпусти меня, я не причиню никому зла.
— Память не в состоянии вредить, — согласился с ней воин, опуская меч. — Ты свободна. Лети.
Златопёрая пронзительно взвизгнула и вылетела в окно на четырёх крыльях.
Охотники медленно вставали с пола. Зашевелился Томас, возле которого уже сидел Леоф.
— Жив.
— Зачем ты отпустил её, королевич?!
Мартон подхватил с пола своё копьё, которое до последнего торчало из спины Арилы и направил его наконечник на воина.
— Они захватили твой разум? Почему она стала свободна после всего что сделала?
— Все мы имеем право на частичку свободы, охотник, — Гилиам говорил с презрением. — Она доживёт до обеда. К тому времени мы забудем о ней, воспоминание об этой ночи практически сотрутся из нашей памяти. Она не сможет черпать силы. Она уже давно мертва. Пусть насладится последними каплями свободы перед тем, как сгинет.
А где-то за пределами имения Велда Конви небесный простор бороздила небольшая птица с золотистым оперением. Четыре крыла несли её над раскинувшимся миром, укрытым белым покрывалом. Из глаз птицы текли кровавые слезы и терялись в перьях на груди. Она оплакивала ночную сестрицу с серыми перьями и большим клювом. Эта златопёрая была последней, кто помнил всю истину. Она знала намного больше. Но ничего не сказала, отблагодарив тем самым охотника, подарившего ей несколько часов жизни.
Глава 21В поместье
С того происшествия минуло свыше двух недель. Гилиам был прав только в одном, почти все охотники забыли внешность сестёр и их слова. Напоминанием служил лишь банкетный зал с выбитыми окнами, укрытый сугробами. Двери, ведущие со всех концов поместья в него, они забаррикадировали, но холод всё равно просачивался через щели.
Но все они помнили, слова Гилиама, как он поступил с одной из сестёр и как уничтожил другую. Но никто ничего не говорил.
В тот морозный ветряный день, когда светило пряталось за пушистыми серыми облаками воссоединилась семёрка истинных охотников.
Мартон как раз рубил дрова, когда по вычищенной от снега дороге послышался перестук копыт. Гилиам кормил лошадей в конюшне, он первый вышел навстречу охотнице. Леоф драил котёл на кухне и видел прибывшую через заиндевелое окно. Драдер и Томас дурачились неподалёку от поместья, играя в снежки. Увидев огненно-рыжего коня, они наперегонки кинулись встречать девушку. Осванд вышел последним и только он заметил, как сильно изменилась Лил. Тогда он внутренне вздрогнул, понимая, что они потеряли добрую подругу и обрели жестокого соратника.
Но об этом не догадывалась даже сама охотница. Соскочив с лошади, она кинулась обнимать друзей, за которых переживала больше, чем за себя.
— Как ты нас нашла? — Мартон был рад встрече, но этот вопрос ел его изнутри.
— Птичка нашептала, — усмехнулась девушка, мысленно приделывая Эштусу два красных крыла.
В тот день Леоф ушёл на охоту и подстрелил нескольких жирных зайцев. Ужин готовил Осванд, а это значило, что будет он истинно королевским. Так как умел готовить рыжеволосый парень, не умел никто.
Лилиит заняла небольшую комнату рядом с кухней и первым делом попросила друзей принести лохань. Натаскав горячей воды в бочку, которую нашёл Мартон, охотники оставили Лилиит одну в комнате.
Она вынула из сумы небольшой кожаный бурдюк и вылила содержимое в воду. Взбив рукой жидкость и получив первые пузыри, охотница аккуратно погрузилась в исходящую паром лохань. Не успела она задремать, как чуткий слух уловил шаги.
— Можно? — дверь приотворилась, являя Гилиама.
— Входи, королевич, раз пришёл, — слишком резко отозвалась охотница. — Не выпускай тепло.
Воин перешагнул порог и закрыл за собой дверь.
— Ого. Что это?
— В моём мире это назвали бы «пеной для ванн». А тут…Пена для лохани? Как королевишна моюсь.
— Спинку потереть? — съязвил Гилиам.
Оба рассмеялись.
— Я рада, что все вы живы.
— А я рад, что ты вернулась.
— А не должна была? — Лилиит потянулась за жестяной мочалкой, найденной Мартоном рядом с лоханью.
Воин кашлянул и отвёл взгляд от мокрого и мыльного тела. Присел на кровать, укрытую тонким одеялом.
— Орден, твоя первородная и зима могли сыграть злую шутку.
Охотница окунула мочалку в воду и принялась яростно натирать левую руку:
— С Орденом я пересеклась. Кажется, за мою голову будут платить больше, чем за ваши.
— Ты уже кого-то убила?
— Да. Он носил эмблему с огненным драконом. В каждом городишке стоит пост, выслеживают нас. Убивают невиновных.
— Невиновных?
Гилиам с интересом посмотрел на вмиг погрустневшую охотницу. Она отвела взгляд и опустила обе руки в лохань. Если бы не пена, воин бы увидел, как она себя обняла.
— Они убили кузнеца в городишке. Я чинила у него меч.
— За помощь нам убивают? — он вскочил на ноги, но потом взял себя в руки и сел обратно на узкую кровать.
— Он сделал больше, чем помог мне, — её голос дрогнул. — Помнишь, в Гудрасе, когда ты забирал охотников со мной прощался парнишка?
— Да. Темноволосый такой, он тебе ещё меч принёс.
Лилиит кивнула головой:
— Рэйнер. Он был…всем. Наверное, даже больше. Но речь не о нём, — качнула головой охотница. — Его отец был гудрасским кузнецом. Он подарил мне мечту и знания. Он был мне как отец.
Она замолчала, а Гилиам не торопил.
— Никто о нём ничего не знал. Но это не мешало. Тэйн был прекрасным человеком… А тот ламукский кузнец оказался его братом. Я будто обрела семью, встретившись с ним. Они узнали. И убили.
Лилиит подняла глаза на воина. В них он видел боль, злость и желание мести. Больше ничего не осталось в этой девушке. Её слова это подтвердили.
— Я убью их всех. Тех, кто отнял у меня семью и тех, кто продолжает это делать.
Гилиам не знал, что ей ответить, оттого и молчал. Но она расценила тишину по-своему.
— Думаешь, что я не права? Думаешь, что я стала зверем, который только и желает напиться крови?
Она поднялась в лохани, жестикулируя руками и уже крича:
— Считаешь меня последней идиоткой? Игрушкой мёртвой богини? Что ты обо мне думаешь, королевич? Что я не заслуживаю тех сил, которые обрела, потому что должна защищать людей, а не убивать?
— Успокойся.
Но она не слышала его. Капли мыльной воды разлетались в стороны от её рук, стекали вниз по ключице и груди.
— Ты думаешь, что я не достойна! — она уже не спрашивала, а утверждала. — Думаешь, что я последний человек, который должен был стать охотником! Истинным! Ты ведь так лелеешь это звание!
Звонкая пощёчина прервала её.
Схватившись за покрасневшую щёку, Лилиит опустилась обратно в лохань и всхлипнула.
— Прости, — он оказался рядом и убрал руку от её лица.
Она молчала. Будто пыталась найти ответы на все вопросы в одним его взгляде.
— Почему тебя так печёт моё мнение, охотница? — он улыбался.
Лилиит не ответила. Отвернулась.
— Тебе идёт такая длина, — проговорил воин, распрямив один из локонов, что свернулся от влаги в каштановое колечко, — пальцы скользнули вниз по плечу.
Она вздрогнула.
Гилиам рассмеялся и попробовал рукой воду:
— Вылезай! Вода уже ледяная, заболеешь.
За мужчиной захлопнулась дверь.
Стуча зубами, девушка выскользнула из воды и закуталась в одеяло, стянутое с кровати. Оставляя на полу мокрые следы, села на кровать и, наконец, дала волю слезам. В руках она держала кинжал с белым лезвием.
Утром следующего дня за завтраком Лилиит отдала друзьям пергамент, на котором набросала силуэт дерева и расписала первые пять ступеней. Лист пошёл по рукам.
— Эфрикс оказалась не так проста, как я думал, — заговорил Мартон, обгладывая кость. — А что это за ветви? Почему их шесть?
— Она сообщила мне только то, что знала, — пожала плечами девушка, к еде она так и не притронулась. — Прежде чем думать о ветвях, стоит обуздать всё то, что идёт до них. А это целых пять ступеней.
— И сколько в твоём арсенале?
— Осознанно могу использовать с первой по третью. Остальные отзываются не всегда, я работаю над этим.
— Приручение зверя меньше кошки, — усмехнулся Томас, — как это умение можно применить?
Лилиит, задумавшись, ответила:
— Будь время дольше, чем тридцать ударов сердца, с его помощью можно было бы приручать птиц для переноса сообщений на дальние расстояния.
— Это всё так странно, — Осванд крутил лист в руках. — Ночное зрение. Лил, как это выглядит?
— Надеюсь не ослепну, использовав его днём, — пробормотала девушка, закрывая глаза.
Она представила, как зрачки накаляются. Как теплеет переносица. За спиной она услышала шаги и то, как кто-то задёрнул тонкие шторки.
— Открывай, — это был голос Гилиама.
Она послушно распахнула глаза. Охотники громко выдохнули, глядя на то, как в фиолетовых радужках горели белым пламенем зрачки.
Охотница поморщилась и вернула себе обычное зрение:
— Днём это делать не рекомендую, надо записать. Глаза болят теперь.
— Дело за малым, — потёр руки воин.
С приездом Лилиит они воодушевились и с новыми силами бросились в познание себя.
Охотники разбились по трое, чтобы быстрее наколоть дров и покормить лошадей. В поместье остался только Осванд, он убирал со стола.
А уже меньше чем через час все семеро собрались под открытым зимним небом у главного входа в имение Велда Конви.