– Хорошо, возьмите семью, но вагон будет забит до отказа, – предупредил Гудошников. – И своим сотрудникам накажите: брать только стариков и детей.
Вечером, когда с госархивом было закончено, во двор здания въехала машина секретаря обкома.
– Обстановка на фронте резко изменилась, – сказал он тихо. – Грузить вагон нужно сейчас, немедля. Поторапливайтесь.
Едва он уехал, как по городу ударила немецкая артиллерия. Гудошников распорядился грузить машину документами и вывозить на вокзал. За ночь нужно было сделать несколько рейсов, успеть загрузить вагон, а все, что оставалось здесь, – закопать и замаскировать яму. Пока женщины грузили машину, Никита Евсеич заглянул в помещение госархива, сплошь заставленное ящиками. На ящиках сидели люди: три женщины, четыре старухи с огромными узлами в руках, шесть подростков, человек десять детей от трех до семи лет и молодой парень, рядом с которым стояли два чемодана.
– Это что за люди? – удивился Гудошников, потому что час назад заходил сюда и никого, кроме управляющего Солода и трех женщин-сотрудниц, не видел.
– Это моя семья, – забормотал управляющий. – Вы же позволили взять… Оккупация! Не под немцем же оставаться?
– А ты что здесь торчишь? – Гудошников подошел к парню. – Быстро во двор, грузить ящики!
– Это мой племянник! – вступился Солод. – Он больной, у него паховая грыжка… Гриша, сними брюки, покажи…
Парень начал расстегивать брюки. Присутствующие старухи, женщины и подростки смотрели на Гудошникова выжидательно и с надеждой.
– Я не врач! – отрезал Гудошников, чувствуя внезапный прилив озлобленности. – Живо во двор! Ящики таскать сможет!
– Иди, Гриша, иди, – Солод подтолкнул парня. – Тебе тяжелое нельзя поднимать, но ты иди! Велят – иди…
Парень оставил чемоданы и вышел. Гудошников осмотрел заколоченные ящики.
– Вы рассортировали что вывозить, а что закапывать здесь? – спросил он.
– Да-да, все готово, – пробормотал управляющий, показывая рукой. – Эти на эвакуацию, эти – прятать…
– Ящики уже погрузили, – сказал парень, возвращаясь. – Вас зовут…
Гудошников распорядился выносить упакованные документы во двор и ушел.
Немцы били неприцельно, из дальнобойных орудий, снаряды рвались на улицах, попадали в жилые дома. Город заметно опустел. Сновали изредка военные машины, какие-то люди закладывали окна некоторых зданий мешками с песком, кое-где мелькали гражданские с винтовками и санитары. Гудошников поторапливал шофера: в той стороне, где был вокзал, поднимались черные клубы дыма. Однако пришлось объезжать вкруговую, потому что некоторые улицы оказались заваленными грудами битого кирпича.
У вокзала горел состав с нефтью – и к путям было не подойти. Рвались цистерны, вздымая огненные шары и разбрызгивая горящие струи. Гудошников разыскал коменданта станции среди черных от копоти, бессильных что-либо сделать пожарников. Пока он ковылял к нему по шпалам и битому кирпичу, к коменданту подскочил какой-то майор.
– Почему вы не убрали состав с нефтью? – закричал майор. – Вам было приказано убрать!
– Разбило пути! – оправдывался комендант. – Вывести состав из тупика было невозможно…
– Где вагон для эвакуации архива? – Гудошников протолкался к коменданту. – Мне нужно грузить архив.
– Что вы меня хватаете? – вдруг заорал комендант, хотя его никто не хватал. – Там твой вагон! Там!
Кто-то из пожарных окатил их струей воды, Гудошников отпрянул. Там, куда указывал комендант, бушевало пламя…
– Давай назад, – скомандовал шоферу Гудошников.; – Пропал наш вагон…
Секретаря обкома Гудошников нашел примерно через час на товарной станции, где рабочие грузили станки и заводское оборудование.
– Вокзал бомбили, там пожар, – сказал Гудошников. – Наш вагон сгорел…
– Знаю, – бросил тот спокойно. – Составов больше нет, загружаем последний… Немцы прорываются к городу.
– У вас найдется один вагон в этом составе?
– Нет, не найдется, – сказал секретарь. – Часть оборудования приходится закапывать… Нет вагонов!
– Но нужно эвакуировать архив! – горячился Никита Евсеич. – Это наша история!
– А это – наше оружие! – секретарь указал на платформы, груженные станками. – Вы это понимаете?
– Понимаю…
Секретарь сел в машину, однако дверцу не захлопнул.
– Я вам пришлю еще грузовик и танкетку для охраны, – сказал он. – Постарайтесь взять только самое ценное. Уходить из города будете с воинской колонной, торопитесь…
Во дворе архива стояли горы ящиков. Нечего было и думать, что все это войдет в кузова двух грузовиков. Следовало еще раз сделать отбор, а остальное закапывать или все-таки жечь. Гудошников подошел к яме, выкопанной женщинами: по стенам ее медленно сочилась вода, и дно ямы уже было затоплено, Белоруссия, край болот… Что жечь, что закапывать в эту горькую землю – все равно… Гудошников подозвал Зою, показал на яму:
– Что будем делать?
– Не знаю… – тихо вымолвила она. – Как вы решите…
– Как решите! – передразнил Гудошников. – Ладно, часть архива надо жечь.
– Давайте жечь, – устало согласилась Зоя. – Не отдавать же врагам.
– А что? Что жечь, что закапывать?! – разозлился и закричал Гудошников. – Или вам все равно?
– Мне не все равно, – сказала Зоя. – Но куда мы их денем? Куда? Я уже смотрела… Искала… Хотела предложить вам замуровать что-нибудь в подвале, но везде сыро и крысы! Вот такие! Я их боюсь…
– Я тоже их боюсь, – сказал Гудошников. – Боюсь и ненавижу…
Она глянула на него с недоверием, хотела что-то спросить, но промолчала.
– Зоя, – успокоившись, сказал Гудошников. – Снимайте с машины ящики. Нужно оставить только исторические материалы и документы периода коллективизации. Остальное – в яму… Что не войдет в яму – выносите на середину двора…
Зоя понимающе кивнула. В этот момент в воздухе что-то прошелестело, и на соседней улице полыхнуло зарево взрыва.
– Это уже не дальнобойная, – определил Гудошников. – Это уже гаубицы садят.
– Что? – спросила Зоя.
– Заканчивать нужно скорее, вот что! – отрезал Гудошников и направился к управляющему госархивом, – Скоро должна подойти еще одна машина, будете грузиться. А сейчас все лишнее таскайте в яму.
Завидев Никиту Евсеича, семейство Солода зашевелилось. Племянник управляющего Гриша подхватил один из ящиков и понес в угол двора, к яме. Гудошникова вдруг словно что-то толкнуло изнутри.
– Ну-ка, стой! – крикнул он парню и подошел. – Что в ящике?
Парень молча поставил ящик.
– Здесь документы по архитектуре и строительству города, – с готовностью объяснил оказавшийся рядом Солод. – Описания, проекты, чертежи…
– Вскройте ящик, – приказал Гудошников.
Парень принес топор, оторвал крышку. Уже стемнело, но и в сумерках Никита Евсеич, развернув первую же бумагу, увидел план старого города, начертанный в начале прошлого века. Часть какой-то стены, ворота, церкви, усадебные застройки, парки… Гудошников перебрал другие документы. Перед глазами мелькали какие-то цифровые выкладки, письма, прошения о строительстве в городе театра, деловая переписка архитектурного ведомства губернского управления.
– Это нужно эвакуировать! – возмутился Никита Евсеич и, взяв топор, пошел к другим ящикам. – Кто занимался отбором материалов?
– Я и мои сотрудницы, – объяснил Солод, забегая вперед. – Мне приказано было… Я получил инструкции…
Гудошников начал срывать крышки с ящиков, приготовленных в яму, смотреть документы.
– Это – закапывать! – приказывал он. – Это – в грузовик! Это – на середину двора…
Тем временем шофер откинул борт и вместе с женщинами начал снимать ящики горархива. Там командовала Зоя. Шофер нагреб беремя папок, предназначенных к уничтожению, и, бросив их посередине двора, облил бензином. Костер запылал ярко, осветив красным светом стены. В самый разгар работы во двор въехал еще один крытый грузовик и «эмка». Из легковушки вышел человек, не знакомый Гудошникову, и спросил, скоро ли закончат?
– К утру, – хмуро бросил Никита Евсеич. – Приходится пересортировывать госархив. Ваш товарищ намудрил тут…
– Быстрее нужно! – отрезал приезжий. – Утром войска уходят из города! Вы должны выехать раньше!
Артобстрел усиливался. В западной и северной частях города полыхало одно большое зарево, в небе гудели самолеты и мельтешили стрелы прожекторных лучей. Но в зеленом, уютном дворе архива все казалось тихим и мирным. И если бы не полыхал костер, можно было бы подумать, что войны нет и еще долго не будет.
– Танкетка для охраны архива приедет через час, – сказал незнакомец, садясь в «эмку». – Что вы там жжете?
– То, что не можем эвакуировать, – бросил Гудошников. Незнакомец вышел из машины и, подойдя к костру, выхватил одну из папок.
– Что вы делаете?! – закричал он. – Это же документы! Кто позволил?
– Это современные документы, – пояснил Никита Евсеич, – за последние пять лет.
– Это документы! – повторил тот и подступил к Гудошникову. – Весь архив должен быть эвакуирован! Это приказ!
Управляющий Солод с многочисленным семейством застыл, склонившись над ящиком. Зоя пряталась за спину Гудошникова, прикрыв ладонью рот, и только шофер-охранник невозмутимо носил охапками бумаги и швырял их в огонь.
– Надо спасать лишь то, что представляет безусловную ценность! – резко сказал Гудошников. – О современной истории вы сами расскажете потом, после войны.
– Ну, вы за это ответите! – пригрозил незнакомец, направляясь к машине.
– Ладно, отвечу! – взъярился Гудошников. – Кто вы такой, чтобы здесь указывать?
– Это инструктор, – шепнула за спиной Зоя. – Пропагандист… Вы лучше не ругайтесь с ним…
– Не эвакуируете весь архив – пойдете под трибунал! – заявил инструктор. – Я немедленно доложу секретарю!
Он сел в машину и умчался. Минуту во дворе стояла тишина, и только пламя костра шелестело покореженной бумагой.
– Продолжайте! – наконец бросил Гудошников. – Надо спешить.
Он снова приступил к ящикам госархива, к тем, что предназначались Солодом для эвакуации.