– Погоди, Надя, – заговорщицки прошептала бабушка. – Пойди к ящику, в который я рулон бросила, и посмотри там… Там лежит черное такое, на книгу похожее. Достань и принеси.
Внучка нехотя направилась к сараю и вскоре вернулась оттуда с толстой черной книгой в руках.
– Вот, баба, – сказала она. – Тяжелая, а видно, тоже не приняли…
Вера Георгиевна взяла книгу и раскрыла.
– Господи, что это?
– Что, баба?
– Это же пергамент!.. Господи, откуда?
– Я в ящике взяла, – сказала внучка. – Ты же сама сказала… Ну пойдем, баб?..
– Наденька, миленькая, – руки у Веры Георгиевны затряслись, – Погоди, пойдем еще, пойдем… Господи, кто же это принес-то? Откуда?
Она вернулась в сарай, без очереди пробилась к старьевщику. Тем временем Надя открыла крышку мусорного ящика и стала ворошить его содержимое.
– Вас можно на одну минуту? – волнуясь, заговорила Вера Георгиевна, показывая книгу. – Скажите, откуда это у вас?
Приемщик бросил короткий взгляд, отмахнулся.
– Это плохой бумага, брось. Дома лучше поищи…
– Это не бумага! – беспомощно улыбаясь, сказала Вера Георгиевна. – Это же старинная книга! Это древний пергамент!
– Мы бумага примам! – занятый работой, бросил старьевщик. – Тряпка примам…
– Вы скажите мне, откуда это? Кто принес? Дети и подростки в очереди смотрели на бабусю недовольно и оттискивали ее от весов.
– Кто принес, кто принес! Библиотека принес! – сердился старьевщик. – Целый самосвал принес… Плохой бумага был, корка деревянный был, скидка делал. Совсем плохой бумага туда кидал…
Вера Георгиевна выбралась из очереди и, прижимая книгу к груди, вышла на улицу. Рядом оказалась Надя.
– Вот еще, бабушка, гляди!
Она протягивала несколько книжных корок – доски, обтянутые почерневшей от времени, полопавшейся кожей.
– А книг? Книг больше нет?
– Нету, баб, пойдем скорее! – потянула ее внучка. – А то народу много, нам шаров не достанется…
Дома Вера Георгиевна торопливо разделась, положила найденную книгу на стол и хотела рассмотреть ее как следует, но внучка, стоя у порога, чтобы не разуваться, канючила:
– Баб, ну давай поищем еще, а? Ну что это – два шарика и одна свистулька… Ну, не жадничай, баба Вера…
Вера Георгиевна засуетилась, запричитала – да что же я тебе найду, Господи? – а сама, не отрывая взгляда от книги, выложила из шкафа стопку старых журналов «Огонек».
– Ну, что же тебе еще дать-то?..
– Тря-апок, – протянула Надя. – В коридоре половик, все равно старый, протертый…
Вера Георгиевна принесла из коридора домотканый половик, завернула в него журналы, добавила ко всему хорошую еще, но висевшую без дела жакетку.
– Донесешь ли?
– Донесу! – радостно сказала внучка, двумя руками подхватив узел. – Пока я бегаю, ты возьми свистульку, налей воды и посвисти, если хочешь. Тебе показать, как?
– Ладно, ладно, посвищу, – бросила Вера Георгиевна, провожая Надю. – Сама разберусь. Я умею…
Книга лежала перед ней – сероватый, в разводах, пергамент, красноватые строки рукописного письма, буквы кириллицы, титлы… Не верилось! Она хотела прочесть что-нибудь, но от волнения не смогла, хотя читать по-древнерусски немного умела. Настоящий пергамент Вера Георгиевна видела всего один раз в жизни, когда училась в женской гимназии во Владимире. Учитель приносил откуда-то земельную грамоту царя Ивана III – свиток, прошитый плетеной тесьмой, на концах которой висели три деревянные бабки с печатями. Помнится, его давали в руки, пергамент сухо шелестел, деревянные бабки позвякивали, как железные…
И, помнится, когда она работала в школе, уже тут, в Тобольске, однажды хотела тоже показать ученикам хоть не пергамент, а древнерусскую книгу, но в городской библиотеке ничего не нашлось. Ей советовали съездить в Новосибирск или Томск, но там вряд ли дадут на руки, тем более в другой город.
Здесь же перед ней лежала настоящая пергаментная рукопись, взятая – откуда?! – из мусорного ящика! А не напутал ли что старьевщик? Может быть, ее мальчишки принесли из дома, завороженные шарами и свистульками? Хранилась у кого-нибудь, а ее стащили и по незнанию принесли, как она когда-то отцовское пальто?
Она торопливо оделась, положила в кошелку книгу, корки, найденные внучкой, и пошла в библиотеку. Однако парадное было заперто изнутри, а за стеклом дрожал от сквозняка листок: «Санитарный день»… Вера Георгиевна обогнула здание и зашла через черный ход. В читальном зале, под потолком, висели красные и зеленые воздушные шары, стулья, составленные на столы, торчали ножками вверх, на барьере и полу были сложены стопы книг, но ни в зале, ни среди полупустых стеллажей никого не было.
Вера Георгиевна сняла у порога калоши и осторожно прошла к барьеру.
– Бабушка, библиотека сегодня закрыта! – услышала она голос невидимой женщины. – Санитарный день.
– Простите меня, – озираясь по сторонам, сказала Вера Георгиевна. – Я тут книгу принесла, хотела…
– Вам же говорят: закрыта библиотека! – уже с недовольством отозвался тот же голос. – Грамотные, читать умеете… Для кого написано?
– А вы не ругайтесь, – рассердилась Вера Георгиевна. – Я к вам по делу пришла! Вот спросить хочу: ваша это книга или нет?
За стеллажами в глубине библиотеки возник короткий диалог между женщинами:
– Кто пришел?
– Бабуся какая-то.
– Чего ей?
– Спросить хочет.
Наконец из-за стеллажей вышла женщина в черном халате со стопкой каталожных карточек в руках.
– Что вы хотели?
Вера Георгиевна, достала книгу, положила на барьер:
– Это ваша книга?
Женщина, пожав плечами, взяла книгу, взглянула на титульный лист, затем, пролистав, открыла на семнадцатой странице.
– Н-нет, – сказала она. – Не наша… Первый раз такую книгу вижу…
– Как – не ваша? Мне сказали…
– Наших штампов тут нету, – отрезала женщина. – Если б наша – были бы штампы… И книга-то чудная какая-то…
– Это пергаментная рукопись! – сказала Вера Георгиевна. – Вы понимаете, что это?
– Да? – удивилась женщина, но без особого интереса. – Первый раз вижу…
– Это точно – не ваша?
– Я свои книги, слава Богу, знаю, – обиделась библиотекарша. – У нас таких сроду не было.
– А вы книги в макулатуру сдавали? – Вера Георгиевна покосилась на воздушные шары.
– Сдавали, – пожала плечами женщина и тоже глянула на шары. – Пришедшие в негодность сдавали… Теть Поль, иди-ка сюда!
К барьеру вышла тетя Поля – толстая, короткорукая женщина с тряпкой и ведром.
– Теть Поль, ты книги грузила – такую видала? – спросила библиотекарша, показывая ей пергамент.
– Кто знает… Всякие были, – сдержанно сказала тетя Поля. – Я их не разглядывала. Экая гора лежала – где ж разглядишь! – Она вытерла руки о халат, осторожно взяла книгу. – Ишь, должно быть, старинная, по церковному написанная!.. Где разглядишь? Шофер торопит, погоняет, а я одна. Дождь идет, вымокла вся… Вилами уж остальные докидывала…
– Вилами? – вздрогнула Вера Георгиевна.
– А чё ты удивляешься? – сердито спросила тетя Поля. – Тебя бы послать, так и ты б вилами. Мужики стоят, а я одна, как проклятая… И татарин этот еще пристал: бумага, мол, сырая, грязная, скидку сделал. А потом директор на меня: чего в справке мало записали, плану нет…
– А директор ваш тут? – оживилась Вера Георгиевна. – Может, мне у него спросить?
– Откуда ему знать! – отмахнулась библиотекарша. – Книги тетя Поля сдавала… Вон, значит, какой пергамент бывает! А я всегда думала, что он толстый. А тут – гляди-ка, на свет просвечивает! Как бумажка! А еще говорят – кожа… Какая это кожа?
– Народу полна библиотека, – продолжала ворчать тетя Поля. – А как работать – все интеллигенция, все рук замарать боятся… Привыкли на мне всю жисть ездить… А два шарика взяла внуку, так сразу…
– Да не ругайся, тетя Поля, – миролюбиво сказала библиотекарша. – Проводи-ка лучше бабушку к директору.
– Во-во, тетя Поля туда, тетя Поля сюда, – пробурчала женщина и пошла мимо стеллажей. – Айда, чего стоишь-то?..
Она довела Веру Георгиевну до двери с табличкой «Директор» и, ворча, удалилась. Кабинет директора напоминал столярку: стружки, доски, рейки, стекло; пахло свежим лаком и деревом. Двое мужчин в черных халатах строили шкаф во всю стену. Когда Вера Георгиевна спросила директора, один из мужчин отложил рубанок и смахнул пот со лба. Она коротко рассказала, зачем пришла, и показала книгу.
– Ух ты! – удивился директор. – Старина-то какая!.. Где вы ее взяли?
– В мусорюще, где макулатуру принимают, – объяснила Вера Георгиевна. – Внучка моя достала, Наденька…
– Так вы хотите подарить ее библиотеке? – спросил директор.
– Я хотела спросить, не ваша ли она, – неожиданно растерялась Вера Георгиевна. – Мне сказали, что библиотека макулатуру сдавала, и эта книга…
– Да, макулатуру сдавали, – подтвердил директор. – Но это же не макулатура… У нас таких книг не было, я помню совершенно точно.
Он глянул на титульный лист, затем на семнадцатую страницу.
– А чья же она тогда?
– Не знаю, – сказал директор. – Вот и штампов наших нет… Так вы ее дарите?
– Возьмите, – согласилась Вера Георгиевна, хотя ей было жаль расставаться с пергаментом.
– Спасибо вам большое! – горячо поблагодарил директор. – Мы достроим витрину и поместим книгу на самое видное место, как образец древней письменности.
– Это пергамент, – благоговейно сказала Вера Георгиевна. – Вы уж берегите.
– Ну, разумеется! – улыбнулся директор. – Вы не волнуйтесь. Мы сейчас внедряем прогрессивную форму работы, обновляем фонды. Ваш подарок очень кстати!
Он спрятал книгу в стол и снова взялся за рубанок, Вера Георгиевна вышла из кабинета и остановилась в нерешительности. Казалось, все хорошо, все правильно, но ощущение беспокойства не проходило. «Неужто приемщик что напутал, – подумала она, направляясь по узкому коридорчику к выходу. – Кто же тогда эту книгу сдал?..» Она нащупала в кошелке твердые деревянные корки и ахнула: надо было и их отдать! Ей-то они зачем? Вера Георгиевна повернула назад, но угодила в тупик. Нигде, ни на одной двери таблички «Директор» не было. Она спустилась по короткой лестнице в несколько ступенек, повернула куда-то вправо и снова оказалась в тупике. «Господи! – испугалась она. – Заблудилась… Что же это такое?» Дверей было много, но все заперты, а людей вообще не видно… Вера Георгиевна несколько раз возвращалась к ступенькам, переходила из коридора в коридор – теперь бы уж хоть выход найти из этого лабиринта. Потом она услышала музыку – играли на пианино, и, как на маяк, пошла на звук торопливыми старушечьими шагами. В маленькой комнате девочка Надиного возраста разучивала гаммы. На оконной ручке висело два воздушных шара – красный и зеленый.