Жена и дочь Виноградова уехали из города. Им уже угрожали родственники убитых. Дочь маньяка живет под другой фамилией, ничего не зная о том, каким чудовищем был ее отец. И это правильно.
А что же девушка Юля? Виноградов смертельно ее испугал. Если бы она опознала его — нескольких человек удалось бы спасти… Но девушка дрогнула — после ранения, после стресса. Виноградову удалось смертельно ее напугать. Конечно, она запомнила его лицо, да и фамилию знала. Но не могла открыть тайну. Боялась и за себя, и за родителей. Девушка не прожила долго. Ранение сказалось: Юленька умерла совсем молодой.
Железнодорожный детектив
Отсчет истории транспортной милиции идет с зимы 1918 года, когда ВЦИК принял декрет «Об организации железнодорожной милиции и железнодорожной охраны» и утвердил «Положения о рабоче-крестьянской железнодорожной милиции». Кстати, среди задач, которые выполняли милиционеры, была не только борьба с преступностью, но и организация очистки железнодорожных путей. За чистоту и гигиену в вагонах тоже отвечали они.
В то время, когда, по словам Сергея Есенина, «еще закон не отвердел», это была опасная служба. Бандитские вооруженные налеты на поезда в годы Гражданской войны вовсе не были киношной экзотикой. Сотрудники милиции защищали железнодорожников и пассажиров, вступали в перестрелки, нередко погибали. Накал борьбы уменьшился только после завершения Гражданской войны. Но и после этого у сотрудников транспортной милиции хватало работы. Они сохраняли правопорядок на железной дороге, оберегали права пассажиров, расследовали преступления, которые случались в поездах и на вокзалах, боролись с расхитителями, отслеживая рейсы товарных составов. Служба воспитала настоящих профессионалов, для которых не существовало мелких преступлений. К каждому нарушению закона относились как к вызову. С тех пор официальное наименование службы менялось не раз, но традиции профессионализма, глубокая погруженность в проблематику оставались неизменными для дорожных отделов милиции. А ее деятельность стала основой для появления целого направления в детективной литературе. Железнодорожные криминальные повести привлекают и знакомым антуражем, и тем, что розыск идет, как правило, в замкнутом пространстве, с ограниченным кругом подозреваемых. А если еще и наделить каждого из них колоритными чертами характера — чтение уж точно будет увлекательным. Расцвет жанра, пожалуй, пришелся на 1970 — 80-е годы, и первым среди равных в ряду его мастером был Леонид Словин (1930–2013), писатель, познавший железные дороги советского времени от и до. Такую уж судьбу он избрал.
Леонид Словин с юности стремился работать в уголовном розыске. Сперва судьба забросила его в адвокатуру, но он при первой возможности, с понижением, перешел в милицию. И потом много лет прослужил на Павелецком вокзале. Знал и о своей профессии, и о разнообразных сторонах жизни больше, чем большинство из нас. Это и помогло ему стать писателем, который много лет совмещал литературный труд со службой в транспортной милиции. Книги выходили солидными тиражами, получали премии, а в библиотеках за ними выстраивались очереди. Но он оставался еще и майором милиции. И на всю жизнь запомнил тогдашнюю вокзальную арифметику: 110 кассиров, 30 носильщиков, 33 кладовщика, 150 поездов в пригородном и 21 пара в дальнем сообщении ежесуточно. Его владения, в которых Леонид Семёнович ориентировался безошибочно.
Много лет он создавал цикл повестей и рассказов, ставших энциклопедией советского железнодорожного быта и криминала. Его главный герой — Денисов, бывший заводской электрик, ставший не просто милиционером, а истинным асом железнодорожного розыска, хотя поначалу не мечтал связать свою судьбу с охраной правопорядка. В нем угадывались черты сыщика Виктора Акимова, которого Словин глубоко уважал — начальника уголовного розыска, также много лет работавшего на Павелецком вокзале. Поражает его умение действовать быстро, не теряя ни минуты. И — почти без осечек. Здесь почти нет литературного преувеличения. Транспортная милиция действительно работала безукоризненно, сокращая круг проблем для пассажиров. Ведь путешествие должно быть комфортным и спокойным — даже если в него вмешивается криминальный мир. Повести и рассказы о Денисове выходили с 1969 по 1988 год. «Астраханский вокзал», «Дополнительный прибывает на второй путь», «Четыре билета на ночной скорый», «Транспортный вариант», «ЧП в вагоне 7270»… Все эти названия памятны любителям детектива. В книгах Словина вокзальная и поездная жизнь того времени предстает в точных подробностях. Его писательский метод — реализм, а в основе каждого сюжета — случаи, которые действительно происходили, дела, в расследовании которых автор принимал непосредственное участие.
В «кооперативные времена» сыщик Денисов не вписался. Потребовались новые герои, новые черты жанра — сенсационность, разоблачительность. Стиль Словина изменился. Но те железнодорожные повести, так и остались самыми известными в его творчестве. В наше время они вызывают еще и ностальгические чувства: все мы любим возвращаться в прошлое, а в этих книгах многое описано на удивление точно. Читаешь — и в памяти всплывают знакомые картины, переносящие нас в прошлое: «В конце пятиэтажной застройки появилась платформа Коломенское — малоосвещенная, с кассой в середине, с пешеходным мостом. Между домами и платформой виднелся рефрижераторный поезд — нескончаемо длинная лента вагонов-ледников. По другую сторону платформы чернел тепловоз. Тропинка впереди нырнула под вагон-ледник рядом с неразличимым в темноте начертанным на фанере афоризмом: „Что вам дороже? Жизнь или сэкономленные секунды?“»
Многим памятны и такие полустанки, и такие плакаты.
Незадолго до своего ухода писатель рассказывал в интервью: «Почти каждый год День милиции и День уголовного розыска я встречаю в линейном отделе милиции на Павелецком вокзале. Увы! Я не уверен, что интересен сегодняшним сотрудникам, которые, впрочем, со мной вежливы и доброжелательны. Читали ли они мои книги? Читают ли? Об этом мне неведомо».
Будут читать, Леонид Семёнович. Это классика жанра. И в особенности — ваши первые книги, написанные в докоммерческие времена. В них, кроме приключенческих сюжетных узлов, мы ценим картины железнодорожного быта, в которых есть и точность, и… уют. А самое главное, что Словин всегда понимал, что в любой детективной повести, в самом закрученном сюжете люди — это не функции, а личности. Их судьбы и характеры в путешествии, в поездных купе раскрываются, быть может, как нигде.
От предательства до ножа
Он был самой большой удачей западной разведки в СССР за все годы Холодной войны. Хотя действовал против своей родины немногим больше года. А история жизни Владимира Ипполитовича Ветрова напоминает детективный роман — не только шпионский, но и криминальный.
Анкета у него была отличная, образцовая по всем советским канонам. Сын рабочего-фронтовика, активный комсомолец, спортсмен, в школе — отличник. С детства увлекался техникой, посещал различные кружки. Без протекции поступил в сложный Бауманский институт, который в то время (да и в наше) давал лучшее в мире техническое образование. Рано женился, считался хорошим семьянином. Грамотный, обаятельный. На него обратила внимание Госбезопасность, состоялась полуофициальная встреча — и он сразу, без лишних раздумий, согласился на сотрудничество.
Из оборонного завода, где Ветров только начал работать, его перевели на учебу в Высшую школу КГБ. В 1965 году его отправили в первую командировку — во Францию. Он, официально работая в торгпредстве, должен был установить связь с местными инженерами и разведать, какие у них имеются интересные технологии. Надо сказать, Ветров с детства, по книгам, просто обожал Францию. И несколько опьянел от парижского шика. Он сдружился с французским инженером Жаком Прево. Они проводили вместе целые дни — путешествовали, выпивали… Однажды Ветров разбил служебную машину — и Прево выручил его. Отремонтировал машину за свой счет, чтобы советский товарищ избежал неприятностей на работе. Но вербовать его тогда не стали. Это была взаимная двойная игра: стороны присматривались друг к другу.
У него, как казалось коллегам, имелся только один недостаток — любовь к рюмке. При этом психологи утверждали, что алкоголиком он не был, и победить эту страсть — дело вполне возможное. Других изъянов в его личном и политическом облике даже строгие кураторы из КГБ не находили. Хотя, быть может, следовало уловить, что Ветров, с юности считавший себя талантливым инженером, испытывал неудовлетворенность сложившейся карьерой. Он не стал ни изобретателем, ни ученым. А мечтал о величии! Такие люди легко могут соскользнуть в любую сторону. Следующая командировка — в Канаду — оказалась неудачной. Ветров не сработался с коллегами, стал выпивать. Никакой пользы от него не было. Через несколько месяцев его вернули в Москву с выговором за пьянство.
В КГБ ему предложили достаточно престижную, но в то же время скучную, бюрократическую должность заместителя одного из отделов управления «Т», которое занималось технической разведкой. Его служба не предполагала серьезных командировок и исчерпывалась бумажной работой. По-видимому, это Ветрова не устраивало. Но через него стали проходить почти все донесения по линии техразведки. Ветров стал человеком сверхосведомленным!
В 1981 году он уже был подполковником. Тогда-то Ветров и нашел способ, чтобы выйти на связь с французской разведкой. Вспомнил свои давние связи с Прево. Надеялся, что через год-два работы ему удастся переселиться в страну своей мечты. К тому же за французами в СССР меньше следили, чем за американцами. Работать на них было безопаснее. Как профессионал, он это прекрасно знал. Ветров через одного француза, работавшего в Москве, передал письмо старому другу Прево — фактически предложил свои услуги. Французская разведка не сразу ему поверила. Слишком подозрительно выглядел этот «инициативник» — не провокация ли? Правда, Прево был склонен доверять Ветрову. Его стали тайно прощупывать. Когда Ветров стал говорить о материальном вознаграждении за труды, доверие к нему повысилось. Ему присвоили агентурный псевдоним — Прощальный. За восемь месяцев работы Ветров выложил французам две с половиной сотни советских агентов в разных странах мира под различным прикрытием. И открыл более сотни иностранных агентов, работавших на СССР на различных серьезных предприятиях. Причем гонорар он получал весьма скромный — по всем меркам. Видимо, надеялся на финансовую поддержку в будущем, после переезда во Францию.