Не один в пистолете патрончик,
Не один есть в Одессе блондин,
Но поверьте мне — Мишка Япончик,
В своем роде, конечно, один.
В жизни знал я немало красавиц,
Я не жалуюсь, — жизнь хороша!
Если только какой-то мерзавец
Мне не поверит — придавим, и — ша!
Господа, я король, а не лапоть,
Потому и живу налегке.
Чтоб красивенько дельце обтяпать,
Надо что-то иметь в чердаке!
Черный фраер меня не обманет,
У меня ведь такая душа:
Если кто на пути моем станет,
Я придавлю, как букашку, и — ша!
Подходи, мою силу измеряй,
Попрощайся с составом семьи!
Мне не жаль твою жидкость с артерий,
Жалко руки запачкать свои!
Молдаванка успех мне пророчит,
Как на дело иду не спеша.
Полицмейстер мешать мне не хочет,
А коль захочет — придавим, и — ша!
Таким его представляли советские слушатели. Но главное — не забывали, что бывает с очень немногими ворами.
А не так давно посвятили жизни знаменитого «короля» телесериал. И очень неплохой.
А его высокое место в иерархии советских пацанов определяется в основном тем, что очень во многом Япончик был первым. И оказался колоритной фигурой, отличным героем книг, спектаклей и фильмов. Это мало кому удается. С него многое началось. Да, во многом он легенда. Многое о нем напридумано. Но это полагается любому настоящему герою. А герои есть даже в преступном мире.
Мавзолей для благородного разбойника
Выискивая (а порой и выдумывая) самые невероятные поводы для национальной гордости, «незалежные» украинцы не хотят вспоминать, что в их стране находятся два из трёх мавзолеев на территории бывшего СССР. Может, и не зря: ведь в одном из них покоится русский врач Николай Пирогов, а в другом — молдавский разбойник Григорий Котовский, ставший советским героем.
Григорий Котовский
В 1990-е годы мавзолей в городке Котовск (бывший Бирзула), как и многое на Украине, пришёл в упадок. Его подземный склеп постоянно заливала вода, и в конце концов помещение заперли на замок, а ключ отдали в местный музей. 4 апреля 2016 года дверь взломали грабители, проникшие ночью в склеп. Вероятно, они хотели поживиться орденами Котовского и его позолоченной шашкой, не зная, что эти реликвии уже давно хранятся в Центральном музее Вооружённых сил в Москве. Неудачное ограбление оживило дискуссию вокруг останков комбрига: националисты предлагают похоронить их, а мавзолей снести вместе с прочими памятниками эпохи коммунизма. Им возражают многие одесситы (Котовск входит в Одесскую область), считающие Котовского одним из самых ярких персонажей в истории своего города. И не только города — о его всероссийской популярности говорят анекдоты, фильмы, книги, включая культовый роман Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота».
Вся 44-летняя жизнь Григория Котовского напоминает приключенческий роман, в котором подлинные факты трудно отделить от вымыслов. Этот здоровяк с наголо выбритой головой называл себя «адским атаманом», шесть раз бежал из тюрьмы, а ограбленным им богачам выдавал расписки: «Изъято Котовским на народные нужды». «Реквизированные» деньги он и правда щедро раздавал жителям молдавских сёл, получив за это их поддержку и громкую славу «степного Робин Гуда». Кишинёвский полицмейстер приказывал искать его повсюду, а Котовский, ничуть не скрываясь, пил кофе напротив его особняка. Ему приписывали княжеское происхождение и романы с первыми красавицами, включая кинозвезду Веру Холодную.
Правду о себе Котовский рассказывать не любил — она являлась не компрометирующей, а просто скучной. Он родился в июне 1881 года в бессарабском селе Ганчешты в семье Ивана и Акулины Котовских. Отец был обрусевшим поляком, женившимся на крестьянке и работавшим на винокуренном заводе помещика Манук-бея. Григорий имел старшего брата Николая и трёх сестёр; при родах младшей из них, Марии, умерла мать, за ней последовали двое детей. Зато Гриша, по рассказам советских биографов, рос сказочным силачом — в сельской школе он запросто поднимал на руках пятерых товарищей. При этом не терпел несправедливости и не раз лупил хулиганов, обижавших слабых. Так это или нет, у односельчан Гриша вызывал симпатию — сам Манук-бей принимал его у себя в доме, а после смерти отца устроил в сельскохозяйственное училище. Но стать агрономом Котовскому было не суждено: во время учёбы он познакомился с революционными идеями, твёрдо усвоив из них одну — «грабь награбленное».
Позже он вспоминал:
«Я насилием и террором отбирал от богача-эксплуататора ценности… и передавал их тем, кто эти богатства… создавал. Я, не зная партии, уже был большевиком».
На самом деле представление о большевиках, как и о других партиях, у него имелось смутное. Как всякий «благородный разбойник», он часть денег раздавал беднякам, а другую часть — и немалую — тратил на себя, поскольку любил жить красиво. Видимо, что-то перепадало и полиции: его дважды арестовывали, но почему-то сразу отпускали.
Во время войны с Японией Котовского отправили в армию, однако он сразу же бежал и вернулся в Бессарабию, где сколотил отряд гайдуков. Крестьяне прятали своего заступника от жандармов, поэтому его арестовали лишь в январе 1906-го. За четыре месяца в кишинёвской тюрьме он стал признанным лидером не только политических, но и уголовников. С их помощью он несколько раз пытался бежать, и наконец это удалось. Говорили, что некая гостья — красивая дама — передала Котовскому сигареты с опием, он угостил ими надзирателей, и они заснули. После этого силач выломал дверь камеры, поднялся на чердак и через люк спустился на землю по связанной из одеял простыне. Хотя все усилия пропали даром. Уже через месяц кишинёвский пристав Николай Хаджи-Коли сумел выследить беглеца и арестовать. На сей раз Котовского приговорили к виселице, заменённой 12 годами каторги. В Нерчинске «адский атаман» поутих, вёл себя примерно и рассчитывал на освобождение к 300-летию дома Романовых. Однако начальник тюрьмы своей рукой вычеркнул опасного преступника из списка освобождаемых, и вскоре обиженный Котовский бежал. Он хвастался, что при побеге голыми руками задушил двух конвоиров, но потом сам признавался, что до Гражданской войны никого не убивал, «имея доброе сердце».
Целых полгода он добирался в родные места, работая по дороге кочегаром, чернорабочим, кучером, молотобойцем. На родине он собрал товарищей и снова занялся грабежами, ещё более дерзкими. Его жертвами стали многие одесские богачи, например, скотопромышленник Арон Гольштейн, у которого он под дулом револьвера отобрал 10 000 рублей «на молоко для бедных детей». За помощь в поимке Котовского сулили большие деньги. Кишинёвский полицмейстер разослал повсюду его приметы:
«Прекрасно говорит по-русски, молдавски, румынски, еврейски, а равно может изъясняться на немецком и чуть ли не на французском языке. Производит впечатление вполне интеллигентного человека, умного и энергичного; в обращении старается быть со всеми изящным, чем легко привлекает на свою сторону симпатии… Одевается прилично и может разыгрывать настоящего джентльмена, любит хорошо и изысканно питаться и наблюдать за своим здоровьем».
В июне 1916 года предатель сообщил полиции, что Котовский скрывается на хуторе Кайнары, и старый знакомый Хаджи-Коли бросился по его следу. При аресте атаман пытался бежать и был тяжело ранен в грудь; по законам военного времени его приговорили к повешению. Но он не сдавался, и начал посылать по всем возможным адресам просьбы о помиловании, прося отправить его на фронт.
Одно из писем попало к жене знаменитого генерала Алексея Брусилова. Она навестила Котовского в одесской тюрьме, была им очарована и уговорила мужа отсрочить исполнение приговора. Тем временем случилась Февральская революция, объявившая амнистию политзаключённым. Котовский, как уголовник, под неё не попал, хотя, используя свой авторитет, жил в тюрьме вполне вольготно. В марте он посетил оперный театр, где произнёс пламенную речь в поддержку революции. Выступавший следом Леонид Утёсов тут же сочинил частушку:
«Котовский явился, буржуй всполошился».
К радости собравшихся, «адский атаман» не стал никого грабить — всего лишь продал свои кандалы за 3000 рублей «в пользу жертв революции».
В мае он был помилован личным указом министра внутренних дел Александра Керенского и отправлен на Румынский фронт. За храбрость будто бы получил Георгиевский крест, хотя об этом известно только с его слов. После революции солдатский комитет отправил его устанавливать в Кишинёве Советскую власть. Однако в декабре в городе провозгласили Молдавскую народную республику, которую тут же оккупировали румынские войска. Котовский со своим отрядом ушёл в Одессу, но и её в марте 1918-го заняли немцы. Красные отступили на восток, хотя атаман остался в любимом городе, уйдя в подполье. Как вспоминает его товарищ А. Гарри, он научился мастерски менять внешность:
«Я не всегда сразу узнавал Котовского: способностью перевоплощаться он владел в совершенстве. Ему служили не только грим и костюм: он изменял походку, выражение лица, голос, жестикуляцию».
Он явно получал удовольствие, перевоплощаясь то в блестящего офицера, то в священника, то в еврея-лавочника. Ему помогал «король» одесских бандитов Мишка Япончик, с которым Котовский познакомился в тюрьме. За умеренные деньги он снабжал подпольщиков оружием.
В декабре, после революции в Германии, немецкие войска оставили Одессу. В разгар эвакуации люди Котовского и Япончика взяли штурмом тюрьму и освободили всех заключённых. Через несколько дней в городе высадились французские и греческие солдаты, и атаман тут же включился в борьбу против них. Он совершал налёты на склады с оружием, пускал под откос поезда, не упуская из виду и агитацию среди солдат противника.
Под натиском Красной армии интервенты уже в апреле 1919-го покинули город. Пока бандиты Япончика грабили банки и магазины, подпольщики Котовского взяли Одессу под свой контроль. После восстановления Советской власти ревком поручил «испытанному и боевому товарищу Котовскому» (который ещё не являлся членом партии) собрать добровольцев для освобождения Бессарабии, а потом — для похода на помощь революционной Венгрии.