Терроризм, направленный против невинных людей, безусловно, сам по себе является крайней формой коллективного наказания. Любой израильтянин — вне зависимости от того, выступает ли он за те или иные решения правительства или против них — может быть убит только за то, что он израильтянин или еврей. Но те, кто поддерживает палестинский терроризм, громче всех жалуются, когда разрушают дом, использовавшийся террористом, в качестве средства экономического устрашения против тех, кто помогает террору.
Из-за того что невозможно напугать самих террористов, особенно террористов-самоубийц, важно направить такого рода сдерживание в адрес тех, кто посылает их, тех, кто помогает им, и тех, кто имеет на них некое влияние. Но в любом случае, когда средство удерживания от совершения преступления направлено против кого угодно, кроме непосредственного виновника преступления, его можно рассматривать как форму коллективного наказания. Хотя коллективное наказание запрещено международным правом, оно широко используется по всему миру, в том числе в самых демократичных и либерально мыслящих странах. В реальности ни одна система международного устрашения не может быть эффективной без определенного привлечения коллективного наказания. Каждый раз, когда один народ мстит другому, он коллективно наказывает всех жителей этой страны. Американские и британские бомбардировки немецких городов карали всех жителей этих городов. Атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки уничтожила тысячи невинных японцев, которые погибли за преступления своих лидеров. Бомбардировка военных объектов неминуемо приводит к гибели мирных граждан.
Помимо убийства и нанесения увечий невинным людям, существует коллективное экономическое наказание, такое, как санкции, одобренные ООН, и банкротство экономики вражеской страны, которые являются общепринятым оружием как в обычных, так и в «холодных» войнах. Народы, которые ведут агрессивную войну и проигрывают, часто теряют территории, и такие потери могут оказаться серьезным наказанием для жителей этих территорий. Множество этнических немцев, часть из которых не поддерживали Гитлера, были вынуждены сменить место жительства после поражения Германии во Второй мировой войне. Коллективное наказание может быть самым разнообразным: от нацистской концепции Sippenhaft — убийства родственников и земляков, с одной стороны, до экономических последствий агрессии, с другой. Назвать нечто коллективным наказанием — это часто политическая или пропагандистская тактика, целью которой является скорее запутать, чем прояснить. Много неверного в трактовке отдельных типов и степеней коллективного наказания. Но очень немного неверного — а иногда и все правильно — в некоторых видах коллективной ответственности за действия лидеров.
Например, было правильно, когда весь немецкий народ страдал за то, что избранный ими лидер развязал войну со всем миром. Те немногие немцы, которые боролись против Гитлера, достойны награды, но огромное большинство немцев обязаны были нести ответственность за соучастие в преступлении. В идеальном мире ответственность должна накладываться в точной пропорции к личному участию, и те, кто больше всех виновен, попадали бы в заключение, а те, кто виновен меньше, страдали бы от экономических ограничений. Немецкому народу обещали, что он выиграет в случае победы нацизма, и это одна из причин, по которой столь многие поддержали Гитлера. Поэтому было справедливо, что они пострадали от поражения нацизма, даже несмотря на то, что среди пострадавших были более или менее виноватые. Это часть того, что значит быть нацией или народом. Те, кто начинает войны и проигрывает их, часто приносят страдания другим людям. Это суровая справедливость. И это предостережение для несправедливых войн.
Если применить этот принцип к терроризму, то нельзя считать несправедливым заставлять людей страдать за террористические акты, совершенные от их имени, особенно если действительно существует широкая поддержка терроризма. Представьте себе, например, группу экстремистски настроенных противников абортов, некоторые из членов которой убивают врачей, которые делают аборты, взрывают клиники и угрожают беременным женщинам, которые хотят сделать аборт. Было бы абсурдно награждать их терроризм, ограничивая право женщин на аборт. Будет справедливо не отвечать на их требования, если они продолжат или даже ослабят террористическую деятельность, особенно если рядовые члены их группы активно поддерживают терроризм.
В этом контексте напомню приведенные выше результаты опроса 2002 г., которые показали, что 87 процентов палестинцев поддерживают продолжение террористических атак. Поскольку эти люди надеются на получение коллективных благ от терроризма и рассчитывают на это, справедливо (хотя и не идеально справедливо) считать их коллективно ответственными за акты убийств, совершенных от их имени и в конечном итоге под их контролем. Если эта мягкая форма коллективной ответственности может помочь спасти невинные жизни, приостановив терроризм, то чаша весов справедливости качнется в ее сторону.
Способ терроризма с участием смертников, который используют палестинцы, — массовое убийство ни в чем не повинных людей, пользующееся широкой организационной, финансовой, религиозной, политической и эмоциональной поддержкой огромного большинства гражданского населения, — заставляет нас переосмыслить классическое строгое различие между воюющими и невоюющими людьми. Граница между ними, которая лежит в основании международных военных законов, пошатнулась в интересах терроризма. Палестинские террористы научились использовать мирных граждан в роли мечей и щитов: они выбирают своей мишенью израильских мирных граждан, а потом прячутся за палестинскими мирными гражданами, когда за ними приходят израильские военные. Они используют невоюющее население в качестве щита для воюющего. Они сознательно размещают свои фабрики для изготовления бомб в непосредственной близости от школ, больниц и других гражданских зданий.
В результате Израилю приходится выбирать между использованием полновесной тактики самообороны, такой, как авианалеты, рискуя убить большое число невоюющего населения, среди которого прячутся боевики, и использованием более детальной тактики, такой, как бои от дома к дому, которая ставит под угрозу жизнь израильских солдат, как это было в Дженине. Не существует точной формулы, по которой даже в условиях конвенциональных военных действий можно было бы рассчитать точное соотношение между боевиками и мирными жителями.
Народ, которому свойственно чувство морали, должен быть готов поставить часть своих солдат под угрозу, ради того чтобы предотвратить попутное убийство мирных жителей, но ему не стоит рисковать жизнями многих своих бойцов, чтобы достичь этой благой цели. Да и сами рассуждения о морали должны зависеть, по крайней мере частично, от соучастия невоюющего населения. Если многие из них с готовностью позволяют боевикам прятаться среди них, если они обеспечивают боевикам поддержку, если они превращают убийц в мучеников, уровень их соучастия растет и они все сильнее приближаются к статусу боевиков, а очевидная граница, разделяющая мирных жителей и боевиков, превращается в континуум. Армия освобождения, чья цель состоит в том, чтобы спасти не сочувствующих боевикам граждан от попрания их прав не избранными ими лидерами, должна руководствоваться иными моральными категориями, чем та армия, которая воюет против смешанной группы мирных граждан и боевиков, взаимно поддерживающих друг друга в совершении преступлений против человечества.
Насколько далеко в этом случае будет оправданно продвижение по этому континууму коллективной ответственности в деле борьбы против терроризма? Конечно, не до сознательных ударов по абсолютно невинным людям. Ведь это именно то, что делают террористы. Но экономические санкции, накладываемые на тех, кто поддерживает терроризм, справедливы и могут возыметь эффект. Даже если некоторые люди, которые не поддерживают террористов, почувствуют определенный экономический ущерб, эта моральная цена за спасение многих невинных жизней будет невысока, особенно если учесть, что сторонники террористов ожидают собрать свой урожай с терроризма.
Какое бы экономическое наказание ни накладывалось на тех, кто сам помогает убийцам, я всегда поражаюсь, слыша протесты и глубокое возмущение со стороны тех, кто поддерживает терроризм, вроде Ясира Арафата. Столь же лицемерны те ученые, которые поддерживают бойкот всех еврейских исследователей из Израиля вне зависимости от их личных политических взглядов, а потом жалуются на коллективное наказание палестинцев, которые являются соучастниками террористов. Бойкот всех израильских ученых и отказ компаний от ведения совместного бизнеса с Израилем, безусловно, являются актами коллективного наказания.
Спор о коллективном наказании тех, кто виновен в соучастии терроризму, напоминает мне о печально известном изнасиловании в Фолл-Ривере (которое легло в основу сюжета фильма Обвиняемые), где было несколько моральных и юридических категорий соучастников преступления: те, кто сам насиловал женщину; те, кто держал ее; те, кто помешал ей бежать; те, кто подбадривал и приветствовал насильников; и те, кто мог вызвать полицию, но не сделал этого. Ни один разумный человек не скажет, что кто-то из этих людей абсолютно свободен от моральной вины, хотя некоторые могут поспорить о юридической вине тех, кто попал в две последние категории. Возражения против законной ответственности людей из двух последних категорий будут слабее, если применять к ним исключительно экономические санкции — например, штрафы или гражданско-правовая ответственность. Их ответственность за изнасилование, безусловно, относительна, как и ответственность за терроризм тех, кто приветствует террористов, изображает их мучениками, поощряет собственных детей стать террористами или ожидает выгод от терроризма. Нет ничего аморального в том, чтобы считать таких соучастников ответственными, а наложенные на них наказания — пропорциональными их соучастию.