– Как чернилами глаза залило, – пожаловалась Варя.
– Сейчас привыкнешь. Глянь-ка на небо.
Варя задрала голову, поморгала и застыла. Чем дольше она всматривалась в ночное небо, тем ярче становились звезды: одни были крупные, как яблочки-ранетки, другие – размером с горох, а промеж них – мерцающая вселенская пыль. Еще через пару минут она различила кисейное облачко – Млечный Путь.
– В городе таких жемчугов не углядишь, – шепнула Метьказ и потянула Варю за рукав. – Пойдем потихоньку.
Глаза привыкали к темноте, и теперь Варя без труда видела не только небесные жемчуга, но и земные предметы. Впереди оловянным зеркалом поблескивало озеро. По бокам к нему тесно прилегал лесок, и деревья осторожно полоскали в воде свои ветви.
Метьказ выбрала пологий берег, поклонилась, что-то шепча, достала из Вариного рюкзака сверток, оказавшийся длинным холстом, расстелила его и села.
– Попоем сначала, Варя, – произнесла Метьказ и, не дожидаясь ответа, начала раскачиваться.
Те боярава тейтересь,
Те азорава тейтересь,
Кода якавтсы сэрензэ?
Кода чаравтсы рунгонзо?
Песня лилась над водой, отражалась от ее поверхности, и казалось, что на той стороне кто-то ее подхватил.
Голос Метьказ был сильным, звонким, без старческих ноток. Будто и не она пела, а цветущая молодуха с широкой грудью.
…Кеменьга таргань руцясо…
Когда последние звуки песни отзвенели, по воде что-то плеснуло, точно рыба хвостом. Варя подвинулась ближе к Метьказ.
– Давай-ка начинать, – сказала та своим, не певческим, голосом, и Варя мысленно удивилась разнице.
Знахарка зажгла несколько маленьких свечей, друг за другом достала мисочки с яйцами, лепешками и крупой наподобие пшена, куклу из теста, вынула бутылку вина, открыла коробочки с безделушками. Варя повертела на пальце колечко, сняла и протянула его Метьказ:
– Это тоже подарите ей.
Метьказ поцокала языком и положила его к остальным украшениям.
– Ложись, Варвара, лицом вниз, головы не поднимай, не гляди, только слушай. Страшно станет – терпи.
Варя хотела спросить, можно ли лечь на куртку, но передумала и послушно прижалась к влажной траве.
– Ведень кирдий Ведьава матушка, сынек теть покш паро мельга, шумбрачинь вешеме раба Варайнень[33], – начала Метьказ.
Варю зазнобило – то ли от холода, то ли от страха.
– Сон пансь теть пецька пряка, рамась казнеть ловнозь…[34] – Метьказ взяла что-то из мисок и коробочек. Следом несколько раз раздался всплеск: видимо, она поочередно бросала содержимое в воду.
– Тейть паро тев. Варайнень сиякс чудий ведьнесэть, сырнекс кеверий кевнестэть, сырнень лейчирестэть, сиякс лисий лисьма принестэть[35].
И опять Варя различила шлепающий звук, только на этот раз Метьказ ничего не брала с расстеленного холста. Варя решила, что та что-то оставила в руках и бросила только теперь.
Метьказ замолчала, и Варя уже обрадовалась, что все кончено и можно вставать. Однако знахарка снова принялась бормотать. Совсем рядом тихонько засмеялись. Варя вздрогнула и прислушалась. Метьказ продолжала мерно говорить, и смех явно принадлежал не ей.
В озере бултыхнуло, брызги долетели до Вари. Она крепче вжалась в траву и зажмурилась. Кто-то быстро пробежал мимо нее, остановился, вернулся – несколько капель воды упали ей на щеку, как с мокрых волос, – потом вздохнул, хохотнул у нее над ухом и со всего размаху прыгнул в озеро.
– Не могу больше, мне страшно, – просипела Варвара, не поднимая головы и загородив лицо ладонями.
Но Метьказ, помолчав, принялась произносить заговор в третий раз. Варя поняла, что он повторяется, узнав несколько слов и снова услышав свое имя. Она пообещала себе, что если опять раздадутся странные звуки, то вскочит и побежит прочь так быстро, как только сможет. Однако на этот раз было тихо.
– Вставай, горе ты мое, – наконец нежно погладила ее по голове Метьказ.
Варя с облегчением поднялась на ноги, отряхнула колени и лишь тогда осмелилась взглянуть в сторону озера. Знахарка стояла к ней спиной, согнувшись в земном поклоне. Когда она повернулась, то сердито цыкнула:
– Ты зачем вскочила?!
– Так вы же сами… сами мне только что сказали…
Метьказ охнула и, озираясь, засеменила к Варваре.
– Собираемся. Чем-то ты ее заинтересовала.
Они вместе сложили в рюкзак пустую тару, свернули холст, задули свечи. У Вари затряслись руки, а коленки разом стали ватными.
– Шевелись, ну! – поторапливала знахарка.
Не успели они сесть на велосипеды и включить фонарики, как в лесу тоненько и жалобно заскрипело дерево. Метьказ и Варя одновременно обернулись. Из подлеска послышались треск и шум, как если бы через него пробирался крупный зверь.
– Кабан! – вскрикнула Варя и нажала на педали.
– Стой! Мы совсем забыли… Батюшки! – почему-то запричитала Метьказ.
Но Варины ноги уже крутили педали, сердце стучало, накатывала тошнота. Сзади трещало и скрипело, слышались окрики знахарки, потом – обрывки эрзянских молитв. Как Варя ни пыталась, она не смогла заставить себя остановиться.
Только выехав на шоссе, она опомнилась. Спустила на землю дрожащие от натуги ноги, положила на руль руки и оперлась о них лбом. Вот и проверка на человечность. Она бросила Метьказ. Бросила и уехала. Что, если ее догнал кабан? Или какой там зверь в подлеске… Или не зверь, а… что? Вернуться? Вернуться и увидеть растерзанное тело бедной знахарки? Вернуться и увидеть хохочущую мокрую Ведяву, склонившуюся над бездыханной Метьказ? Варя стиснула зубы и заплакала.
– Не скули, обошлось. Надеюсь…
Варя вскрикнула от неожиданности, перепрыгнула через падающий велосипед и бросилась навстречу знахарке.
– Метьказ, простите меня, я думала, вы за мной поедете…
– Пришлось остаться твой огрех исправлять.
– Мой огрех? – Варя отпрянула.
– Озерцо-то где? В лесу. А хозяйку его, Виряву-матушку, мы не уважили.
– Так мне-то откуда об этом было знать? Вы все к обряду готовили и его проводили, а не я. И потом, мы же… вот эти все побрякушки…
– «Вот эти все побрякушки» я от твоего имени подарила Ведяве, и она, судя по всему, осталась довольна. А вот Вирява… – Знахарка покачала головой.
– Ведява-Вирява… Я совсем запуталась. Кто там в лесу-то был? Кабан? – Варя почувствовала, что начинает злиться. Поиграли в обряды – и хватит. Чего теперь-то ее пугать?
Метьказ вздохнула.
– Будем считать, что кабан. – Она резко нажала на педали и покатилась вперед.
Варя подняла свой велосипед и поспешила за знахаркой. До деревни они ехали молча. Чем больше спадало напряжение, тем яснее становились мысли Вари. Когда показались редкие огоньки неспящих домов, в ее голове родилось стройное объяснение произошедшему: Метьказ подговорила какую-то девушку подыграть, та замечательно изобразила бегающую туда-сюда Ведяву, а потом скрылась в лесу, откуда напустила еще больше страху шорохами. Внутри Вари все кипело. Семь тысяч! Хорошо ума хватило петуха не дать заколоть. Никогда бы себе не простила.
В переулке, откуда надо было сворачивать к дому Тамары, Варя отдала Метьказ рюкзак и сухо попрощалась.
– Панар завтра вернешь. И если что-то странное в ближайшие дни заметишь или узнаешь, придешь! – как-то неуверенно сказала ей на прощание знахарка. – Эй! А велосипед-то!
Но Варя, закусив губу, уже мчалась к Тамаре.
Варю разбудили взволнованные мужские голоса. Она встала с кровати и прислушалась. В одном из говорящих она узнала Павла, в другом – Ивана Трофимовича. Они то почти кричали, то переходили на шепот. Варя натянула джинсы, накинула поверх футболки толстовку и вышла в коридор.
– Ладно бы одна сосна упала, так ведь три! В безветрие! – цедил Иван Трофимович.
– Ну маленько был ночью ветерок, не скажи, – тянул Пашка.
– Нет, ты меня послушай: это потому, что лес совсем замучили, корни все оголились, землю вытоптали туристы эти…
– И кабаны. – Варя не смогла отказать себе в удовольствии неожиданно выйти из засады.
Лесник уставился на нее с таким видом, словно готов был разорвать. Варя сделала шаг назад.
– У вас же их тут… кишмя кишит… ну… в лесу…
Иван Трофимович хищно подскочил:
– А ты откуда знаешь, кто и что у нас в лесу кишит? А? Журналисточка?
Варя попятилась, но лесник схватил ее за плечо.
– Что вы себе позволяете? Ну-ка отпустите меня!
– Эй-эй, отец, ты полегче… – Павел быстро встрял между ними и ловким движением оторвал от Вари лесника. – Ты чего?
– А то, что человеку ногу придавило сосной! И еще двоих чуть не пришибло! Потому что нельзя сейчас в лес, нельзя!
Иван Трофимович бросился к двери, но развернулся на полпути.
– Ходила в лес? На поляну, да? Признавайся! Ну! Кто тебя туда водил?
– Пап… – В комнату вошла Тамара. – Никто не ходил в твой лес.
Лесник сощурился.
– Так. Ясно. Рассказывайте. – Он уселся на стул. – Я слушаю.
Варя и Тамара переглянулись.
– И заодно объясните, чей велосипед там за Леськиной будкой стоит.
Тамара закатила глаза.
– Пап, вот поэтому, – она раскрыла ладони в объясняющем жесте, – людям в принципе не хочется с тобой общаться.
– Слушаю, – с нажимом повторил он.
– Я расскажу, – встряла Варя, с усилием добиваясь железных ноток в голосе, – если вы ответите на мои вопросы. Вы же обещали подумать над тем, чтобы дать мне интервью. Почему бы не сейчас?
– Я б тоже это интервью послушал, – хмыкнул Павел.
– Обойдешься.
Иван Трофимович резко встал и хмуро кивнул Варе, приглашая следовать за собой. Они вышли во двор.