У Вари от сердца отлегло. Старушка выглядела миловидной и беспомощной. И пускай теперь лесник догоняет. Рядом с местной жительницей он не станет выкидывать никаких номеров.
– Да, обратно иду, в сторону Шимкина. Здравствуйте! Шумбрат!
– Шумбрат, шумбрат! – заулыбалась старушка, а потом спохватилась: – Если в Шимкино, пойдем-ка вот этой дорогой, а то на той вон сосны нападали. Я видала: машину там чуть не придавило. Вай-вай, что делается… – Она покачала головой.
Варя радостно кивнула. Если можно уйти другой дорогой, ей это только на руку.
– А пойдемте! – Она тряхнула головой.
– Туристка или в гости к кому?
Старушка подняла на Варю живые зеленые глаза. Такие у стариков редко бывают.
– Да знаете, ни то ни другое! Журналистка я. Люди тут у вас часто пропадают. Приехала вот материал собрать, разобраться, что к чему.
– Вот как? – старушка остановилась и пожевала челюстью. – Тут многие приезжали. Полиция, следователи. Но никто не разобрался. – Она хмыкнула. – А ты, значит, разберешься?
– И я вряд ли! – засмеялась Варя. – Но статью напишу. Хотите, и про вас тоже в ней расскажу? Вы вот что думаете: почему люди пропадают?
– Вай, не надо про меня, я уж старая, какая мне статья! Но думать я думаю еще кое-что, варит голова-то, – захихикала бабушка и постучала себе по лбу. – Пропадают, потому что пропащие. Не живут, а так, мимо бегут. Леса не боятся, мусорят, гадят, костры жгут где ни попадя, хозяйку не почитают, Виряву-матушку нашу… – Она поклонилась, что-то шепча.
– Я вот в Виряву не очень верю, но… Давайте так. Чисто теоретически: если Виряву случайно разозлить, что будет?
– Оно самое и будет, что сейчас: лес буянит сам по себе, дыры открываются, и человек в них пропащий – ать, и все.
– Что – все? В какие дыры? А если я в такую угожу? – Варя даже остановилась.
Бабушка блеснула своими травянистыми глазами.
– Чего мельтешишь? Я ж вроде не про тебя говорю, а так…
– А если про меня? Вот лесник ваш говорит, сосны… ну… из-за меня падают. Так что я тоже, видимо, пропащая. Как думаете? Пропаду я?
– Раз сама чувствуешь, что пропащая, – полбеды. – Бабушка сложила сухонькие ладошки. – А ты покайся.
– Это как?
– Скажи вот прямо здесь: «Вирява-матушка, прости». А потом поведай, за что прощения просишь. Она, глядишь, и смилостивится.
– Вирява…
– …матушка…
– Вирява-матушка, прости… что тебя случайно разозлила.
– Это ты за нее говоришь, а надо за себя!
– Не поняла. Я вроде за себя сказала…
Старушка что-то забормотала и недовольно покачала головой.
– Варя-я-я! – раздалось поблизости.
– Пойдемте дальше! – дернулась Варя. Ей хотелось поскорее свернуть за поворот, где тропинка уже не просматривалась с другой стороны развилки.
– Погоди, не торопись. Имя-то какое у тебя… говорящее, – засмеялась старушка.
– Пойдемте, это не меня…
– Одни мимо бегут, другие – прочь… Здесь стой!.. Вай, пропащий народ пошел, пропащий. Лесник же помочь тебе хотел, а ты от него в кусты, как и от знахарки. Только и знаешь, что убегаешь да врешь…
– Откуда вам про все это известно?..
– …из родной деревни в город убежала, из города – в большой город, из большого – обратно в деревню… Только от себя-то не убежишь, себя не обманешь, – продолжала бормотать бабушка, не обращая внимания на слова Вари.
На дорогу выскочил запыхавшийся Павел, за ним – Иван Трофимович.
– Отойди… дура… отойди от… оттуда! – держась за сердце, выкрикнул лесник.
Павел побледнел и почему-то закрыл лицо ладонями.
Варя медленно обернулась на старушку. Там, где та только что стояла, было пусто. Варя неуверенно посмотрела на мужчин.
Бабушка каким-то чудесным образом оказалась уже прямо перед ними, спиной к Варе.
– Так-то ты выполняешь наш уговор? Что за девок сюда водишь? – Голос бабушки стал властнее и будто бы моложе.
– Прости, матушка, прости! – Лесник разом сделался жалким. – Не со зла она. Обрядов не знает…
– …традиций не чтит, языка своего не помнит, зато страх, страх ее гонит, – голос нарастал, становясь все звонче.
Лесник осторожно шагнул в сторону и бросил Варе конец веревки.
– Думаешь, это поможет? – засмеялась старушка совсем не старушечьим, а крепким, женским смехом. – Кто рядом с дырой оказался, того она возьмет, хоть с веревкой, хоть без.
– Меня, меня пусть возьмет! – Лесник упал на колени. – Я по доброй воле, я не могу так жить, нет моих сил больше! Лучше меня вместо этой журналистки!
Варя подобрала с земли конец веревки и теперь растерянно теребила его в руках. Все происходящее казалось ей каким-то фарсом, постановкой в театре.
– Обвяжись! – крикнул лесник.
Варя открыла рот, чтобы возразить, но так и не смогла выдавить из себя ни слова. Участвовать в этом странном маскараде, как и самостоятельно лезть в петлю, не входило в ее планы. К тому же у нее загудело в ушах, и от этого ватного, глухого звука мутило.
– Не доверяет она тебе, Ваня! Не умеет, не чувствует, где правда, где нет! Ничего не умеют теперешние людишки, ничегошеньки, – зло засмеялась старушка, и вместе с ее словами ветер ударил Варе в лицо, зашевелил кроны деревьев.
– А как мне доверять другим, – разом вскипела Варя, – если даже человек, с которым я прожила пять лет, предал меня? Бросил… по телефону! – Пересиливая головокружение, она схватилась за дерево у дороги.
– Значит, вы друг друга стоили! – закричала старуха и подняла руки, точно радуясь усилившемуся ветру.
– Удержи переход, дай девчонке уйти! Она не заслуживает того, что ты ей приготовила! – Лесник, борясь с ветром, с трудом двигался к Варе.
– Так пусть докажет, что не заслуживает! Если Вирь отпустит, отпущу и я! – Старуха кричала все выше, тоньше, перекрикивая ветер, Варя закрыла уши руками, но слова доносились до нее все громче и яснее: – Семь дней! Семь дней даю тебе, Варя! Если найдешь выход обратно, отпущу! А если нет, то сгинешь, сгинешь! Таково будет мое тебе слово – слово Вирявы!
– Я с ней! – Иван Трофимович бросился к Варе и крепко обхватил ее за плечи.
– И-и-и! – завизжала старуха на весь лес.
Последним, что услышала Варя, был сбивчивый крик лесника:
– Если я не пройду, спустись в Тоначи, найди Тату, она по…
…А потом Варю выдернуло из его рук, отбросило тряпичной куклой. По ушам ударило невыносимым звоном, и ее засосало во что-то вязкое, обволакивающее, черное…
Глава 6. Ведьмин круг
Пиже вирне, гайги вирне!
Вирь куншкасо ды полянасо,
Вирь куншкасо ды полянасо,
Полянасонть ундов пекше.
Полянасонть да ундов пекше,
Пекшенть потсо цера тяка.
Чинек-венек сон аварди,
Чинек-венек сон мелявты[37].
Ее привела в сознание головная боль. Ныли виски, в ушах звенело, во рту отдавало металлом. Варя с трудом открыла глаза и испугалась: сколько ни всматривалась в густую, вязкую черноту, не могла различить даже очертаний собственного тела. Что-то со зрением? Поморгала, выждала пару минут, поднесла руку близко-близко к глазам, увидела на ее месте светлое пятно и выдохнула: не ослепла, просто темень вокруг. Пахло грибной сыростью и огурцами, как после грозы. Она попробовала привстать, но тут же уперлась во что-то шершавое, чуть влажное. Потянулась в другую сторону – снова наткнулась на препятствие. И снова. И снова.
Сердце сделало лишний удар и завелось, пробуждая Варин рассудок. Где она? В яме? В погребе? В старом колодце? Что сделала с ней Вирява или та сумасшедшая старуха, которая назвалась этим именем? Оглушила, а потом как-то перетащила сюда и бросила? Может, ей помогли лесник и Павел? Варя едва сдержалась, чтобы не закричать. Привлекать к себе внимание, не оценив обстановку, было бы глупо.
Она поводила вокруг себя дрожащими пальцами в надежде, что рюкзак у нее не отняли, и действительно нащупала его на полу, чуть влажном и неровном, но мягком, покрытом каким-то мелким сором. Варя выудила из внешнего кармана телефон. Если повезет, она сможет определить свое местоположение и вызвать подмогу. Экран привычно отреагировал на прикосновение, засветился, но интернет и сотовая связь здесь отсутствовали. Не повезло. Спасибо, что хоть время узнала: 02:16. Значит, она провела без сознания весь остаток дня и полночи.
Подсвечивая себе телефоном, Варя нашла в рюкзаке налобный фонарь и зафиксировала на голове. Выключила телефон, чтобы не посадить батарею, положила его обратно во внешний карман и стала осматриваться. Она сидела на подстилке из жухлых листьев, щепок и трухи. Вокруг далеко ввысь поднимались неровные стены из старого, кое-где покрытого мхом дерева. Стоп. Это же оно и было – дерево. Живое и гигантское, больше метра в диаметре. Только Варя находилась не снаружи, а внутри него. Ее замутило. Судя по всему, она оказалась-таки в том самом дубе, к которому ей не хотелось даже приближаться. Или не в том самом?
Варя посветила вверх и примерно в двух метрах от «пола» с облегчением обнаружила большую дыру: луч фонаря в этом месте свободно выходил наружу из дупла, в которое она, видимо, каким-то образом провалилась. Варя осторожно выпрямилась во весь рост, морщась от боли в висках, схватилась за нижний край «окошка», до которого еле-еле доставала, и попыталась подтянуться. Не тут-то было. Она подпрыгнула, чтобы с маху подняться повыше, упереться о стенку ногами и перевеситься наружу, но не удержалась и рухнула обратно. Еще одна попытка увенчалась сломанным под корень ногтем и ободранными ладонями. Варю охватила паника. Она опустилась на колени и расплакалась. Угораздило так угораздило. Одна, без связи, практически без воды. Если не выберется – когда ее теперь найдут? А если сюда снова придет эта ненормальная Вирява? Как именно Варя оказалась в дупле? Зачем пошла на поляну, зачем вообще поехала в командировку? Нет бы отказаться, наврать, в конце концов: «Спасибо большое за такое доверие, но нет, не смогу сейчас поехать по состоянию здоровья. В другой раз не упущу такой возможности». Но она смолчала и поперлась в эту глушь. Чтобы что? Убежать от тоски и обиды? От себя не скроешься. Чтобы доказать, что еще способна на что-то? Вот и доказывай теперь.