Варя была слишком занята пережевыванием хлеба, чтобы выяснять причину его веселья. И потом, главное она уже узнала: они ехали в совершенно реальное село, к совершенно реальным людям. Один из местных жителей сидел рядом с ней: обычный мужчина, хоть, конечно, и колоритный. А с тем, что ей привиделось в лесу, она потом разберется – в кабинете у психолога.
Варино молчание возымело неожиданный эффект – «дядю Митяя» точно прорвало. Под глухой стук копыт и дребезжание он постепенно рассказал ей обо всех насущных проблемах и бедах Нешимкина. Водопровод тянуть от родника к селу было некому. Приходилось мотаться по нескольку раз за водой – и себе, и соседям. Слова «газ» и «электричество» некоторые сельчане якобы даже слыхом не слыхали. Дома отапливали печками, и только у немногих, в том числе у него, имелись «буржуйки».
– Да и сами дома-то у нас какие тут? Избы они и есть. Говорю, давайте научу кирпич нормальный делать хоть. Не-е-ет, какой там! Не доросли головой-то. – Он постучал себе по лбу. – Саманные[44] еще строят, а дальше – ни шагу, не хотят учиться по-современному. В общем, Варвара, у нас тут все как при царе Горохе. Ну, сами увидите, когда приедем.
– А что же руководство? Администрация района? В Шимкине, например, с инфраструктурой намного лучше. Как же так? – Варя возмущенно вгрызлась в огурец.
Дмитрий Михайлович забулькал и затрясся, прежде чем его заразительный смех вырвался наружу.
– Варенька, я вас сразу к руководству-то и отведу. К тюштяну[45] нашему! Он у нас тут тоже новый человек, но многое уже знает. Пускай лучше он вам объяснит, «как же так». Я на себя эту честь пару раз брал – жалел потом. На этот раз увольте! Теперь он вместо меня.
– С удовольствием пообщаюсь! Скажу, что статью напишу для московского издания. Может, подействует?
– Это вряд ли, – хмыкнул Дмитрий Михайлович.
Дорога резко свернула направо, и потянулись поля. Ветер гладил уже почти зрелые пшеничные колосья, и те отзывались мягким шелестом, который хотелось слушать молча. Кое-где по краям поля росли ромашки и мелкие синенькие цветы. Щемяще красивые. Варя напрягла память. Полевой дельфиниум! Вот как они называются.
Нешимкинские виды убаюкивали своей нормальностью. Осталось совсем немного: добраться до деревни и оттуда позвонить домой.
Синих дельфинов, играющих у берега золотого моря, сменили нежные голубые рыбешки – заросли цикория. Кое-где желтыми гроздьями рассыпалась пижма. Фиолетовыми звездочками засветился гордый чертополох. Вскоре пшеничное поле кончилось, началось другое, и золотой блеск разбавило серебряными сполохами. Варя даже высунула голову из-под навеса.
– Овес, – ласково произнес Дмитрий Михайлович.
– Никогда его не видела, – вполголоса отозвалась Варя. – Вообще, я думала, что поля только в августе начинают поспевать. И малина в лесу уже пошла…
– Так сейчас же… – Дмитрий Михайлович осекся и махнул рукой. – Неважно.
Колокольчики овса, переливаясь в лучах солнца, то наполнялись янтарным светом, то казались дымчатыми, с проседью, как виски и борода Вариного попутчика.
Жара становилась невыносимой, и Варя нырнула обратно под навес, отерла лоб – больше по привычке, чем от необходимости: ее кожа была почти сухой.
– Плохо потеете – пейте больше воды. Посмотрите: я весь мокрый, а вы? – Он показал на темные пятна пота на своей рубахе.
– Вы врач?
– Фельдшер… Скоро приедем.
Минут через десять показались первые дома. Даже издали они выглядели ветхими и какими-то уставшими.
– Там кто-то еще живет?
– В этих вот, с краю, – нет. Можете заселяться, кстати, если хотите! А в тех, что дальше, – живут, а как же.
– А у пустующих домов хозяева куда делись?
– Кто от старости умер, кого зверье в лесу загрызло, а кто обратно уйти сумел… – покачал головой Дмитрий Михайлович.
– Обратно – в город?
– Видимо, да. Кто ж их знает. – С этими словами он остановил лошадь у одного из самых больших домов с пристройками. – Приехали!
Стоило Варе спрыгнуть с телеги и подойти к забору, как в соседних избах задергались занавесочки на окнах.
– Бабам любопытно, а как же! – хмыкнул он.
– Нечасто к вам гости, видимо, приезжают?
– Последнее время чаще, чем хотелось бы…
– Ты чего девушку смущаешь, тетяй?[46] – раздался молодой мужской голос. – Еще подумат, мы гостям не рады.
Варя повернулась. В стене дома, вровень с землей, открылась дверь, на которую Варя до этого не обратила внимания. В проеме стоял крупный мужчина в джинсах, кроссовках и такой же рубахе, что и у Дмитрия Михайловича, только новее. Круглое лицо с гладко выбритым подбородком, смеющиеся глаза… Варя хотела было пошутить по поводу оригинального смешения стилей одежды, но тут ее точно пронзило: это лицо она уже видела. И Варя точно знала где.
– Сергей?.. Сергей Дмитриевич Тумайкин?
Варя жадно черпала бульон, настоятельно «прописанный» ей Дмитрием Михайловичем, и смотрела в одну точку. Никаких телефонов в Нешимкине не было. Тут вообще ничего не было и не могло быть. Сергей подтвердил ее самые жуткие, самые невероятные опасения. То, что она уже и так поняла, но не решалась признать и принять. То, от чего ее психика ловко увиливала снова и снова. С того самого момента, как Варя открыла глаза внутри дуба, она находилась в своего рода… зазеркалье. Именно так выразился Сергей, пытаясь помягче объяснить, что с ней произошло.
Шимкинский дуб работал как портал, открывающийся по не совсем понятной логике. Нередко рядом с ним замечали хозяйку леса Виряву. Возможно, она умела как-то управлять им. Иногда порталом пользовались животные или иные существа, с которыми Варе, по словам Сергея, еще предстояло столкнуться. Подобных «кротовых нор» в последнее время по какой-то причине стало особенно много в шимкинском лесу, и чаще всего ими служили определенные деревья: дубы, яблони, липы. Если в момент открытия норы рядом оказывался человек, зверь или какой-то предмет, их засасывало внутрь. Одни погибали при переходе, скорее всего, даже не успев осознать случившегося. Другие перемещались без особых травм и приходили в себя уже в «зазеркалье». Как Варя.
Те, кому удавалось живыми выбраться из Вирявиного леса, рано или поздно забредали в Нешимкино. Кто и когда основал эту деревню для «попаданцев», никто уже не помнил. Некоторым из сельчан было якобы больше двухсот лет, но и они утверждали, что не знали основателя лично, однако верили в легендарного Тюштю, который давным-давно явился сюда продлить свой век по просьбе своего народа и, возможно, стал первым поселенцем. И да – бонусом пребывания здесь было замедленное старение. Именно поэтому отец Сергея выглядел намного моложе своих земных лет.
Но самым ужасающим, самым непостижимым – тем, с чем Варя не могла смириться и от чего теперь пребывала в немом оцепенении, – было предупреждение Сергея о невозможности вернуться. Точнее, вероятность возвращения имелась, но стремилась к нулю. Путешествие туда-обратно удавалось единицам. Между хозяевами Верхнего мира и его невольными гостями давным-давно существовал неписаный уговор: не пытайся выбраться, и никто из богов тебя не тронет. Живи, пока живется, в поселении. Если же начнешь искать дорогу домой, жди беды.
Сергей и Дмитрий Михайлович давно доели суп и молча цедили какой-то янтарно-оранжевый напиток. Свободной рукой Сергей крутил между пальцев хлебные катышки и виновато поглядывал на Варю.
– Тут не все так плохо, ты не думай. А с моим появлением так вообще, – в его голосе послышались игривые нотки, – сельский клуб замутили! Электричества нет, да и техника здесь вся из строя выходит, но музыка у нас все равно имеется – заслушаешься! Вот Дмитрий Михалыч на баяне знаешь как «Макарену» выводит? Да, тетяй?
Варя подняла на него глаза и смотрела до тех пор, пока Сергей не перестал улыбаться.
– А как так получилось, Сергей Дмитриевич, что ваш отец тоже тут? Вы друг за другом сюда переехали? И Мария – это кто? Ну, которая испекла хлеб…
Мужчины переглянулись. Сергей откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.
– Жена моя. Сережкина мать. – Дмитрий Михайлович как-то хмуро посмотрел на сына. – Она скоро придет, ушла белье полоскать… Из-за нее мы тут. – Он встал и прошелся по скрипучим половицам. – Потому что во все это, – он неопределенно обвел рукой вокруг себя, – она верила больше, чем в науку!
– И оказалась права! – хмыкнул Сергей.
– А ты вообще цыц! Вывалил все на девушку! Сидит ни жива ни мертва. Вирява над ней куражилась, пока Варя двое суток по лесу шла, тебя искала! – Дмитрий Михайлович разве что не метал глазами молнии.
– Я себя искать не просил. И звать меня сюда – тоже.
Повисло молчание, и Варино постукивание ложкой по дну тарелки стало неуместным. Она замерла и поочередно посмотрела на мужчин.
Дмитрий Михайлович снова сел и что-то пробормотал себе в бороду. Сергей, наоборот, встал и принялся нарезать круги по комнатке. Варя только сейчас обратила внимание на обстановку в доме. Если бы кому-то вздумалось обжить избу-музей, у него и то бы не получилось создать более сюрреалистичную атмосферу. Деревянные и глиняные тарелки здесь контрастировали со стаканами из консервных банок, искусно вышитые льняные полотенца – с выцветшими занавесками из плотных пластиковых пакетов. Под резную скамью была задвинута раскладная рыбацкая табуретка с брезентовым сиденьем. На вешалке висела дорогая туристическая куртка, стеганый плащ, сочиненный из цветных лоскутков, кепка с надписью „The 5th 3D Printing World Congress” и кривая соломенная шляпа.
В сенях тихонько застучало, зашелестело.
– Вот и мать пришла. Иди встречай, горожанин!
Сергей бросил на отца недовольный взгляд и вышел в сени. Почти сразу раздался суматошный топот, а следом за ним – бормотание, звук падающей глиняной посуды…