– Машенька меня прибьет, – констатировал Дмитрий Михайлович.
– Не прибью. – Мария вплыла во двор с блюдом еще дымящихся блинов. – Трямка разрешения спросил. Все с моего дозволения.
– Не похоже на тебя, Машуль, – хмыкнул он в бороду.
– Похоже – не похоже, а проводить добрых людей в дорожку надо.
Куйгорож при этих словах расправил плечи, заулыбался, потер клюв, который теперь тоже просвечивал медово-розовым, и выдернул пару оставшихся на руках перьев.
– Хороший парень-то, покладистый! Даром что трямка. Тесто такое замесил – м-м-м!.. – Мария прищелкнула языком. – Подходите, садитесь давайте! Хватит слюни за километр от стола пускать.
В слове «километр» она сделала ударение на «о».
Причины перемирия и внезапной взаимной любви Марии с Куйгорожем были очевидны: она оценила героический поступок совозмея. Тем не менее наблюдать за недавними врагами было забавно. Оба деловито сновали туда-сюда, подчиняясь какому-то ведомому лишь им кулинарно-кухонному сценарию. Мария время от времени бросала на Куйгорожа умиленные взгляды и даже трепала его по головке, когда тот легко пробегал мимо с начищенным самоваром или бутылями с брагой-пуре.
На проводы пришло несколько мужчин с семьями – из тех, кто вчера отражал атаку оборотней. Все нарядились в праздничные, богато расшитые рубахи, которые здесь смело сочетали с джинсами, холщовыми брюками, кепками и соломенными шляпами. Теперь, когда Варя знала истинное предназначение вышивки, она невольно задумалась, к чему такой церемониал: из уважения или из страха перед «трямкой», которого все разглядывали с любопытством и опаской? И только обувь у сельчан была старой, потертой до дыр. Дети и подавно пришли или босиком, или в грубых кожаных черевичках. Варя, охваченная журналистским азартом, сокрушалась, что не может запечатлеть всю эту колоритную толпу на камеру.
Она еще рано утром попросила у Марии какое-нибудь местное средство, чтобы отстирать от кровавых пятен панар, но та лишь замахала руками. Нешимкинские женщины подсуетились и нашли Варе другой, не такой красивый, зато поменьше и покороче. Она обрадовалась: в пути такой был намного удобнее – не мешал ходьбе.
Мария и Дмитрий Михайлович, взяв на себя роль хозяев, хоть и на чужом дворе, встретили и рассадили гостей. Мужчины почти сразу налегли на пуре и чем вдохновеннее пили, тем больше всплывало героических подробностей прошедшей ночи. Куйгорож сидел с гордо вздыбленными перышками на голове и довольно жмурился при каждом упоминании его подвига. Чтобы совозмей лишний раз не отвлекал, Варя поручила ему залатать рюкзак.
– А Варвара-то какова, а? – пьяно заулыбался парень, которого все почему-то звали не иначе как Валек. – Она как этой своей штукой засветила в глаза волку, я подумал: колду-у-унья! Уже потом понял, что не-е-ет, устройство такое. – Он покачал головой.
– Если не брать в расчет фонарь, с голыми руками пошла на стаю. Смело, но глупо. Теоретически. А практически… – с умным видом заметил захмелевший Дмитрий Михайлович, и все уважительно закивали.
Женщины перешептывались. Дети, которым быстро наскучила взрослая болтовня, горохом рассыпались по двору и устроили возню. Вчерашние воины горланили, и только Сергей ел и пил молча, как-то отчаянно. Когда лицо налилось бордово-красным, прорвало и его.
– А торама-то меня вчера послу-у-ушалась! Я, конечно, тюштяном быть не хочу – это чтоб вы знали, – но все равно приятно! – прогремел он вдруг над столом.
В ответ тут же поднялась разноголосица:
– Как это – «не хочу», Серега?
– Кто, кроме тебя?
– Е-е-если торама тебя вы-ы-ыбрала, зна-а-ать, быть тебе…
– Не хочу! – рявкнул он и ударил кулаком по столу.
Гости разом умолкли, затаили дыхание.
Мария медленно встала и спокойно произнесла:
– Ты, сынок, лучше бы помалкивал, народ зря не баламутил да пуре больше не дул, а то Варда[62] тебя к рукам приберет – не успеешь оглянуться, как захрюкаешь.
За столом послышались смешки.
Сергей набычился и, уперевшись кулаками в стол, поднялся. Смерил мать налившимися кровью глазами, подался назад и тяжело сел обратно.
– Я с ними пойду. А вы тут… как хотите! – Он уткнулся лбом в ладони и застыл, слегка покачиваясь.
– Уведи-ка его в дом, Куйгорож, пусть полежит, – шепнула Варя.
Совозмей вскочил со своего места и, взяв Сергея под мышки, помог ему выйти из-за стола.
– Азорсь эрь инжить и симдьсы, и андсы, и кядьсонга кандсы![63] – многозначительно изрек Куйгорож, уводя обмякшего Сергея, и тут же сам перевел: – Хозяин каждого гостя и напоит, и накормит, и на руках понесет.
– Вот это мы позавтракали! – Кто-то из мужчин попытался разрядить обстановку.
– До вечера градуса хватит! – засмеялась румяная женщина напротив Вари и завела пронзительным голосом:
Другие женщины тут же подхватили. Дмитрий Михайлович достал из-под стола припасенную гармонь, мужчины вытащили неведомо откуда дудки. У Вари даже уши заложило, когда дошли до припева. Две пожилые женщины вышли из-за стола, упруго запылили пятками, закружились с изящно изогнутыми над головой руками. Не удержался и Куйгорож, который, вернувшись из избы, тоже пустился в пляс, затопал, повел плечами. Кто-то дал Куйгорожу старые штаны. Он приладил к ним тесемку, чтоб не спадали, подвернул, прорезал дырку для хвоста и теперь стал похож на коренастого мужичка, который собирался на маскарад, но не смог решить, кого хочет изображать – филина или змею.
– Вот так мы тут развлекаемся. – Мария подсела к Варе. – По-простому, немудрено… Это, конечно, не как там, у вас. Дискотеки, рестораны, кино…
Мария сделала долгую паузу, но Варя почувствовала, что теперь надо помолчать, чтобы не сбивать.
– Скучат он, поэтому так и ведет себя… Кто тут давно, тот пообвыкся, а этот… Вай! – Она махнула рукой. – И на нас злится. Дескать, мы виноваты, что он тут снова оказался. А мы ведь что? Просто проверить хотели – кого торама послушается?
– Торама? – переспросила Варя.
Мария вздохнула.
– Инструмент это. Древний, сильный. Нашей тораме много-много столетий. И дается она не всегда и не каждому. Говорят, ее Великий Тюштя людям оставил, когда в Верхний мир уходил, а она потом от людей сама сюда перенеслась. Тут никто из нее ни звука выпросить не мог, а мой Митяй вот недавно попробовал – она и запела, Сереженьку позвала. Он ее по ту сторону услыхал да пришел.
– Сергею она тоже подчиняется?
– Ты сама слышала вчерашней ночью…
– И что это значит?
– Что торама его признала, а значит, быть ему новым тюштяном.
Варя вздохнула.
– Простите за невежество. Тюштян – это кто?
– Если простыми словами, то начальник, – засмеялась Мария.
– Зачем вам новый начальник, если Дмитрий Михайлович справляется?
Мария вздохнула.
– В том-то и дело, что не очень хорошо он справляется. И умный, и образованный, лечить по науке умеет. Сельчане его сразу попросили стать тюштяном, когда прежний умер. Да только всякая нечисть распоясалась, ближе к деревне подходить начала. Грибы-ягоды в лесу постепенно исчезают, ручей сохнет, охотники жалуются, что дичи мало, а мелких переходов-варь, наоборот, много. Только и гляди в оба. Вирява с ним дел иметь особо не желает. Чем-то негож мой Митяй…
– А уйти обратно не пробовали?
– Какой там! – отмахнулась Мария. – Хватит того, что он чуть ногу не потерял, когда нас сюда в машине затянуло. Доживем уж здесь свой век.
Куйгорож убежал выполнять новые поручения: развести захмелевших гостей по домам и взять у них провиант в дорогу, обещанный Варе.
– Жаль мне этого трямку было бы на твоем месте изводить, ох, жаль. – Мария приложила ладонь к груди. – Незлобный он. Только ты все равно… не затягивай. Пусть в дороге службу тебе сослужит, пока не шибко приставучий, а там и отправишь его туда, откуда пришел…
– Каким он потом станет? Он так быстро растет. Два дня назад был как зверушка – теперь совсем как человек.
– Все от тебя зависит. Как с трямкой обращаются, таким он и будет. Чем чернее душа хозяина, тем страшнее и опаснее его слуга.
– Значит, чем лучше к нему относишься, тем он человечнее?
– Человечнее, добрее, сговорчивее – все так. Да только проклятие от этого никуда не денется… Сама скоро увидишь и поймешь, что делать. – Мария погладила Варю по плечу. – Скажи лучше, куда вы теперь?
– Подальше от леса, – засмеялась Варя. – Во всяком случае, здесь я как в ловушке… – Она задумалась. – Кстати, вы сказали, что Сергей оказался здесь снова. Значит, ему уже удавалось вернуться?
– Ему повезло. Он, в отличие от тебя, леса не боится, с Вирявой ладит. Она к нему в прошлый раз часто приходила, любезничала. Мы все подшучивали: невеста-то какая! И собой хороша, и жилось бы нам спокойней.
– Она же старуха! Вы что!
– Это тебе она старухой явилась. Лесная хозяйка и не то может. Захочет – птицей обернется, захочет – вровень с деревьями вырастет. Сергею-то она все молодухой представлялась, – чуть наклонившись, шепнула Мария. – А еще умеет она варями управлять: открывать – нет, а вот удержать подольше, сделать пошире – это ей под силу… Так вот. Сергею удалось вернуться благодаря тому, что он на охоте медведя случайно стрелой задел, разозлил. Зверь за ним, Сергей – от него. Так Вирява медведя в сторону отвела, к варе, громадной ее сделала. А получилось-то что? Медведь в нее попал, и Сергея вслед за ним затянуло. Очнулся, говорит, – медведя как не бывало, а сам он снова в Шимкине.
– И было это десять лет назад?
Мария задумалась, потом кивнула.
– Откуда знашь?
– В Шимкине я познакомилась с подругой детства Сергея, Тамарой. Она и рассказала мне, что ваш сын уже пропадал, но потом неожиданно вернулся. Якобы из Бразилии. И про вас Тамара мне говорила…