«А ты как ушла?» – «Через березу». Таня возвратилась через березу, а Сергей – пропал через дуб. Чем больше он об этом думал, тем громче становился в его голове гул, который звал, тянул куда-то. Ночами Илья слышал его так явственно, что приходилось вставать, чтобы закрыть окна. Только это не помогало. Сынишка спал беспокойно, постоянно просыпался, безутешно плакал, как будто тоже слышал его. Ирина вконец вымоталась, стала похожа на тень самой себя, но не жаловалась. Он тоже терпел. Да и как тут пожалуешься? Они же сами так мечтали об этом ребенке.
«А ты как ушла?» – «Через березу».
В эту ночь гул был невыносимым. Малыш заходился криком. Ирина бессильно плакала на краю кровати, качая Сашеньку на руках. Илья сел рядом и обнял Ирину.
– Мне очень стыдно, но, по-моему, у меня психоз… или ПТСР, не знаю, – прошептала она. – После родов такое бывает… Ты только не перебивай, ладно? А то я не решусь. Только сейчас скажу, потом… все.
Илья погладил ее по волосам.
– Я уже несколько дней слышу гул. То тише, то громче. Хуже всего ночью. – Голос жены задрожал. – Голова разрывается просто. Я так больше не могу…
Илья похолодел.
– Гул – он такой, как рев какого-то древнего животного, да?
Ирина замерла.
– Да…
– Как будто морское чудище поднимается из глубины моря и поет…
– Откуда… откуда ты знаешь?
– Я тоже его слышу.
Ирина перестала раскачиваться.
– Мы что, вместе сходим с ума? Может, это от недосыпа?
– Я и раньше слышал этот гул. Когда пропал Сергей.
– Ну… тогда был взрыв, у тебя травма – неудивительно.
– До взрыва. Звук шел из дупла Священного дуба… А потом Сергей… Он как будто провалился в дупло. Исчез в нем, понимаешь?
– В дубе? Вы же на реке были.
– Мы там не были. Я соврал.
– Как это? Зачем?
– Чтобы меня не упекли в психушку.
– Ты мне – мне! – почему не сказал?
– Думал, тебе не до меня.
– Ты вообще себя слышишь? Мне – всегда до тебя. Как ты мог такое подумать? – Иринин шепот сорвался на возмущенное восклицание.
– Ну потому что у тебя теперь есть Сашенька…
– Какой же ты идиот!.. Если бы ты сразу сказал, мне было бы легче… Все это время… Я… я слышала этот звук, еще когда носила Сашеньку. В тот день в мае, когда вы поехали в Шимкино, у меня тоже гудело в голове. И… и меня тянуло к Священному дубу. Понимаешь? Я не поехала с вами и весь день мучилась. Когда пропал Сергей, это прекратилось, а потом опять началось. Дуб зовет меня. Нас. Надо съездить.
– Это опасно, Ир…
– Мы должны поблагодарить Священный дуб за Сашеньку. На этот раз – вместе. Ты, я, Саша. Прямо утром и поедем. Я чувствую, что так надо.
– Только не будем подходить близко.
– Хорошо, – кивнула Ирина.
– Мы все-таки сошли с ума.
– Зато вместе.
Илья наконец сглотнул комок, не дававший ему вдохнуть полной грудью.
– Мне кажется, или гул исчез? – спросила Ирина.
– Исчез! Я его не слышу.
Сын засопел на коленях у Ирины. Илья по очереди поцеловал обоих в макушки, пахнущие чем-то невыносимо родным.
«…А ты как ушла?» – «Через березу…»
Засыпая, Илья вдруг кристально ясно осознал: никаких киднепперов в Шимкино нет и никогда не было.
Дмитрий Михайлович бережно уложил тораму на траву возле дуба, глубоко вздохнул. Он беспокоил инструмент по многу раз на дню в надежде, что ее услышит настоящий тюштян, кто бы им ни был. Ему давно стало понятно, что Сергей не тот, кого они ждали. Сын не слышал тораму ни из Шимкина в день, когда провалился в кротовью нору, ни даже из рыбацкого поселка, куда сопровождал Варю. Но истинный тюштян кружил где-то рядом, совсем близко, дразнил Вирь, пробуждая в нем вязкие вихри, которые превращались в опасные, нестабильные воронки-переходы. Сунешь в такую руку, попадешь случайно ногой – оторвет, а то и напополам разрежет.
Дела в Нешимкине после отъезда Сергея, Вари и Куйгорожа шли все хуже. Верьгизы сразу учуяли, как слаб новый вожак, и уже спустя сутки нарушили старые договоренности с людьми, совершив несколько ночных набегов на скот. Женщины два дня подряд возвращались из леса почти с пустыми руками: ягоды и грибы в лесу попадались все червивые. Охотники жаловались, что дичь ушла далеко в чащу. Поля разом начали подгнивать. Ручей, и так уже порядочно обмелевший, грозил пересохнуть совсем. Все кричало о том, как нужен здесь сильный инязор.
Сколько получалось, Дмитрий Михайлович удерживал зыбкое равновесие между капризными богами, нелюдями и поселком, хрупким и ранимым. Заключал союзы, договоры, выпрашивал и вымаливал покой для тех, кто попал сюда не по своей воле. Но этого было мало. С тех пор как последний потомок Великого Тюшти ушел в Нижний мир, навсегда закрыв глаза, прошло много местных лет. Никто не помнил, как это случилось, но каждый знал, что именно тогда пошатнулось равновесие. Много инязоров сменили друг друга в разобщенных, разбросанных между лесами, лугами и реками, потерянных людских поселениях, но ни одного здесь не приняли как истинного тюштяна.
Люди ждали его рождения. Надеялись на его появление из Среднего мира, как это было много веков назад. Но он не приходил.
Да и откуда было ему взяться? Люди Верхнего мира отчаялись, а люди Среднего давно забыли и его, и своих древних богов. И не только их. Самих себя забыли. Свой язык, свои корни, самую свою суть.
Человек жив, пока к нему милостивы его боги. Боги живы, пока их помнит человек. Не потому ли проснулся Великий Вирь? Не потому ли начал глотать людей в надежде найти того, кого все ждут? И Дмитрия Михайловича с женой и маленьким Сергеем забрал, а потом выпустил. Что они должны были сделать? Почему снова оказались тут? Какое поручение Великого Виря надлежит исполнить Сергею? Сама Вирява не находит себе места, гневается, пытается удержать равновесие, но не может. Обрушилась на бедную девушку из Среднего мира, которую Вирь тоже вряд ли позвал случайно; девушку, странным образом столь похожую на ту, что давным-давно была безнадежно влюблена в Дмитрия Михайловича, уже женатого; девушку, к которой так потянулся теперь его собственный сын и которой невозможно было не помочь.
В чем истинная роль каждого из них в игре, задуманной Вирем?
Дмитрий Михайлович поднял тораму и снова пустил по ее горлу воздух, вдувая в нее жизнь из своих легких, умоляя позвать того, кто должен прийти. Когда отзвучал ее стон, послышались голоса, мягкий цокот копыт. Он обернулся.
Пферда, запряженная в телегу с навесом, вывернула из проулка и замедлила ход. За ней бежали дети, торопились сельчане. На козлах сидел Сергей.
– Встречай гостей, тетяй! – улыбнулся он во весь рот. – Подобрал старых друзей по дороге сюда.
Молодой мужчина неуклюже спрыгнул с телеги, смущенно поздоровался, забегал глазами от Дмитрия Михайловича к Сергею, а потом помог спуститься женщине, державшей на руках младенца.
– Илья, Ирина, Александр! – представил Сергей.
Дмитрий Михайлович подошел ближе, всмотрелся в растерянные лица Ильи и Ирины. Поднявшийся вдруг ветер обсыпал их сухими дубовыми листьями, и лежащая на траве торама отозвалась, загудела сама по себе.
Ребенок на руках Ирины заплакал.
Дмитрий Михайлович опустился на колени, а за ним – все сельчане. Он протянул руки к младенцу и поклонился:
– Шумбрат, будущий Тюштян!
Глава 18. Невыполнимое дело
Три года спустя
Новый день опять начался рано. Лунный свет мешался с утренними сумерками, и этот полумрак окликнул Варю, вытащил из сна. Она спустила ноги с теплой кровати и замерла.
Спиной к ней, у окна, склонившись над тазами с крупой, сидел полуобнаженный мужчина с гладкой, словно отполированной кожей. Вдоль его позвоночника тянулась узорчатая чешуя, мерцающая при каждом движении быстрых жилистых рук. Короткие волосы лежали своенравными прядями, будто перья на голове лесной птицы. Вокруг торса лениво извивался мощный хвост.
Почувствовав взгляд, он по-совиному, одной головой, обернулся. Серое утро пронзили два золотых огня.
– Доброе утро, кельгомай[100]. – Знакомый низкий голос захлестнул Варю горячей волной.
– Доброе утро, Куйгорож.
Огни поплыли навстречу. Гибкое, бесшумно двигающееся тело мгновенно оказалось у кровати. Варя протянула руки и приняла в объятия мифического совозмея, своего мужчину, забранного у той, чей взгляд тяжелее свинца, вырванного оттуда, где шумела крона Великого дерева… Надолго ли?
– Мам, прости, но нет, в этот раз мы, наверное, не заглянем! Гор не сегодня завтра уже уезжает, ему собраться надо.
Мама вздохнула в трубку.
– Гор-Горыныч. Придумала же так Егора звать. Как скажешь. Передай ему привет. И чтоб в следующий раз надолго к нам в Саранск приехал.
– Хорошо, мам!
– И Сергей пусть заглянет! Он мне книжку обещал принести. И вообще – на чай.
– Ладно, – засмеялась Варя. – Если дозвонюсь, то передам! Он сейчас каждый свободный день на стройке своего дома. В лесу вечно связь пропадает.
– Как построит, приеду посмотреть. Так ему и скажи! На работе у тебя все нормально?
– Идеально. Дали личную колонку! Этнографическую.
– Ух, этнограф Варя! Горжусь! Это тебе не московский криминал…
Варя сунула телефон в карман куртки, взлетела по ступенькам, открыла дверь и тут же услышала глухой звук – будто по полу волокли что-то тяжелое. В коридоре появился Куйгорож и развел руками. Его хвост меньше чем за день вырос примерно до двух метров.
– Кажется, мы сегодня никуда не пойдем. – Он обмотал хвост вокруг талии и стал похож на зефирного мишленовского человечка.
– Даже под самым широким свитером будет заметно, – покачала головой Варя. – Я, кстати, только что отказала маме… Она привет тебе передавала… Почему все так быстро на этот раз? Надо было брать отпуск еще раньше.
– Дали?
– С завтрашнего дня.