– Завтра утром мне надо будет уже уйти.
Варя хотела обнять Куйгорожа, но он отстранился, разворачивая тяжелый хвост.
– Плохо слушается. Не хочу рисковать.
Она прошла в гостиную. На стенах поблескивали зеленым новые обои.
– Красиво получилось. Празднично. – Варя опустилась в кресло.
– В ванной новая плитка.
– Даже это успел?
– И еще вот. – Куйгорож показал на коробку с аккуратно сложенными свитерами, шарфами и шапками, взял незаконченное вязание и тут же замелькал спицами так, что кружилась голова смотреть.
– Кошмар.
– Зато успокаивает.
– И пальцы до мяса стирает, да? – Она попыталась взять его руку в резиновой перчатке.
Куйгорож дернулся в сторону.
– Только не приказывай показать. Ничего приятного ты не увидишь.
– Прости, пожалуйста. Я не знала, что ускорение уже сегодня начнется.
– Ничего. Мне не больно. Давай лучше дальше думать, что именно будем пробовать в этот раз.
– Я думала о книгах.
– Прочитать все? Невыполнимо.
– Почему?
– Пока я буду читать те книги, которые есть, люди напишут другие. И потом, это задание касается не тебя, а значит, оно слабое, даже если вдруг окажется выполнимым. Хвост все равно будет расти, а проклятие – набирать силу.
У Вари завибрировал телефон.
– Наверное, снова мама… Ан нет, Сергей звонит.
– Зачем он только вернулся! Нигде от него покоя нет, – пробурчал Куйгорож.
– Шумбрат! – закричал в трубку Сергей, как только Варя приняла вызов. – Ну че? Как вы там сегодня?
– Шумбрат! Аштетяно, таго арсетяно од тев ланга[101].
– С эрзянским у тебя все лучше, одобряю. А Куйгорожа на завод отправь! Или как перпетуум-мобиле пусть работает. Электричество производит, в капоте фурычит вместо двигателя.
– Сергей!
– Ладно-ладно. Я че звоню-то. Был у Трофимыча. Говорит, вам надо что-то выполнимое, но нематериальное. Чтоб на всю жизнь.
– Нематериальное у нас уже есть, если он про любовь. Не помогает, как видишь… Как они?
– Нормально. Дело против них с Пашкой закрыли окончательно. Спасибо тебе за красочное вранье в статьях. Ну и мне за убедительность, – хохотнул он. – А новое дело как возбудили, так и не перевозбудили. Три года прошло – они всё ищут, в какой деревне киднепперы нас держали.
– Ну, пусть ищут, пока не надоест. Кстати, убийцу Скалкина посадили наконец-то. Читал?
– Бывшего шеф-реда твоей бывшей газеты? Читал, как же, как же. Молодец. Восстановила справедливость.
– Им будет что потом обсудить в Тоначи…
– Да уж. Слушай, на днях опять следак звонил, снова про Илью с семьей выспрашивал, выходили ли на связь, когда планировали вернуться… Настырный такой попался – никак не успокоится. Тебе не звонил?
– Звонил, – вздохнула Варя. – Не нравится ему эта история с письмом о переезде в другую страну, конечно. Хотя, как по мне, электронные письма убедительнее, чем та замызганная записка твоего с Иван Трофимычем сочинительства.
Сергей фыркнул.
– Как думаешь, привыкли они там?
– Нет, конечно! У них же всего несколько месяцев прошло. Привыкнут, куда денутся… Надо будет их как-нибудь навестить, когда следователь отстанет. Ну все, не мешаю вам. Ищите свое нематериальное.
– Попробуем.
– Привет от меня совозмею! И ты это… не доводи в этот раз до последнего, Варь. Ладно?
Куйгорож уложил готовый свитер в коробку, ушел в ванную. Вернулся с забинтованными руками, замер у двери в гостиную. Хвост забился, Куйгорож сжал кулаки.
– Думаю, мне пора, кельгомай.
– Почему?! Почему так быстро? Мы же ничего не успели. Вообще ничего! – Обида и злость не давали Варе заплакать, но перед глазами уже все расплывалось.
– Проклятие чувствует, что мы пытаемся его обмануть. Или испытывает нас. Я не знаю. Поэтому ускорение наступает все раньше.
– Я не готова! – закричала Варя.
Хвост сорвал обои. Глаза полыхнули огнем – Куйгорож закрыл их и медленно открыл снова.
– Говори, Варя. Сергей прав: не надо доводить до последнего. Не хватало тебе пожара.
– Что – «говори»? Про перпетуум-мобиле?! Про мир во всем мире? Что?
Куйгорож схватился за дверь и тут же выломал ее.
– Успокойся. Твоя ярость передается мне. Говори.
– Нематериальное – это то, чего нельзя купить. Счастье? Никому не под силу сделать человека счастливым навсегда! Здоровье? Невозможно!
– Говори, я больше не могу.
– Исполнение всех мечтаний? Даже одну мечту – и ту не исполнить!
Куйгорож полыхнул изнутри огнем, пламя перекинулось на сорванные обои, но Варя тут же набросила на вспыхнувшие обрывки плед.
– Говори, Варя! Что я могу для тебя сделать?
– Я хочу, чтобы ты… – Она закашлялась от дыма.
– Любая мечта…
Варя подошла ближе, коснулась рукой щеки Куйгорожа, сквозь которую уже пробивался огонь. Боль пронзила ладонь, но Варя прижалась лишь крепче.
– Я всегда мечтала о своей семье, о детях. Для нас это невыполнимо, потому что я – человек, а ты – Куйгорож. Но я хочу, чтобы ты об этом знал. И даже будь ты человеком, это вряд ли было бы возможно. Я совершила ведьозкс, но не уверена, что Ведява мне помогла…
Искры полетели в лицо Варе, опалили ей ресницы, прожгли тонкую блузку…
– Стань моей семьей, Куйгорож, вырасти вместе со мной детей, вздрагивай за них каждую ночь, когда они плачут; оставайся им отцом всегда, даже когда они повзрослеют и будут молчать, вместо того чтобы плакать…
Куйгорож закрыл глаза, склонил голову, последний сноп искр вырвался из его груди и… потух.
В доме погас свет. Под ногами торопливо зашуршало, и Варя увидела, как прочь от них, к окну, ползет огромная светящаяся змея. Она скользнула на кухонный подоконник, потом наверх к открытой форточке и устремилась наружу. С обратной стороны стекла замерла, обернулась совиной головой, сверкнула желтыми глазами и растворилась в мартовском воздухе.
Варя посмотрела на Куйгорожа. Он растерянно ощупывал себя, тер потухшие, совершенно человеческие глаза, поднимал ноги, как будто потерял что-то.
– Неужели… получилось? – прошептала Варя.
– Хвост исчез… Как же это? Почему? Ты… ты правда думала, что не можешь иметь детей? Я же не раз говорил, что на тебе нет ни одного алганжея. А если бы был, я бы снял…
– Кажется, разгадка не в этом, Куйгорож. Выходит, я дала тебе выполнимое дело, которое длится всю жизнь! Быть одной семьей, стать родителями. Понимаешь?
В дверь застучали.
– Варенька! Ты жива? – раздался взволнованный голос.
– Жива, баба Рая! – крикнула в ответ Варя. – Это пробки выбило!
– Чем светить-то есть у тебя?
– Есть! – сказала Варя и обняла Гора, своего верного друга, любимого мужчину, отпущенного той, чей взгляд тяжелее свинца, вырванного оттуда, где шумит крона Великого дерева.
Теперь навсегда.
Легенда о Виряве и Хранителе
Когда луна обращается в юный, совсем тоненький еще серп, Вирява ходит по людскому миру девушкой. Расчесывает волосы, надевает лучшие украшения и идет к дому на опушке леса. Сама не стучит – посылает белок. Те прыгают на окно, копошатся, и из дома выглядывает Хранитель. Он протягивает Виряве ладонь, помогает подняться по гладким ступеням. Говорит:
– Ну, пришла, что ли?
Строго глядит Вирява, но кивает.
Хранитель ведет ее в дом, закрывает дверь. Сыре Овто смотрит Виряве вслед, ложится у калитки и ждет.
Сыре Овто слушает, как говорит и говорит в доме Хранитель. Любит Вирява сказки – и добрые, и страшные. Чтоб улыбнуться, похохотать, а иной раз испугаться как следует, подрожать, а то и поплакать – но чтоб непременно с хорошим концом. Чтоб легко потом было на сердце, чтоб оно ликовало и смеялось. А смеяться Вирява любит пуще всего на свете.
Хранитель рассказывает ей, как девочка – малым-мала – убежала от Бобо; как Варда превратила в хряка мужика, перебравшего пуре; как совозмея Куйгорожа полюбила земная девушка и сняла с него проклятие, данное Великой птицей Иненармунь; как растят они теперь детей – и своих, и чужих; как Люкшава-знахарка учит уму-разуму медвежат, а молодой Овто украдкой глядит на нее; как Алена-лучница попала в Тоначи да меткими стрелами подчинила себе алганжеев, самого Масторпаза в сердце сразила; как цветут в Подземном царстве розы, как Людмила-садовница смотрит на них и улыбается; как юный Тюштя правит в ветвях Мирового дерева – мудро и справедливо, чтобы однажды снова явиться в людской мир; как потихоньку вспоминают люди старых богов, забытые языки и обряды; как всякий, кто вернулся, идет дальше; как всякий, кто находит свои корни и самого себя, исполняет свои мечты; как прорастает в том человеке Мировое дерево, Великая береза, открывая все дороги, все пути, где бы он ни был.
Вирява слушает сказки Хранителя, хохочет, и Вирь множится ягодами и грибами, орехами и травами. Иногда она дрожит в страхе, и Вирь замирает, затихает. А бывает, плачет, и Вирь покрывается холодной росой.
На исходе ночи Вирява просит:
– Пойдем со мной в Верхний мир! Будем вместе, пока не кончится твой век!
Но Хранитель отвечает:
– Не торопи, Вирявушка! Хватит пока и того, что я построил дом на краю леса, чтобы охранять переходы из людского мира. Приходи лучше ты ко мне почаще – смеяться и плакать, песни петь, загадки разгадывать, слушать старые сказки и сочинять новые, передавать Слово из уст в уста, из одного мира в другой… А там поглядим…
Послесловие
Шумбрат, дорогой читатель!
Отзвенело, отшептало, отсмеялось и отплакало «Слово Вирявы». Настало время После-Словия.
Кто-то из вас перелистывал последние страницы с теплым чувством и улыбкой. Кто-то всплакнул, а кто-то, возможно, и разочаровался. Как бы то ни было, знайте, что каждая строка этой книги пропитана моими светлыми воспоминаниями, любовью к Мордовии и родному Саранску.