Таким образом, теория привязанности, будучи разработанной для объяснения проблем в развитии особой группы детей в специфическом историческом контексте, за последние десятилетия вышла за пределы узкопрофессионального знания и стала практически универсальным способом понимания и интерпретации течения человеческой жизни. В современном прочтении она превратилась в «мастер-ключ», способный открыть любые двери, объяснить и решить практически все проблемы межличностных отношений, предлагая для этого единственный эффективный путь – «гладь, люби, хвали» как самого себя, так и своих близких.
Теория привязанности неоднократно подвергалась критике за ее фактическое оправдание гендерного и экономического неравенства. Ее обвиняли в том, что она ставит благополучие индивидов в зависимость исключительно от качества привязанности, которая складывается между субъектом и объектом заботы. При этом ответственными за построение этих отношений оказываются почти всегда женщины. Однако одновременно с этим теория привязанности оказала поистине революционное гуманизирующее воздействие не только на родительство, но и на другие социальные институты. Она позволила изменить педагогические принципы и административную логику работы таких институций, как детские дома, общеобразовательные школы, детские сады, больницы, роддома, лишив идейной основы принципы коллективного воспитания, строгие дисциплинарные и насильственные методы воздействия на объекты заботы. Взамен теория привязанности манифестировала индивидуальный подход воспитания и заботы, основанный на чутком понимании и принятии особенностей тех, кто заботится, и тех, и о ком заботятся.
РесурсЕлизавета Великодворская, кризисный психолог, схематерапевт
В повседневном языке городских жителей слово «ресурс» стало буквально повсеместным: мы встречаем его в бесчисленных публикациях психо-блогеров, мемах, разговорах о начальниках и мужьях, в рассуждениях об успешной жизни и в рекламе. Например, популярный бренд «осознанной одежды из Петербурга» Urban Tiger, предлагая на своей странице в инстаграме поговорить об изматывающей дедлайнами и задачами офисной жизни, сетует на состояние «не в потоке и не в ресурсе». Популярный психолог Михаил Лабковский рассказывает, «как сохранить ресурсное состояние», на ютуб-канале «Психофитнес», а журнал Forbes выходит с заголовком «Не в ресурсе: почему мы кричим на детей…»
С одной стороны, растущая популярность идеи ресурса – это хороший симптом. Очевидно, сегодня люди проявляют большую готовность глубже, лучше осознать себя и попытаться почувствовать запас собственных сил, обратиться к своему настроению, понять, могут ли они действительно осуществить все задуманное. С другой стороны, представление о том, что каждый из нас непременно должен быть «в ресурсе», создает новые трудности и проблемы. Вокруг «ресурса» складывается целая мифология: мы говорим о нем, но не даем ему определения; используем понятие лишь в самом общем значении – как возможность что-то создавать, что-то накапливать. Человек приходит к психологу и говорит: «Я бы хотел стать поресурснее». Но что это значит, что стоит за этим запросом?
Часто за ним стоит стереотип совершенно здорового, эффективного во всех сферах жизни, а значит, ресурсного человека. «Ресурс» здесь рассматривается как капитал, которым следует распоряжаться в соответствии с законами психологической экономики. Человек оценивает сам себя как вклад в банке: он может посмотреть, какая там сумма; решить, куда эти средства переводить или не переводить; и, наконец, оценить, где ему выгоднее держать собственные средства. Исходя из идеи ресурсности, человек также начинает оценивать, в каких отношениях [180] и организациях он может свой внутренний вклад более выгодно пополнять.
Казалось бы, ничего плохого в таком подходе нет: на первый взгляд, он позволяет человеку обрести субъектность, оценить свои силы и лучше понять, что с ним происходит. Однако проблема в том, что понимание этой субъектности сведено до упрощенной модели homo economicus – «человека экономического», – который измеряет степень своей «ресурсности» на базе клишированных идей. И поскольку никакой линейки и никаких критериев для измерения «ресурса» нет, ориентироваться приходится на стереотипы и образы, рождающиеся в массовой цифровой культуре: мы видим в инстаграме маму с тремя детьми на руках, а рядом с ней, на фоне красивого дома и побережья, стоит еще и ноутбук. Мама «в ресурсе»: она, с одной стороны, удачно вышла замуж, но с другой стороны, безусловно, еще и сама работает – занимается инфобизнесом.
Такие образы рождают представление о том, что каждый человек должен постоянно восполнять и иметь подобный ресурс, – однако реальность повседневной жизни абсолютно иная, и это приводит нас к конфликту ожиданий. Например, когда у женщины появляется маленький ребенок, очень часто ей бывает трудно. Эти трудности могут быть разного масштаба в зависимости от ее экономической ситуации, состояния здоровья, возможности получить поддержку и помощь. И на фоне этих объективных проблем появляются проблемы вторичные; они рождаются из идей о том, как женщина должна себя в этой ситуации чувствовать, какой условный ресурс у нее должен быть на взаимодействие с собой, мужем и ребенком. Это идеальное «ресурсное» состояние сравнивается с состоянием реальным и появляется ощущение «со мной что-то не то, потому что я какая-то совсем не ресурсная». Отсюда и запрос к психологу: «Помогите мне стать ресурсной!» (как мифические другие, у которых все «окей»).
Однако спрос рождает предложение – а может быть, и предложение стимулирует спрос, – и на рынке услуг стремительно развивается сегмент «ресурсного коучинга». Очевидно, что многих людей интересует эта форма консультирования, но встает вопрос о том, какую роль она должна играть на фоне других форм знаний о себе и какое место занимать. Здесь можно использовать метафору дома: когда мы говорим о строительстве, сначала важно построить фундамент и стены, положить пол и только потом вешать занавески и покупать вазочки.
Как человек, который занимается глубинной терапией – то есть психотерапией личности, а не только состояний, – я смотрю на большой и, похоже, непрерывно растущий рынок ресурсных коучей с любопытствующим скепсисом. Их услуги я отношу к разряду «занавесочки и вазочки», поскольку многим людям – особенно в России, где цепочка страданий, насилия и боли передается из поколения в поколение, – не хватает гораздо более базовых вещей для того, чтобы чувствовать себя устойчиво: не складываются значимые отношения, был трудный детский и вообще жизненный опыт. Когда, не укрепив «фундамент», человек начинает «вешать занавески», эффект получается очень сомнительный – и, как правило, недолгий.
Этот рынок подогревается глубокими насущными эмоциональными потребностями людей, которые не могут быть удовлетворены с помощью простых технологий «прокачки ресурса». Именно поэтому нередко эффект от погони получается обратный – он может рождать много разочарования и запоздалых претензий человека к самому себе: «Я же прошла/прошел этот марафон! Я же уже знаю, как быть со своим ресурсом! Почему мне снова больно? Почему мне снова плохо? Почему я снова думаю о старости, о смерти, почему у меня не получаются отношения, откуда снова эта неуверенность и усталость?»
Такое отношение к идее «ресурса» – часть современной культуры, которая вытесняет тему страдания как такового [181] и не очень любит живые, вечные человеческие вопросы, от которых нам не уйти, как бы мы свои ресурсы ни прокачивали.
Действительно, часто за запросом «прокачать ресурсы» стоит запрос «как сделать так, чтобы не страдать, когда есть страдания». Простой ответ: никак. Но психологи не дают простых ответов – мы все-таки поддерживаем процесс внутреннего исследования и помогаем человеку обратиться к ключевым вопросам человеческого существования, включая смерть, болезни, утраты и разрывы отношений. Мы предлагаем встретиться со всем спектром своих переживаний и истинных потребностей, обрести бóльшую целостность в объемной картине бытия, критически осмысляя самого себя, влияние прошлого опыта и культуры. Общечеловеческие проблемы никуда не деваются и в «благополучном» XXI веке, несмотря на все наши цифровые, медицинские и социальные технологии. И точно так же, как во все времена, мы ищем способы избегать столкновения с этими вопросами. «Работа с ресурсом» может обернуться именно такой формой современного эскапизма.
Для того чтобы уйти от мифологического представления о ресурсе как о чем-то, что должно быть у всех и всегда, стоит обратиться, например, к теории сохранения ресурсов [182], созданной одним из ведущих американских исследователей стресса Стивеном Хобфоллом [183]. Эта теория объясняет причины стресса угрозой потери или реальной потерей ресурсов – то есть ценностей, которые люди, коллективы и общества стремятся сохранять и накапливать. Хобфолл выделяет различные виды ресурсов – экономические, социальные, личностные, энергетические (они помогают приобретать другие ресурсы, инвестировать) – и рассматривает их не по отдельности, а как систему отношений, общий запас. В этой системе утрата одного ресурса нередко напрямую ведет за собой утрату другого – то есть образуется так называемая «нисходящая воронка потери ресурсов», когда человек, пытаясь справиться с трудностями, продолжает терять все больше. Именно поэтому так часто не помогает односторонняя работа с «ресурсом», а нужен комплексный подход. Не все ресурсы и не во всех контекстах могут компенсировать друг друга, а также сама их значимость может быть различной в разных социальных и жизненных ситуациях.
Например, развод – это часто не только про расставание с партнером, конкретным человеком, но и про то, как изменение социального статуса повлияет на отношение к нам работодателя, если в обществе считается, что человек, который находится в отношениях, более надежен. Это про то, какие силы уйдут на объяснение ситуации друзьям; про то, как человек будет чувствовать себя еще в каких-то системах отношений в будущем. Последствия развода расходятся, как круги по воде, и могут определять, в каком объеме и как мы будем терять ресурсы, – в зависимости от того, как к разводу относится социальная система.