Осмысливая услышанное, я перевожу взгляд на плиту, где в сотейнике бурлит соус. Мы впервые за долгое время касаемся этой темы. Умом понимаю, что нужно все проговорить, но на деле это, оказывается, очень больно.
— Самая ужасная и в то же время отрезвляющая мысль другая, — грустно улыбается Вова.
— Какая? — Вскидываю на него глаза.
— Что в тот день у детского сада, когда ты забирала Дениса, а я приехал за Полиной, мы могли с тобой не встретиться. Я бы и дальше жил привычной жизнью, не зная, что у меня есть сын.
Денис сейчас спит в своей новой красивой комнате. Мы вместе с ним выбирали мебель и обговаривали дизайн. Напротив спальни сына сделали еще одну детскую, но закончить в ней ремонт вряд ли успеем. Решили отложить до родов.
— Я и сама, бывает, задумываюсь об этом…
Подхожу к Вове и обнимаю его. Он такой большой, выше меня почти на голову. А еще очень сильный. Каждый раз, когда сжимает в своих руках, кажется, что я попала в лапы огромного медведя.
— Тогда откровение за откровение. Мне страшно снова тебя потерять и разрушить наше хрупкое счастье. Быть рядом с тобой — это совершенно другое, прекрасное чувство. Безграничное… Ощущение, что весь мир могу обнять и сделать его лучше. Ну ладно, не весь, но троих человек точно.
Вова усмехается. Отстранившись, внимательно смотрит мне в лицо. В глубине его глаз появляется задорные искорки.
— Нет, алкоголь исключен. Может, травка? Зрачки слегка расширены…
— Да ну тебя! — Обиженно бью Вову кулаком в грудь и хочу вернуться за стол, но сильные руки опять прижимают к себе.
Во мне медленно закручивается ураган, вороша все чувства к этому мужчине. У Третьякова эрекция, и озорной блеск в его глазах приобретает иной смысл.
— Врач говорит, что все нормально, да? — уточняет Вова.
Каждая клеточка тела вибрирует от хриплых интонаций в его голосе.
— Прямо тут? — отвечаю вопросом на вопрос.
Не припомню, когда последний раз мы занимались сексом на кровати, как нормальные люди. Кажется, в отеле, после того как забрали Дениса из больницы. Жаль, что нашу спальню не торопятся доделать, из-за чего второй месяц мы живем в гостиной и спим на диване.
— Тебя это смущает? — Вова усаживает меня на столешницу.
— Напротив. Очень заводит.
— Даже здесь мы дополняем друг друга, — шепчет он мне в губы. — Я постоянно голоден. После недавней разлуки самое сложное — сдерживаться, напоминая себе, что ты в положении.
— Это временные меры предосторожности. Со мной все в порядке.
— Дело не только в беременности. С тобой лишь так и хочется. — Вова смотрит с жадностью, неотрывно. — Ласка-а… — хрипло произносит, растягивая звуки. — Девочки не зря дали тебе это прозвище. Такая нежная, чувственная.
В груди распирает, когда он смотрит на меня так. Эмоции накрывают с головой.
— А у тебя какое-то было?
— Что?
— Прозвище.
— В институте. В шутку называли Паблик Пикассо, — признается Вова неожиданно быстро.
— Из-за твоего увлечения рисованием?
— Да, мне девочек нравилось рисовать на парах. Одна из постоянных натурщиц создала в соцсетях страницу с этим никнеймом и фотографировала мои работы, а потом выкладывала их в сеть. Уверен, они все еще там.
— Ты меня заинтриговал.
Хочу вырваться из хватки Вовы и взять телефон, чтобы забить в поисковике его прозвище, но мне не позволяют.
— Потом посмотришь, — правильно поняв мой замысел, говорит Третьяков.
— А как ты их рисовал?
Вова наклоняется ниже, наши губы почти соприкасаются, отчего по телу бегут мурашки.
— Много вопросов задаешь.
— И все-таки…
— Там все безобидно. Почти.
— Правда? Моя психика останется цела?
— Разве стал бы я тогда признаваться?
Вова слегка толкается в меня каменным членом. Дыхание у обоих срывается.
— Чтобы ты знала: только тебя приятно рассматривать часами и запечатлевать потом в альбоме каждую твою черточку.
Вовина ладонь перемещается на шею, собирает мои волосы в кулак и оттягивает голову назад. Каждый раз умираю, когда он так делает. Мне нравится чувствовать его власть. Жду, что сейчас поцелует, но вместо этого Вова проводит губами по виску, целует за ухом. Как-то особенно нежно и трепетно. Ноги моментально становятся слабыми. На душе сумбур. Еще несколько мгновений назад я сгорала от ревности, а сейчас ощущаю возбуждение Третьякова, его сумасшедшую энергетику и сама ныряю в омут безумия, позабыв обо всем.
Тянусь и целую в губы первая. Вова отвечает незамедлительно. Его влажный язык устремляется навстречу моему. Теперь каждый идет напролом и желание лишь одно: чтобы Володя поскорее оказался во мне. До дрожи и подгибающихся пальцев на ногах. Чтобы двигался и ласкал так, как умеет только он.
Вова разводит мои колени в стороны и тянется к полоске белья. Внизу живота сильно пульсирует. Если он потрогает меня там, это станет освобождением. Несдержанно стону, обнимая Вову за плечи и испытывая подобие облегчения, когда он безошибочно угадывает мысли.
— Ох… Еще… — прошу я, вздыхая.
Перед глазами рассыпаются искры. Словно завороженная, наблюдаю, как Вова свободной рукой спускает брюки, освобождая член.
Я сбилась со счета, сколько раз мы это делали, и без ума от наших вспышек страсти.
Вместо пальцев влажных складок касается разгоряченная плоть. Слегка надавливает, скользит туда и обратно, и лишь потом член полностью погружается в меня, срывая с губ протяжный стон.
Вова двигается неспешно, размеренно наращивает темп, но оргазм все равно обрушивается слишком быстро. Я содрогаюсь в любимых руках и думаю о том, что еще один прекрасный вечер поместится в копилку счастливых, сладостных воспоминаний.
Глава 40
— Хватит, Настя, — говорит Вова, наблюдая за тем, как я сервирую стол и по сотому кругу проверяю, ничего ли не забыла. — Все пройдет хорошо. — Он подходит вплотную и опускает руки мне на плечи, заставляя отвлечься от важного дела.
— Хочу, чтобы прошло идеально. Ума не приложу, как было принято у вас дома, — отвечаю растерянно. — О том, как живут обеспеченные люди, я знаю мало, да и у нас все очень просто.
— Я предлагал взять помощницу, ты же сама отказалась.
— Потому что мы недавно закончили ремонт. Толпы людей жутко нервировали. После рождения Даши обязательно кого-нибудь подыщу, а пока хочу тишины и уединения. Клининг для поддержания чистоты меня более чем устраивает. Все остальное умею сама. Мне нравится о вас заботиться.
— Делай, как тебе комфортно. — Вова целует меня в макушку. — Я поехал встречать мать. Скоро будем.
Киваю, пытаясь побороть волнение. Напоминаю себе, что сама настаивала на том, чтобы Ольга Георгиевна приехала до родов, а не после. К тому же отцу Вовы стало значительно лучше. Как знать, может, рассказ жены вдохновит его приехать в следующий раз вместе? Как бы там ни было, ни одна женщина не останется равнодушной к детям единственного сына. По крайней мере, я очень хочу на это надеяться.
Вова уходит. Еще раз окинув кухню внимательным взглядом, я иду к Денису. Сын, как всегда, сидит за столом и увлеченно рисует. На этот раз картину, которую они начали вчера с Вовой. Татьяна Павловна советовала подыскать Денису нового учителя, чтобы помочь развить талант. Похоже, мы нашли своего наставника. У папы и сына в этом плане полное взаимопонимание.
У меня перед глазами не было примера, какой должна быть настоящая семья, но я всегда точно знала, что отец и мать обязаны одинаково участвовать в жизни своего ребенка. Независимо от того, кто и какой вклад вносит в семью, кто и сколько зарабатывает, как сильно устает. После рождения сына переживала, что буду воспитывать Дениса одна и он не узнает отцовского тепла. Хорошо, что это не так.
— Красиво, мам? — спрашивает Денис и тычет пальцем в картинку.
— Да. — Я глажу его по волосам и сажусь рядом.
Беру чистый листок и тоже пытаюсь чем-то себя занять, иначе сойду с ума от ожидания.
— Что это? — спрашивает Денис, взглянув на мой рисунок.
— Кот. Разве не похоже?
— Нет, — хохочет сын. — Это мало похоже на кота.
— Не умею я рисовать, — пожимаю плечами. — Зато пою хорошо.
— Это да, — довольно кивает Денис. — Люблю, когда ты поешь мне перед сном.
— Ну вот видишь. У каждого свой талант.
— А бабушка скоро приедет? — интересуется Денис, отложив карандаши в сторону. — Это мы для нее с папой рисуем.
— Домик на берегу моря? — удивляюсь я.
— Да, папа сказал, что это секрет, но у меня от тебя их нет, ты же знаешь, — со всей своей детской непосредственностью произносит Денис. — Когда родится сестренка, мы на лето все вместе поедем отдыхать в наш дом на берегу моря.
Сомневаюсь, что Вова сказал это просто так: Третьяков не бросает слов на ветер. Скорее всего, дом и правда есть. Или в планах. Я расплываюсь в широкой улыбке.
Порой происходящее кажется прекрасным сном. Особенно в последние несколько месяцев. Они наполнены теплом, лаской, нежностью и что самое главное, уверенностью. Я мечтала о крепкой семье, как у Алены и Нелли, но и подумать не могла, что буду такой же счастливой, как они.
— А какая моя бабушка, мам? — отвлекает меня Денис от размышлений.
— Сейчас увидим. Ты только сразу ее бабулей называй. Ей будет приятно.
Надеюсь, действительно будет приятно и Ольга Георгиевна откликнется на ласку ребенка.
— Если она мне понравится, то я и обниму ее, — заверяет Денис.
Я опять улыбаюсь, глядя на сына. Он копия Вовы. Никогда не делает то, что не нравится.
Брак Третьякова с Полиной был его осознанным решением, а не кем-то ему навязанным. Потому что, узнав Вову ближе, я поняла, что жить с человеком, к которому нет никаких чувств или хотя бы симпатии, да даже жалости, он бы не смог. Следовательно, мне достался самый чуткий, самый добрый и умный мужчина, который в итоге выбрал не положение в обществе и деньги, а меня и нашу семью.
Через сорок минут открывается дверь. Мы с Денисом идем в прихожую. Волнение достигает пика, когда я вижу ухоженную женщину. У Ольги Георгиевны приятный голос, хорошая осанка, длинные вьющиеся волосы. Выглядит она потрясающе — будто только что сошла со страницы известного журнала мод.