Каждая встреча Клуба Вaгстаффа строилась на обсуждении текста, выбранного Бретуэйтом. На собраниях присутствовали студенты любых факультетов и даже младшие преподаватели. Тексты брались из философии, литературы или психологии, в зависимости от того, чем на данный момент увлекался Бретуэйт. Пиво и виски лились рекой, дискуссии продолжались до поздней ночи. Бретуэйт зачитывал вслух избранные отрывки и приглашал присутствующих к обсуждению. Девушки тоже ходили на сборища, но, по словам Сары Чизем, никто не ждал, что они будут высказывать свое мнение. Им полагалось внимательно слушать и серьезно кивать. Бретуэйт терпеливо выслушивал все точки зрения, после чего выносил свой вердикт, который всегда принимался за неоспоримую догму. Вклад участников в обсуждение считался успешным в той мере, в какой их аргументы соответствовали окончательным выводам самого Бретуэйта. Как отмечала Чизем, все это было «довольно уныло».
Несмотря на восторженное окружение, у Бретуэйта почти не было настоящих друзей. Самым близким ему человеком был Стюарт Макадам, сын врача из Данфермлина. Он учился на факультете английской литературы и был единственным из всех знакомых Бретуэйта, с мнением которого тот считался. Позже Макадам издаст два романа (в первом из них, «Жизнь затворника», есть весьма колоритный персонаж, явно «списанный» с Бретуэйта) и займет должность преподавателя в Сент-Эндрюсском университете. Как и Сара Чизем, он испытывает очень противоречивые чувства по отношению к Бретуэйту. Я встретился с ним в его доме в Анструтере в феврале 2020 года. «Безусловно, он был грубияном, – вспоминал Макадам. – Он был среди нас самым старшим, чем и пользовался без зазрения совести. Но если он в чем-то с тобой соглашался, ты ощущал себя избранным. Он не любил, чтобы ему возражали, но, если тебе хватит смелости возразить, ты заслуживал его уважение». Однажды, после особенно бурной воскресной дискуссии, Бретуэйт принялся насмехаться над «эстетской» традицией английских поэтов-романтиков. В ответ Макадам поднялся и, хотя был сильно пьян, прочитал наизусть несколько строф из «Мужам Англии» Шелли. Когда он закончил, в комнате воцарилось молчание, а потом Бретуэйт резко вскочил и бросился к нему. Макадам не знал, чего ждать: объятий или удара в челюсть. В итоге Бретуэйт изобразил что-то похожее на борцовский шейный захват, что можно было расценивать и как агрессию, и как проявление дружеских чувств. В этом был весь Бретуэйт. Непонятно было, как с ним держаться. Непонятно, чего от него ожидать. Но если он вдруг почувствует твою слабость, тебе конец.
Что касается его отношения к женщинам, Макадам высказался одним словом: бесстыдство. «Он говорил девушкам такие вещи, которые больше никто не решался произнести вслух, за которые в приличном обществе бьют по морде. Но Бретуэйту все сходило с рук. Больше того, женщины сами на это велись. Не все поголовно, но очень многие». Если его посылали подальше, он только смеялся и переключался на новый объект. Макадам признался, что втайне завидовал Бретуэйту и его власти над женщинами, но ему самому никогда не хватало смелости повторить подобный подход. В своих мемуарах Бретуэйт выражает весьма своеобразные взгляды на феминизм: «Женщины не хотят, чтобы с ними обращались как с равными; они и так равные. И в чем-то даже превосходят мужчин. Они, безусловно, заслуживают того, чтобы к ним относились так же открыто и честно, как и к мужчинам. Если хочешь мороженого, ты не просишь банан. Если хочешь засадить девушке, зачем приглашать ее на поэтический вечер?»
Однако было одно исключение. Элис Тревельян была дочерью Эндрю Тревельяна, лондонского адвоката, который впоследствии защищал на суде Иэна Стотта, арестованного по обвинению в непристойном поведении в общественном месте в 1962 году, и блестяще выиграл дело. Элис была очень хорошенькой и исключительно умной девушкой, круглой отличницей и выпускницей частной школы для девочек в Хаммерсмите. В Оксфорде она училась на факультете английской литературы, как и большинство юных барышень, которым вряд ли когда-нибудь придется самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Она была серьезной, мечтательной девушкой, любившей Китса, «Королеву фей» Спенсера и живопись прерафаэлитов. С Бретуэйтом ее познакомил Макадам в один погожий денек на лужайке у Колледжа Баллиол. Макадам совершенно не понимал, что происходит: Бретуэйт проявил небывалую вежливость к Элис и даже поинтересовался ее семьей и учебой. Куда подевалось его обычное хамство?! Макадам торопился на семинар. Через час он вернулся и с удивлением обнаружил, что эти двое по-прежнему увлеченно беседуют. Он ни разу не видел, чтобы Бретуэйт вел себя с девушкой так заботливо и галантно. У него даже голос стал мягче, и он очень внимательно слушал ее рассказы о детстве в Лондоне и Корнуэлле, где у Тревельянов был летний дом. Поначалу Макадам счел это забавным. Дикого зверя укротила нежная дева из привилегированного общества, при том что Бретуэйт презирал таких девушек и всегда норовил оскорбить или шокировать их своими грубыми мужицкими замашками. Однажды он как бы в шутку сказал об этом Бретуэйту, но тот отмахнулся, заметив, что Элис «просто славная девочка». Однако позже Макадам пожалел, что он их познакомил.
Весь весенний семестр 1955 года Бретуэйт и Элис практически не расставались. Они подолгу гуляли вдвоем или вместе обедали в городе. Бретуэйт вел себя безупречно, как рыцарь в присутствии прекрасной дамы. Он ни разу не пригласил Элис на встречи Клуба Вaгстаффа. Очевидно, он не хотел совмещать прямо противоположные личности, которыми представлялся в двух разных случаях. Летом того же года Бретуэйт даже провел неделю в загородном доме у Тревельянов, близ Труро, где они с Элис спали в разных комнатах. Он уважительно относился к ее родителям и ее младшему брату Энтони, с которым играл в теннис и обсуждал поэзию. Короче говоря, он стремился снискать себе расположение ее родных. В сентябре, когда начался новый учебный год, Бретуэйт пригласил Элис съездить с ним на выходные в Норт-Йорк-Мурс. По странной причуде судьбы они остановились в «Буковом дворе» – в той самой гостинице, куда заезжал Джордж Бретуэйт в день своего самоубийства, – и именно здесь их отношения наконец перешли в горизонтальную плоскость. Бретуэйт не звал Элис замуж, но она, должно быть, решила, что он ухаживает за ней именно с целью создать семью. Хотя нравы стали свободнее и сексуальная революция была уже не за горами, подавляющее большинство женщин по-прежнему шли под венец девственницами или вступали в добрачную связь только со своими женихами. Однако после поездки в Норт-Йорк-Мурс сердечный пыл Бретуэйта заметно охладел. Он сказал Элис, что не собирается на ней жениться. Он вообще не собирался жениться на ком бы то ни было и никогда не давал Элис повода для каких-то надежд. Она чувствовала себя униженной и оскорбленной. В канун Рождества в лондонском доме родителей она наглоталась таблеток. Надо сказать, это была несерьезная попытка самоубийства, и Элис выписали из больницы на третий день. Однако в лице Эндрю Тревельяна Бретуэйт обрел своего первого влиятельного врага.
Хотя в своих мемуарах «Я сам и прочие незнакомцы» Бретуэйт посвящает годам в Оксфорде более сорока страниц, причем большая часть из них повествует о его тогдашних сексуальных похождениях, Элис Тревельян не удостаивается ни единого упоминания. Она быстро оправилась от потрясения и в 1960-м вышла замуж за молодого юриста по имени Фредерик Драммонд. Они прожили вместе больше полувека, вплоть до смерти Элис в 2016 году. В браке у пары родилось четверо детей. Велико искушение объяснить поведение Бретуэйта с псевдопсихоаналитической точки зрения. Элис была тезкой матери Бретуэйта и в известной мере походила на нее и внешне, и по характеру. Таким образом, Бретуэйт либо страдал хрестоматийным эдиповым комплексом и хотел переспать со своей матерью, либо испытывал бессознательное стремление наказать ее за то, что она бросила его в детстве. Но, скорее всего, все было проще и хуже. Когда Стюарт Макадам узнал, что Элис пыталась покончить с собой, он попытался утешить Бретуэйта. Ответ друга поверг его в шок: «Это же наивысшее достижение, разве нет? Когда девчонка пытается совершить самоубийство из-за чувств к тебе». Макадам до сих пор помнит, с каким презрением были произнесены эти слова. После этого случая он стал отдаляться от Бретуэйта, хотя ему не хватило смелости открыто поставить точку в их дружбе.
Бретуэйт окончил университет с отличием в 1956 году. Он не пошел на церемонию вручения дипломов и доходчиво объяснил всем, кто был готов слушать, что не придает никакого значения этим цацкам, и вообще он не слишком старался, а выполнил только необходимый учебный минимум. Эта была откровенная чушь. Доктор Джордж Хамфри, тогдашний заведующий кафедрой психологии, еще с первого курса заметил блестящие способности Бретуэйта. Именно бунтарский настрой и неприятие общепризнанных авторитетов выделяли Бретуэйта из общей массы студентов. При всем своем вызывающем иконоборчестве он обладал живым, острым умом и мыслил так, как не мыслил никто другой. «Он был, без сомнения, самым одаренным студентом из всех, которых я повидал за девять лет руководства кафедрой», – вспоминал профессор Хамфри. Именно он убедил Бретуэйта поступить в аспирантуру. Кому-то, возможно, покажется странным, что Бретуэйт согласился остаться еще на три года в разреженной оксфордской атмосфере. В своих мемуарах он сам никак не комментирует это решение. Видимо, все дело в том, что его диплом мало на что годился, денег у него не было, а в Оксфорде ему предоставили жилье и стипендию. В кампусе он был «большим человеком». Его боялись и уважали, и он не испытывал недостатка в девушках, готовых с ним переспать.
В мае того же года, с разницей буквально в несколько дней, в лондонском театре «Ройал-Корт» состоялась премьера спектакля по пьесе Джона Осборна «Оглянись во гневе» и вышла книга Колина Уилсона «Посторонний» – обширное исследование экзистенциальной литературы. Осборн родился в Лондоне, в семье представителей среднего класса, и вырос в Суррее. Уилсон, которому на момент выхода книги было двадцать шесть, родился в рабочей семье в Лестере и после нескольких бесперспективных работ написал «Постороннего» в читальном зале Британской библиотеки, причем все это время якобы ночевал в парке Хампстед-Хит, не имея возможности снять жилье. Осборн и Уилсон никогда не встречались, но благодаря заголовку в «Дейли экспресс» в Великобритании началась эра «сердитых молодых людей». Их обоих назначили голосами послевоенного поколения. Затем последовал целый вал произведений – как в художественной литературе, так и в кино, – изображавших жизнь на севере Англии и созданных авторами из рабочего класса: Джоном Брэйном, Аланом Силлитоу, Стэном Барстоу и (единственной сердитой молодой женщиной) Шелой Делани. Независимо от того, сколько общего было у этих писателей между собой, помимо самого движения «сердитых», оно стало серьезным тычком в бок устоявшимся традициям британской культуры.