устроился на низкой лежанке, покрытой почему-то лошадиной попоной, а Лауриню указал на стопку толстенных книг, прикрытую кокетливой вязаной салфеточкой. Лауринь, впрочем, шаткой конструкцией не прельстился, заявив, что лучше постоит.
– Я тут вроде старосты, в этом доме, – пояснил Ганнис, витиевато извинившись за отсутствие угощения. – Так что у меня отдельные апартаменты, без жильцов, если не считать тараканов.
– Что же вы, господин Вайш, в клумбе-то тогда спите? – иронически попеняла я.
– Ума не приложу, как такое получилось, госпожа Нарен, – развел руками Ганнис. – Помню, что домой шел, да, видать, не дошел. Главное, самое важное не разбил…
– Что у вас там? – поинтересовалась я из любопытства. – Орта?
– Да что вы, какая орта! – возмутился Ганнис. – Горючая жидкость! Наши химики попросили раздобыть, я и добыл, и даже донес. Хорошо, не разбил по дороге, а то пожар бы устроил.
Я отметила про себя, что если приречные кварталы выгорят дотла, я буду знать, кто в этом виноват, и сказала:
– Давайте ближе к делу, господин Вайш.
– Давайте, – радостно согласился Ганнис. – Только прошу вас, без «господина», а то я себя как на экзамене чувствую! Вы вроде сказали, будто ищете кого-то? Что он натворил?
– Не гоните коней, Ганнис, – попросила я. – По порядку. Вы, значит, староста в этом доме?
– В этом раньше был, – кивнул он, – а теперь и за двумя другими присматриваю, потому как тамошние старосты наш бренный мир не так давно покинули, а новых выбрать все недосуг.
– Умерли во время эпидемии? – подняла я брови.
– Ага, – кивнул Ганнис. – Денег на лекарей и магов-медиков у нас нет, так что народу перемерло прилично. Зато теперь хоть не по очереди спать можно.
Лауринь возмущенно фыркнул.
– С другой стороны, – невозмутимо продолжал Ганнис, – и платить тоже некому, так что будем новых жильцов искать.
– С этим ясно, – кивнула я. – Стало быть, вы всех здешних обитателей знаете?
– Да, пожалуй, всех, – ответил Ганнис, подумав. – Из наших-то домов всех если не по именам, так хоть в лицо узнаю, да и соседи примелькались.
– А не появлялось ли среди них незадолго до начала эпидемии новеньких? – поинтересовалась я.
– Что-то вы, госпожа, уж очень много вопросов задаете, – прищурился вдруг Ганнис. – Прям как будто из сыскного отделения…
– Почти угадали, – холодно ответила я. – Однако чести служить в сыскном отделении не имею. Считайте меня частным сыщиком.
– Ага… – Ганнис призадумался. – А частных сыщиков обычно нанимают люди не бедные… А у нас за жилье не уплачено…
– Я хорошо плачу за информацию, – произнесла я. – Но я подчеркиваю – за информацию, а не за пустую болтовню.
– Тогда, считайте, договорились, – хмыкнул Ганнис.
– И своего сдадите? – приподняла я брови.
– Если это такой дурак, что влип в какие-то темные делишки и остальных за собой утянуть может, – сдам, – сердито ответил Ганнис. – Спрашивайте уже, что время-то тянуть.
– Хорошо. – Я помолчала. – Итак, для начала расскажите мне: в здешнем квартале люди начали заболевать до того, как объявили об эпидемии, или после?
– Да разве теперь упомнишь… – почесал в затылке Ганнис. – Тут, у реки, сыро, холодно, все время кто-нибудь соплями двигает. Да и потом… – Он принял смущенный вид. – За всеми не углядишь, кто у себя сидит, кто в кутузке, кто по городу бегает, кто пьяный дебоширит… Но вообще-то… Скорее, все-таки до карантина. Точно! – Ганнис вдруг подпрыгнул на своей лежанке, так что вторая стопка книг, находившаяся в опасной близости от его башмака, опасно закачалась. – Вспомнил! Тут неподалеку пекарня одна есть, а у пекаря дочка маленькая. Так мамаша ее, помню, приходила к нашим лекарям чего-нито от простуды попросить, говорила, простудилась девчонка. Наши-то по доброте душевной сходили посмотреть, микстуру какую-то приготовили… Не помогло, правда. А после этого кто-то из лекарей слег, точно. – Он поскреб в затылке. – А вообще это бы хорошо у девчонок наших спросить. Они у нас не пьянствуют особенно, должны лучше помнить, что к чему. Погодите-ка…
Ганнис выскочил из комнаты и через несколько минут вернулся с худой бледной девицей, закутанной в огромную серую шаль, отчего девица сильно смахивала на платяную моль. Некоторое время ушло на то, чтобы втолковать ей суть дела, потом девица напряглась и по некотором раздумье подтвердила слова Ганниса:
– Не знаю уж, у дочки пекаря наши заразились или нет, но только трое из лекарей слегли сразу. Да ты сам-то вспомни, – обернулась она к Ганнису. – Жайс-Репейник, Яника и дружок ее, Вит. Все втроем и убрались, чем их только не пичкали. А про эпидемию мы уже потом узнали. Так что, – повернулась она ко мне, – выходит, это с нас зараза пошла?
– Может быть, с вас, может, и нет, – задумчиво ответила я, отметив про себя, что молеобразная девица далеко не глупа. – Ганнис, вернемся к самому первому моему вопросу: никаких новичков не появлялось в окру́ге незадолго до этих событий?
– Да не припоминаю что-то, – почесал в затылке Ганнис. – Тут ведь все про всех знают, как в деревне, чужака живо приметят. К нам чужой не подселится, своих мы всех знаем, ну если только подружку кто приведет или парня, но это ж ненадолго…
– Врешь, – отрезала бледная девица. – Кто с Мирой, швеей, полгода жил, не ты ли?
– А вы так прямо все возмущались, – хмыкнул Ганнис. – Она ж вас всех обшила, пока тут жила. Да это когда было-то!..
– У нас чужих точно не появлялось, – сказала бледная девица, не обращая внимания на Ганниса. – А за соседние дома ручаться, как Ганнис, не стану, за всеми ведь не уследишь.
С этими словами она удалилась.
– Что это за чудо природы? – спросила я.
– Это? Это Нея Госс, из химиков, – ответил Ганнис. – Жуткая девка, мало того что страшная, так еще и стерва. Прославиться мечтает. Тьфу ты, бутыль-то я ведь ей и нес…
– Что ж, судя по всему, больше вы меня никакими сведениями порадовать не можете, – вздохнула я.
– Что знал, то рассказал, – пожал плечами Ганнис.
– И это уже что-то… – задумчиво сказала я, выкладывая на стол один за другим несколько аров. – Скажите-ка теперь, как этого пекаря найти, у которого дочка заболела…
Выбираться из грязного, но теплого студенческого обиталища на улицу не хотелось, но выбора не было. Лауринь ежился и отчаянно мерз в своей слишком просторной куртке, которую продувало насквозь. Я не мерзла, но на улице мне не нравилось – не люблю пронзительный сырой ветер.
Шокированный размерами гонорара Ганнис лично вызвался проводить нас к пекарю, что и исполнил, всю дорогу заверяя меня в своей искренней любви к частным сыщикам, их богатым нанимателям, а также приглашая обращаться с вопросами в любое время дня и ночи. Это было бы нелишне, я взяла Ганниса на заметку. Студенты хоть и безалаберны, зато бывают в самых разных местах и видят и слышат много интересного. Если умеючи спросить, можно получить любопытные результаты…
– Все, дальше я ни ногой, – сказал Ганнис, указывая на невысокий домик, зажатый между двумя строениями повыше. – Пекарь на нас зуб имеет с тех самых пор, как наши медики его дочку вылечить не смогли… Всего вам хорошего, госпожа Нарен!
– И вам того же, – кивнула я. – Что встали, Лауринь, идемте, поговорим с этим пекарем, что ли…
От кого-то ведь эта несчастная девочка должна была получить заразу? Сама по себе тирота не возникает, я уже говорила, это не красная лихорадка. Я чувствовала, что вот-вот нападу на след, жаль только, след этот успел изрядно остыть, не пропустить бы его…
– Закрыто, – ответили из-за двери пекарни на мой решительный стук.
– Сыскное отделение, – отчеканила я, резонно рассудив, что с законопослушным пекарем надо разговаривать иначе, чем со студентами. – Соблаговолите открыть.
Дверь распахнулась моментально, едва не стукнув меня по носу. На пороге обнаружился хозяин, невысокий щупленький человечек, за его спиной маячила дородная женщина, очевидно, жена, а к ее юбке жались то ли двое, то ли трое малышей.
– П-проходите, прошу вас… – вымолвил пекарь. – Простите за такой прием, госпожа, только сейчас кто только по улицам не ходит, боязно…
«Что же ты у меня документы-то не спросил? – усмехнулась я про себя. – А если бы и спросил, как понял бы, что они подлинные?» Этак сыскарем мог назваться и отъявленный бандит, как проверишь?
– Вы прохо́дите как свидетель по делу студентов-медиков, – заявила я, без приглашения усаживаясь за стол.
– К-каких студентов? – оцепенел пекарь.
– Тут неподалеку студенты живут большой компанией, – терпеливо пояснила я. – Среди них есть медики, лекари, если хотите. Так вот, уважаемый, эти недоучки занимались медицинской практикой, что строго запрещено. Вы, насколько мне известно, тоже пали жертвой их непрофессиональных действий. Вернее, не вы, а ваша дочь. Будете отрицать?
– Н-нет! – выпалил пекарь. – Так все и было!
– Расскажите подробно, – велела я.
– Дочка у нас заболела… – Пекарь сел напротив меня и пригорюнился. Его жена так и стояла в углу, сложив руки на животе. – Простыла, должно быть. Щенок у ней был, а он возьми да заболей, то ли отравился чем, то ли что, а она с ним все возилась во дворе, вот и простыла… Мы люди небогатые, на хороших лекарей денег нет, так мать ее травками пользовала, да без толку все, хуже да хуже… Тогда соседка ее и надоумила: пойди, говорит, к студентам, они тоже лечить умеют, сама у них какое-то зелье покупала. – Пекарь вздохнул. – Моя дура и потащилась. А они аж втроем пришли, переругались тут, что за болезнь и как лечить. Оставили микстуру, только не помогло, померла дочка, кровиночка единственная…
– А эти чьи? – нахмурилась я, кивнув на крутящихся вокруг женщины малышей.
– Соседские, – махнул рукой пекарь. – Та самая соседка, советчица-то, возьми да и помри, а у нее трое, и мужа нет. Взяли вот к себе пока что, может, какая родня объявится, а нет…
– Сами вырастим, – впервые подала голос женщина. – Их мать мне вместо сестры была, так что о приюте и не заикайся, не дам!