– А я не сказала? – делано удивилась я. – Драконы ведь умеют превращаться в людей. А в человеческом облике этот дракон был красивым и веселым юношей, добрее и благороднее многих рыцарей. Думаю, он даже читал принцессе стихи – драконы, знаете ли, отлично разбираются в поэзии. А еще он катал ее у себя на спине под звездным небом, представляете, как это здорово? Так что принцесса просто не могла не влюбиться в него, и, скорее всего, они жили бы долго и счастливо…
– А что же рыцарь? – спросил Эрвин. – Он ведь вызвал дракона на поединок?
– Вызвал, – подтвердила я. – Но дракон просто посмеялся над ним и хотел как следует напугать, чтобы рыцарь убежал и всем рассказал, что к дракону лучше не соваться. Только рыцарь был мало того что отважный, так еще и очень глупый. Он не побежал, а хотел заслониться от дракона сломанным копьем. – Я вздохнула. Картина недавних событий стояла передо мной, будто я видела все это своими глазами. – И так случилось, что копье застряло между камнями, а дракон случайно на него напоролся. Вообще-то драконов очень сложно убить, но от таких вот нелепых случайностей не могут уберечься даже они…
– И дракон умер?.. – тихо спросила Эрна.
– Дракон умер, – подтвердила я. – Рыцарь тоже умер, до того напугался.
– А принцесса? – задал резонный вопрос Эрвин. – Она вернулась к отцу?
– Нет, – покачала я головой. – Принцесса обняла дракона, заснула и больше уже не проснулась… Так что, как в любой сказке и полагается, хоть жили они очень недолго, но умерли все-таки в один день.
– Это очень грустная сказка, – сказал Эрвин и отчетливо шмыгнул носом.
– Зато хорошая! – Эрна, не стесняясь, вытерла глаза рукавом. – Мне ужасно жалко принцессу, госпожа Никс, она, наверно, была такая хорошая…
– Да, эта принцесса была очень славной девушкой, – согласилась я. Не стоило, наверно, вспоминать эту историю, но где бы я еще взяла им сказку? В другой раз можно рассказать, например, о заколдованном Лесе. Правда, в этой истории тоже слишком уж много мертвых тел, но можно постараться это как-то обойти.
– По-моему, это не совсем сказка, – заявил вдруг Эрвин, чем изрядно меня удивил. Я уж было привыкла его считать молчуном, идущим на поводу у более бойкой сестры. Ан поди ж ты…
– Почему ты так решил? – спросила я.
– Потому что все сказки хорошо заканчиваются, – серьезно ответил Эрвин. – Так положено. Не бывает, чтобы в сказке все-все умерли. Так только по правде бывает.
Однако и логика у ребенка! Хотя…
– Да, ты прав, – сказала я. – Это не сказка. Все это было на самом деле…
– Правда? – Близнецы уставились на меня горящими глазами. – Значит, драконы тоже бывают?
– Бывают, – усмехнулась я и зачем-то добавила: – Я даже видела одного. Правда, он тогда выглядел человеком, но все равно было понятно, что на самом деле это дракон.
Все! После этого пассажа отрывать от меня близнецов пришлось бы при помощи корабельной лебедки!
Выспросив у меня все, что я знала о драконах, близнецы немного успокоились, и Эрна спросила:
– Госпожа Никс, а таких взаправдашних историй, чтобы хорошо заканчивались, вы не знаете?
– Боюсь, что нет, – ответила я честно. – В таких историях все быть хорошо не может. А сказок я, к сожалению, совсем не помню. Как-то раньше не приходилось их рассказывать.
– Мама нам всегда рассказывала сказки… – протянул Эрвин. – И папа тоже.
– Только у папы сказки были все время про море, корабли, морских чудовищ и сражения, – вздохнула Эрна. – Они Эрвину больше нравились, а мне мамины… Госпожа Никс, а хотите, мы вам кое-что покажем?
– Хочу, – кивнула я. Похоже, сегодня я перевыполню заданный самой себе урок. Во всяком случае, поближе сойтись с детьми, как я и собиралась, мне, кажется, удалось.
– Эри, а если… – начал было Эрвин, но сестра его перебила:
– Только, госпожа Никс, не рассказывайте бабушке, пожалуйста! А то она очень рассердится…
– Хорошо, – кивнула я. – Обещаю.
Что, интересно, такое хочет показать мне Эрна, о чем не нужно знать их бабушке? Что за секреты от нее есть у близнецов?
Эрна тем временем соскочила с кровати и босиком подбежала к окну. Пошарила под подоконником – я услышала характерный щелчок замка́ открывшегося тайника, – и вернулась на кровать, держа в руках нечто, тщательно завернутое в плотную материю.
– Смотрите… – Эрна осторожно развернула ткань, и я увидела небольшой портрет в простой рамке. – Это наши мама и папа…
Я бережно взяла из ее рук картину, размером она была чуть меньше обычного писчего листа, так что следовало бы назвать ее, скорее, миниатюрой. Работа хорошая, немного старомодного стиля, но без придворной зализанной гладкости. До произведений Эриха Доржа этой картине было, конечно, далеко, но рисовал явно человек небесталанный.
Дочь Эвины я узнала сразу: она разительно напоминала мать. То же круглое личико, пшеничные волосы, веселые серые глаза. А мужчина, стало быть, отец близнецов. В самом деле, сходство с детьми разительное: такие же льдисто-голубые глаза, почти белая шевелюра, только физиономия загорела дочерна, причем явно не под здешним солнцем. Он оказался моложе, чем я предполагала, должно быть, всего лет на пять старше жены, хотя по такой картинке сложно судить. Но, несмотря на молодость, заметно было, что повидал этот человек на своем веку немало. Я присмотрелась: художник скрупулезно изобразил сережки и колечки золотоволосой девушки, да и на шее у мужчины что-то такое висело. В конце концов, мне удалось разобрать, что это: ромбовидная подвеска, довольно большая, видимо, темного металла, с выгравированными на ней почти неразличимыми знаками. Мне доводилось видеть такие штуковины, и я теперь знала, что за человек отец близнецов. И с этим знанием никак не вязалось другое: как он мог оставить своих детей?!
– Правда, мама красивая? – нарушил молчание Эрвин. – Бабушка тоже красивая, хоть и старая, только мама была добрая, а она…
– Бабушка не злая, – подала голос Эрна. – Просто… ну…
– Я понимаю, – кивнула я. – Просто она с вами строга и все время воспитывает, да?
– Иногда кажется, что она совсем нас не любит, – прошептала Эрна. – Хотя всегда говорит, что любит…
– Почему ты так решила? – поинтересовалась я. Эвину Лиссель мне уже на второй день знакомства отчаянно хотелось придушить, могу представить, каково приходилось детям! За просыпанную соль она могла отчитывать служанку битый час, сохраняя при этом на лице выражение ласковой укоризны. Не знаю, кого как, а меня такие люди всегда раздражали.
Внуков Эвина, конечно, любит по-своему, и выражается эта любовь в желании сделать детей достойными отпрысками семьи Лиссель, невзирая на сопротивление. Боюсь только, близнецам этого пока не понять.
– Не знаю… – Эрна погрустнела. – Она никогда к нам не заходит просто так, посидеть и что-нибудь рассказать, вот как вы сейчас. Только спрашивает про уроки, все время что-нибудь запрещает и ругает, если мы плохо себя ведем…
– Лучше бы она нас выпорола, – подал голос Эрвин.
– Странное желание, – заметила я.
– Ничего не странное, – возразил мальчик. – Когда к нам приезжает дядя Эррил с нашими кузенами, он тоже им много чего запрещает. Только они не слушаются, и тогда дядя Эррил их наказывает. Я сам видел: когда Эстан нарочно разбил бабушкину любимую вазу, дядя Эррил его поймал и выпорол своим ремнем.
– А бабушка бы нас за такое только отругала, – добавила его сестра. – Она бы очень-очень долго ругала! И потом не разговаривала бы с нами неделю. Или даже две.
– А дядя Эррил Эстана выпорол и тут же простил, – завершил мысль Эрвин. – И они поехали кататься верхом, хотя Эстану было больно сидеть.
Что ж, идея была мне понятна. Воспитательница из Эвины Лиссель была, судя по всему, еще та.
– Раньше у нас так тоже было, – сказала Эрна. – Когда мама была жива и папа еще не уехал. А потом…
Она шмыгнула носом и отвернулась.
– Потом бабушка прогнала папу, – сказала она тихо.
Вот это новости! Эвина утверждала, что зять ее уехал тайком, ночью… Неужели соврала?
– Как это – прогнала? – спросила я удивленно.
– Мы не знаем, – ответила за обоих близнецов Эрна. – Мы сами не слышали. Только папа с бабушкой и раньше часто ругались… ну, когда мама еще была жива… Бабушка говорила, что папа не только нас портит, но и маму.
Хм… Что-то начинает проясняться. Очевидно, коса нашла на камень: зять Эвине попался далеко не простой, с характером, не уступающим по силе ее собственному. Думаю, ему не составило труда вывести жену из-под влияния властной матери. И детей, надо полагать, он воспитывал так, как ему больше нравилось, не прислушиваясь к Эвине. Ту, понятно, такое положение вещей совсем не устраивало…
– А когда мама умерла, – добавила Эрна, – стало совсем плохо. Бабушка даже кричала на папу несколько раз, да так, что… ой-ой-ой!
– Только папа ее перекричал, – справедливости ради заметил Эрвин. – Знаете, какой у него голос, госпожа Никс!..
Однако… Это до какой же степени надо было вывести из себя благовоспитанную Эвину Лиссель, чтобы она повысила голос? Хм… Могу себе представить эту сцену: Эвина пытается перекричать зятя. А это, думаю, затея безнадежная, у таких, как он, глотка луженая.
– Это они потому ругались, что бабушка не позволила папе попробовать вылечить маму, когда она заболела, – сказала Эрна. – Папа говорил, что умеет, а бабушка все равно не позволила, а позвала нашего семейного лекаря. Папу так и не пустили к маме… Только потом… когда уже…
Эрна не договорила, всхлипнула, а я призадумалась. Как можно было не пустить этого человека к больной жене? Разве что связав и посадив в подвал, не иначе. Впрочем… Я видела здешних слуг, среди них есть такие мордовороты, что в одиночку, пожалуй, даже отличный боец с ними не справится, особенно если те навалятся разом. С другой стороны, отец близнецов должен был быть не просто отличным бойцом, а превосходным, что ему эти дуболомы! Очень странно…
– Они долго не разговаривали, – продолжила Эрна. – А потом вроде помирились…