— Максимов правильно тебе рассказал, — негромкий голос Шустова прервал его мысли. — У меня была неплохая версия. Жили тогда у нас в селе двое ребят — Федька Купряшин и Митька Корочкин. Лет по двадцать им было. Беспокоили они нас давно. Оба отбывали срок за кражи и грабежи. Как малолетним им поначалу дали немного. После освобождения вроде бы притихли, но я нутром чувствовал — не могут они сидеть спокойно. Не тот характер. В городе они частенько пропадали, возвращались под «мухой». На селе, случалось, драку устроят, но не больше. Мелочь вокруг них так и крутилась — подражали. Народ их побаивался, Купряшину-то и кличку дали характерную — Беда. Заподозрил я их в убийстве. Вот и решили мы посмотреть повнимательней за ними. Из города оперативник с женой приехал под видом отдыхающего, поселился на квартире по соседству, в контакт с Бедой вошел, но потом нам приказали эту версию больше не разрабатывать. Опознали тогда убитую. Правда, оперативника не сняли, в управлении хотели выйти на связи Беды в городе. Подозревали, что связан он был не просто с шушерой, а с кем-то из «законников» — «вором в законе». Как помнится, дела у оперативника, фамилия его Сафронов, шли неплохо. Беда ему вроде доверять даже стал, но потом, по-видимому, раскусил, и вся наша комбинация лопнула. Мне и по сей день непонятно, как он споткнулся, где наследил. Получалось у него.
— С этим Сафроновым встретиться бы неплохо, он наверняка может рассказать кое-что интересное, — вопросительно посмотрел Вершинин на Шустова.
— Он сейчас в МУРе работает, лет пять назад от нас в Москву перевелся. Можно пока отчет его в архиве поискать.
— А неизвестно вам, куда делся Купряшин и этот другой, как его?..
— У другого кличка Ляпа была, фамилия Корочкин. Нет их сейчас здесь. После того случая года через два, наверно, оба попались и с тех пор как в воду канули. Или срок отбывают, или просто не показываются здесь.
— Может, попробуем и сейчас начать с этой версии?
— Знаешь, Вячеслав Владимирович, — поморщился Шустов, — мы ведь совершим ту же ошибку, что и десять лет назад.
— Почему же? — удивился Вершинин.
— Тогда тоже взяли за основу одну версию и работали практически только по ней. И сейчас мы с тобой имеем одну версию, а уже говорим о тех двух как об убийцах. Не рано ли?
— Видите ли, Федор Андреевич, — Вячеслав тщательно размял отсыревшую сигарету и с трудом затянулся, — времени прошло много, и версия с Бедой самая реальная, по ней можно начинать работать сегодня же, материал есть. Другие у нас появятся, когда выясним, кто погибшая. Нам поможет областная прокуратура, а может, и управление внутренних дел. С управлением, я думаю, вам лучше договориться. А мы займемся вплотную Бедой и Ляпой…
Его слова прервал стук в дверь. Вошел дежурный по райотделу:
— Товарищ майор, жена ваша пришла, в дежурке ждет, интересуется, собираетесь ли вы домой.
— Иду, иду. Скажи, сейчас выходим.
Федор Андреевич собрал со стола бумаги и сложил их в сейф.
— Засиделись мы, жена, видишь, ревновать стала, попадет мне теперь, — усмехнулся он.
Они втроем вышли на улицу.
— Давай до утра, — сказал Шустов, прощаясь. — В основном мы договорились, а детали согласуем завтра. Кстати, я к тому времени постараюсь что-нибудь разузнать.
— Ну, пойдем-пойдем, завтра и договорите, — нетерпеливо потянула его жена.
— Обожди секунду, — Шустов потер лоб, что-то вспоминая. — Да, кто-то из односельчан рассказал мне тогда, будто к Беде незадолго до убийства приезжала незнакомая девушка, и ее видели с ним. Черт, отмахнулся я тогда от этих слов, а зря! — с досадой закончил он.
7. Еще один энтузиаст
— Знакомьтесь, — Шустов указал на сидевшего в кресле рыжеватого мужчину лет тридцати.
— Капитан Вареников, — представился тот, вставая. Он энергично пожал Вершинину руку и улыбнулся. Крупные веснушки, казалось, делали его улыбку еще обаятельнее.
— Мой друг и, можно сказать, ученик, — продолжал Шустов. — Сам окуневский, начинал у меня общественным помощником лет десять назад, потом в милицию пришел работать, сейчас в управлении, в уголовном розыске. Приехал по делу, о котором у нас вчера разговор шел. Николай с нами его начинал, на месте происшествия понятым был, потом помогал по собственной инициативе. Энтузиаст, вроде тебя, как услышал сегодня утром наши новости, загорелся, побежал разузнать кое-что и, видишь, приехал.
Вячеслав с любопытством взглянул на Вареникова. Он понравился ему с первого взгляда. В энергичном рукопожатии, быстрых жестах и дружеской улыбке чувствовался человек дела. Именно в таком единомышленнике Вершинин и нуждался.
Капитан обратился к Вершинину, будто бы знал его много лет:
— Мне Федор Андреевич как позвонил да рассказал о ваших находках, у меня руки сразу зачесались. Это дело — первое мое крещение было. После него я твердо решил в милицию идти, настоящий интерес проявился. Сколько с того времени воды утекло, и вот на тебе — опять к тому же случаю возвращаюсь. Считайте меня вашим помощником, — он вновь от души потряс руку Вячеслава.
— Каким уж там помощником, — смутился тот. — Просто вместе попытаемся найти преступника.
Вареников, словно не замечая смущения следователя, продолжал:
— Кое-что я могу вам рассказать уже сегодня, ну, во-первых, охарактеризовать наших возможных противников. Я их с детства знаю, росли, можно сказать, вместе, в футбол гоняли, рыбу ловили. Начну с Беды. Человек он непростой. Еще лет с двенадцати норовил все чужими руками делать. Умел ребят вокруг себя сколотить, даже старше по возрасту. Побаивались его приятели. Позже по его наущению крали из дому деньги, дрались. Но недолго Купряшин выходил сухим из воды. Посадили его вместе с лучшим дружком — Ляпой. Отсидел положенное, вышел. Вроде бы тихо стал жить, но я его смирению не верил. Беда скрытный страшно, да и в колонии поднаторел. Ко времени событий на Прорве за ним ничего не значилось, подозрительными казались только частые отлучки в город. Нередко возвращался оттуда навеселе и, как правило, при деньгах. В селе тогда шушукались, убийство женщины ему приписывали, а потом разговоры затихли. Я в то время не знал ничего, ни про Сафронова, ни про связи Беды в городе и тоже решил, что он ни при чем. А теперь, оказывается, другие обстоятельства открылись. Кто же мог догадаться? — Он развел руками. — Я сегодня посмотрел архивные материалы на него. Около года Беда еще на свободе ходил, а потом попался. Грабежами они с Ляпой и другими в городе занимались, причем довольно ловко. Вещи, которые они отнимали у своих жертв, как сквозь землю проваливались. Ничего обнаружить не удалось. Все-таки взяли его на рынке с золотом, но так и не установили, кому его нес. Сам Купряшин сбытом не занимался, а то бы давно сгорел, был какой-то скупщик, его так и не выявили. Беда семь лет получил, вскоре бежал из колонии, ему еще два года добавили. Отсидел в общей сложности девять лет, должен скоро выйти, где-нибудь в сентябре-октябре.
Шустов и Вершинин машинально взглянули на настольный календарь. Был конец июля.
— Да, времени у нас в обрез, — покривился Шустов. — Его присутствие нам сейчас совсем не нужно. Ну, а что Ляпа? — вопросительно посмотрел на Вареникова.
— Корочкин освободился больше года назад. Осел в городе, устроился слесарем на станкозаводе. Водятся ли и теперь за ним грешки, нам пока неизвестно. Постараемся приглядеться.
— Только не спугните его, — забеспокоился Вячеслав. — Мне с ним предстоит серьезный разговор, и лучше всего, если он к тому времени останется в полном неведении о наших предположениях. Допустим, мы не ошибаемся, тогда Корочкин или знает, кто убийца, или сам принимал участие в убийстве. В любом случае он — лицо заинтересованное.
— Вряд ли, — усомнился Вареников. — Я его тоже как облупленного знаю. Беда — тот злой, твердый, а этот размазня, в рот ему смотрел. На убийство, думаю, не способен.
— Ну ладно, ребятки, — посмотрел на часы Шустов, — взаимопонимание, чувствую между нами достигнуто, давайте теперь договоримся, с чего начинать, а то у меня вот-вот встреча с дружинниками.
— Я для начала покопаюсь в заявлениях о без вести пропавших за те годы, постараюсь съездить в Москву, посмотрю картотеку там, — встал Вареников, — а вам, Федор Андреевич, надо связаться с Позднышевым из Окунева. Пусть поинтересуется, как там мать Беды поживает, получает ли от него письма. И предупредите его: никакого разговора с ней насчет убийства затевать не надо.
— Ясно, товарищ начальник, — улыбнулся Шустов, — так и будем действовать.
Он уже открыл дверь, но неожиданно вернулся.
— Ты не помнишь, — спросил у капитана, — кто тогда из односельчан пустил слух, будто Беду видели незадолго до убийства с незнакомой девушкой?
Вареников задумался.
— Верно, был такой слух тогда, — вспомнил он, — и мне говорили об этом. Но кто? Дай подумать… Ну, конечно, — глаза его заблестели, — Голикова Анна Афанасьевна — секретарь сельсовета! На пенсии она сейчас.
— Вот с ней говорить можно без опаски, не проболтается. Человек надежный. Лучше всего Вячеславу Владимировичу. — И, махнув рукой, Шустов исчез.
Они остались вдвоем. Помолчали. Незаметно приглядывались друг к другу.
— И все-таки я нутром чувствую, что мы на верном пути, — нарушил молчание капитан. — Беды это работа!
— Возможно, возможно. Только наше предположение предположением и останется, если Беда или другие участники сами не расскажут, другие-то доказательства трудно сейчас отыскать, — несколько охладил его пыл Вершинин. — Я вещи, например, которые были на убитой, пытался разыскать, так, представьте себе, не нашел. Как у нас иногда говорят — утрачены. Платочек один носовой остался, в конверте при деле находился, и больше ничего. Допустим, удастся установить, кто она, а опознавать как?
— Но ведь вещи описаны в протоколах, — неуверенно произнес Вареников. — Платье коричневое, вельветовое, я как сейчас помню.
Чувствовалось, что слова Вершинина подействовали на него удручающе.